Тварь, стр. 59

Он удивился, что не увидел их сразу. Судно не могло отдрейфовать больше чем на полмили от буев, а в такой ясный день, как этот, большие розовые бочки должны быть видны по крайней мере за милю. Он точно знал, где они были: он сориентировался по объектам на берегу, когда сбрасывал буи. Возможно, волнение на море было сильнее, чем он думал, и бочки находились между валами. Он увидит их через минуту.

Но не увидел. Ни через минуту, ни через две, ни через три. Вип двигался на юг в течение пяти минут и по береговым ориентирам понял, что был уже дальше того места, где оставил буи.

Они исчезли.

Вип взял бинокль и навел его на полосу саргассовых водорослей. Если буи дрейфовали по течению, то они продвигались в том же направлении, что и водоросли, поэтому он проследил полосу водорослей до самого горизонта.

Пусто.

Он услышал шаги сзади, затем голос Мэннинга:

– Вы потеряли их?

– Нет, – ответил Дарлинг. – Просто еще не нашел.

– Будь оно все проклято! Если бы вы не потратили столько времени на...

Дарлинг поднял руку, внезапно насторожившись: он что-то услышал, что-то почувствовал или уловил.

Ощущение шло от ног, понял он. Очень слабое и далеко внизу – странное ощущение глухого удара. Почти как далекий взрыв.

– Что, господи, вы...

Теперь Дарлинг понял, что это, хотя верилось в это с трудом.

– Черт побери! – выругался он, плечом отодвинул Мэннинга в сторону, подошел к поручням и посмотрел вниз, в бездонную синеву.

В этот момент в глубине появился буй, единственный оставшийся неповрежденным, он устремился к поверхности, как сорвавшаяся ракета. Бочка выскочила из воды с громким сосущим звуком «уф» и взлетела на полдюжины футов в воздух, обдав брызгами палубу, прежде чем упала в воду и запрыгала на поверхности. Клочья двух других буев волочились за ней.

Тэлли и Шарп услышали эту суматоху и вышли из каюты. К тому времени, когда Дарлинг спустился на палубу, Шарп подцепил трос кошкой и вытаскивал буй на борт. Дарлинг отцепил буй, бросил трос в сторону, намотал его конец вокруг лебедки и включил ее.

– Это он? – спросил Мэннинг. – Это кальмар?

Трос дрожал, с него стекала вода, Дарлинг ощупывал его пальцами.

– Я не могу утверждать, мистер Мэннинг, но я скажу вам вот что: любое существо, достаточно сильное, чтобы проволочить на расстояние полумили многослойный трос вместе с тремя швартовыми буями, каждый из которых рассчитан держать на плаву полтонны, и способное потопить их на такую глубину, что два из них лопнули, – это, конечно, огромный сукин сын. – Дарлинг нагнулся над бортом и продолжал: – Но я не могу сказать, там он еще или нет.

– Он был подцеплен на крюк, – сказал Тэлли. – Он там. Он не может разорвать такую проволоку или погнуть крюки.

– Никогда не говорите «никогда», док, особенно если имеете дело с чем-то, что выходит за пределы обычного.

Затем Дарлинг попросил Шарпа:

– Возьми нож, Маркус, и води по нему оселком, пока он не станет острым как бритва, а затем вернись сюда и стань рядом со мной.

Шарп отправился в каюту, Тэлли последовал за ним и принялся заправлять видеокамеру.

– Нож, капитан? – спросил Мэннинг. – Для чего?

– Если это действительно чудовище, если оно достигает хотя бы половины таких размеров, каких, по словам дока, оно может быть, и если в нем осталась хотя бы искра жизни, я собираюсь перерезать трос и оставить ублюдка в покое.

– Вы не сделаете ничего подобного. По крайней мере, пока я не выстрелю в него.

– Ну, это мы посмотрим.

– Конечно, посмотрим, – заключил Мэннинг и направился в каюту.

* * *

Тэлли установил треногу на крыле ходового мостика, пристроил к ней видеокамеру, а Мэннинг занял место у поручней; его винтовка, которую он держал у груди, была заряжена обоймой из тридцати патронов. Внизу Дарлинг управлял лебедкой, а Шарп пропускал трос на пластиковый барабан.

Когда барабан был заполнен наполовину, Дарлинг подергал трос. Затем он остановил лебедку, намотал трос на руку и потянул его.

– Он ушел, – бросил Вип. – Если вообще был там. Сейчас его нет; на этом тросе нет ничего, кроме самого троса.

– Этого не может быть, – возразил Тэлли.

– Через минуту узнаем, – сказал Дарлинг и снова запустил лебедку.

– Значит, он не был подцеплен на крюк.

– Вы хотите сказать, что он тянул эти буи вниз просто ради спортивного интереса?

Показались первые зонтиковые снасти, и Шарп поднял их на борт. Приманки были на месте, целые и невредимые. Через минуту подняли вторую снасть, затем третью. Никто не притронулся ни к одной из них.

Когда появился четвертый зонтик, Шарп поднял руку и Дарлинг замедлил движение лебедки.

– Господи! – проговорил Шарп, доставая снасть. – Как будто ее переехал поезд.

Снасть была раздавлена, проволока туго закручена вокруг троса. С тросом и проволоками сплелись кусочки белого мышечного волокна. Две наживки были нетронуты, они все еще болтались на крюках, но остальные исчезли, и от крюков не осталось ничего, кроме пары дюймов изжеванного ствола.

Камера Тэлли работала беспрерывно, его глаз был прижат к видоискателю. Дарлинг подержал один из крюков перед камерой.

– Их невозможно разогнуть, да? Невозможно переломить? Смотрите, док, тот, кто находится там, внизу, не просто разогнул их, он их откусил.

Шарп подобрал со снасти несколько белых волокон, и они оставили едкую вонь на его пальцах. Он поморщился и вытер ладони о брюки.

– Это архитеутис, – воскликнул Тэлли. – Это запах аммиака. Он оставил нам свою визитную карточку.

Он выключил камеру.

– Разве от других животных не воняет аммиаком? – спросил Дарлинг.

– Не так сильно, как от архитеутиса. Это как бы его подпись и главное основание для наших – хоть каких-то – знаний о нем. Никто не видел ни одного живого архитеутиса. По крайней мере, в этом столетии, за исключением единственного случая, когда в сороковых годах он убил несколько человек, и то все происходило в темноте и никто по-настоящему не разглядел животное. Но люди видели мертвых гигантских кальмаров: двух вынесло волнами у Ньюфаундленда в шестидесятые годы. Они были выброшены на берег, а не потонули, оттого что, в отличие от рыб, не имеют плавательного пузыря. Их плоть пропитана ионами аммиака, а удельный вес ионов аммиака немного меньше, чем морской воды. Он составляет одну целую двадцать одну тысячную по сравнению с одной целой двадцатью двумя тысячными, если вам это интересно. Я видел мертвых кальмаров, капитан, и они не просто пахли аммиаком, они были пропитаны этим запахом. – Тэлли повернулся к Мэннингу. – Это он, Осборн. Он здесь, вне всяких сомнений. Мы нашли его.

– Послушайте, док, – проговорил Дарлинг. – Вы или сошли с ума, или хитрите с нами. Поймать на крюк гигантского кальмара невозможно. Его невозможно поймать при помощи подводного аппарата. Тогда скажите, ради бога, каким образом вы думаете изловить его?

Тэлли заявил:

– Живыми существами управляют два примитивных инстинкта, капитан, не так ли? Один из них голод. А какой второй?

Дарлинг взглянул на Шарпа, тот пожал плечами:

– Не знаю. Секс?

– Да, – подтвердил Тэлли. – Секс. Я собираюсь изловить гигантского кальмара при помощи секса.

45

Ящики Тэлли были пронумерованы, и он внес подробное описание их содержимого в таможенную декларацию. Теперь он заглянул в этот список и с помощью Шарпа и Дарлинга рассортировал ящики и разложил их на кормовой палубе в строгом порядке.

Мэннинг стоял в стороне и пристально разглядывал воду. Дарлингу казалось, что американец сводил все свое существование к одной мысли, имеющей одну направленность, при этом он отбрасывал все наслоения социальных установлений и сосредоточился только на одном неудержимом побуждении – убить. В прошлом Дарлинг встречал таких людей – людей, потерявших всякие представления о безопасности; на судне не было ничего опасней, чем они.