Прячась от света, стр. 35
29
Вторник, 13 октября.
Полнолуние
Линдси пристроила велосипед в зарослях ежевики и выключила фонарь. Оглядевшись, она затаила дыхание, прислушиваясь. Дождь закончился несколько часов тому назад, но с деревьев все еще капало, повсюду вокруг раздавался слабый шелест, лишь подчеркивавший тишину. В низинах собирался густой холодный туман, лентами спускавшийся к воде.
Через аллею дом Лизы стоял, окутанный мраком. Дома вдоль дороги были вовсе не видны за деревьями, а в небе, затянутом облаками, едва просматривалась алая луна – такую ведьмы называли «кровавой».
Повозившись с мокрой металлической застежкой, Линдси сняла фонарь с велосипеда и осторожно включила его снова. Ночь выпала неожиданно темная. Перебравшись через стену, девушка прошла по траве, следя за узким лучом фонаря, в свете которого все вокруг казалось другим. Контуры церковного двора были менее четкими, деревья – более угловатыми. Кусты казались гуще, укутанные туманом. На минуту Линдси совершенно растерялась и почувствовала, как к сердцу подступила волна паники. Остановившись, она заставила себя дышать ровнее. Она должна сохранять спокойствие, сосредоточиться и быть сильной!
В холодном белом свете фонаря все казалось нереальным. Она убедила себя, что прямоугольник более яркой по цвету травы, который различался в остальной траве, мог быть могилой Хопкинса. Сделав шаг вперед и беспорядочно освещая путь, девушка с трудом нашла нужное место, где бывала так много раз: здесь она шептала заклинания, рисовала круг, создавала ловушку, чтобы сдержать Хопкинса, приковать этого мстительного, жестокого духа навечно к земле!
Хопкинс был одной из причин, по которой она осталась в Мистли и не поддалась порыву продать коттедж, который ей достался в наследство. Ее внимательное, глубокое изучение колдовства, как старинной религии богини-матери, обязательно привело бы ее к Хопкинсу, даже если бы он не был так широко известен в этих местах. И даже больше: это было ее личное дело, потому что он казнил ее собственных предков! Она вздрогнула. Этот мерзкий призрак все еще бродит в тумане по глухим аллеям и полям. В тумане, которого она так боялась, который приносил запах крови и отзвуки прошлого зла!
Большим пальцем она нащупала в траве выступ. Это была часть фундамента разрушенной церкви. Именно здесь Линдси иногда присаживалась, повторяя слова, которые собиралась произнести, тихонько бормотала их себе под нос и ощущала их резонанс. Особые слова, слова власти!
Вокруг было что-то, от чего ей вдруг стало страшно. Не только потому, что здесь мог быть похоронен Хопкинс. Это было уже что-то большее. Словно именно здесь зародилось то зло, на котором процветал Хопкинс. В округе таких мест было несколько. Линдси не знала, почему и откуда пришло то первоначальное зло, но пока здесь стояла церковь, это зло было связано, заточено. Церковь действовала как противоядие. Зло не выплескивалось из земли. В день, когда последний камень церкви будет разрушен, печать будет снята... Она скинула со спины свой потрепанный кожаный рюкзак и опустила его на мокрую траву. В нем было всё необходимое. Свеча, соль, масло, вода в маленьких бутылочках, небольшая чаша, служившая ей котелком, ритуальный нож-атам, особая одежда, которую она надевала для подобных церемоний, и волшебная палочка, которую она сама вырезала из ветки орешника и украсила затейливой резьбой.
Опустив лампу, Линдси погасила ее. За редеющими облаками луна была похожа на тусклый янтарь, и цвет ее разливался в небе над устьем реки, где у пристаней Харвича и Феликстаува всю ночь в небо светили городские огни.
Девушка медленно обошла вокруг «этого» места, раскладывая свечи и остальные инструменты, подготавливая площадку. Потом, когда все было готово, она начертила круг и стала ходить по окружности снова и снова. Палочкой и концом ножа с черной ручкой, излучающими слабый свет, она воздвигала стену, сдерживающую дух ужасного человека, скрытого глубоко под землей.
Пламя свечей в маленьких плошках мигало от ветра. Одна свеча погасла, и Линдси остановилась, нахмурившись. Она слышала до сих пор лишь себя, произносившую слова заклинания, но теперь вдруг ощутила полную тишину, нарушаемую лишь шумом дождя, стекающего по желтым и зеленым листьям деревьев. Она поежилась и наклонилась к свече, спички застряли в кармане. Ее решимость таяла, стена силы рассеивалась. Она не могла ее удержать!
– Помогите мне! – Она встала, вскинув руки в темноте. – Духи-стражи четырех сторон света, придите ко мне! Явите свою силу! Помогите мне сохранить круг! Великая колдовская богиня, помоги своей дочери удержать это зло и этого человека в заточении!
Она сделала паузу, стоя с вытянутыми руками и глядя в небо. Ветер, пригнавший сильный холодный дождь, развеял облака от лика луны, которая осветила землю странным медным светом.
– Не дай ему встать на нашей дороге и войти в наши дома! Не дай ему преследовать наших женщин и снова сеять страх! Держи его крепко! Заточи его здесь под землей! – Голос Линдси прорвался сквозь сильный шум дождя. Она посмотрела вниз, на траву внутри круга. Трава была темная, едва освещенная мерцающим светом от свечей. Здесь не ощущалась сила, не было стены, удерживающей зло в пределах крута, ничего, кроме пустоты!
Она беспомощно уронила руки. Его здесь не было! Все напрасно! Он исчез! Сбежал! Дух «охотника за ведьмами» снова бродил по земле, она не смогла его удержать. Он был на свободе!
Порыв ветра прошелся по кронам боярышника и резко задул свечи. Линдси вдруг оказалась в кромешной мгле, потому что луна снова ушла за густые черные облака.
– Нет! – Она медленно повернулась. – Нет! Ты, ублюдок! Ты меня не получишь! Никого ты больше не получишь! Никогда! – Она почти визжала.
Повернувшись лицом к ветру, Линдси почувствовала холодный удар, пахнущий соленой тиной и морем. Ветви деревьев гнулись и трепались на ветру, роняя листья, летевшие ей прямо в лицо.
Она не увидела того, кто стоял в темноте почти рядом с ней.
30
Та же ночь, немного позднее
Эмма крепко спала. Ее глазные яблоки под веками быстро двигались, всматриваясь в прошлое. Во сне она была Сарой Паксман и стояла у гостиницы «Торн» в центре Мистли, окруженная толпой. Неподалеку у пристани баржа загружалась мешками с зерном и шерстью. С только что пришвартовавшегося на высоком приливе корабля сходили моряки. Колеса стучали по булыжной мостовой, а из открытой двери гостиницы невыносимо пахло пивом. Она плотнее завернулась в накидку и обратилась к одному из мужчин, вывалившемуся из пивного бара:
– Господин Хопкинс здесь?
Человек уставился на нее мутными глазами.
– Полагаю, да.
– Где?
– Наверху, – ткнул он большим пальцем позади себя. – Сударыня, вы же не собираетесь туда зайти?
– О, как раз собираюсь. – Сара высокомерно вскинула брови, повернулась и обратилась к своей служанке: – Следуй за мной, Агнесс, и помалкивай.
Оставив Джона Пеппера с конюхом присматривать за их лошадьми, две женщины вошли в дверь, где была узкая лестница, ведущая в коридор. Все двери в нем были закрыты.
– Господин Хопкинс? – позвала она, стараясь говорить спокойно и уверенно. – На одно слово, пожалуйста!
Она открыла первую дверь, за которой находилась большая общая комната, плохо освещенная и очень душная. В углу на соломенном матрасе, откинувшись на спину, крепко спал и громко храпел единственный обитатель. Она вздрогнула и перешла к другой двери. Это была отдельная спальня для более привередливых клиентов, затхлая и пустая.
– Госпожа, – Агнесс коснулась ее рукава, – смотрите! – От волнения у девушки дрожал голос. Она указала на одну из дверей: полоска света была ясно видна в темном коридоре. Сара сделала глубокий вдох, шагнула к двери и распахнула ее.
– Господин Хопкинс? Я хотела бы поговорить с вами, если вы не возражаете.
Он сидел за деревянным столом с гусиным пером в руке, совсем молодой человек, лет двадцати, но его узкое лицо уже было прорезано четкими линиями вниз от уголков губ, а его бледность резко контрастировала с темной козлиной бородкой и волосами. Глаза у него были темные, очень выразительные и проницательные. Напротив него сидела толстая цветущая женщина средних лет, в черном одеянии. Сара поклонилась ей без улыбки: