Оно, стр. 219

И в конце концов грозовые тучи разорвало и унесло. В тот вечер ни единой капли дождя не упало на Дерри. Духота осталась, и ночью люди спали кто на крыльце, кто на лужайке, а кто и в спальном мешке на полу.

Дождь пошел на следующий день, но уже после того, как Беверли увидела нечто ужасное, случившееся с Патриком Хокстеттером.

Глава 17

Еще один пропавший: смерть Патрика Хокстеттера

Закончив, Эдди вновь наполняет стакан слегка дрожащей рукой. Смотрит на Беверли и говорит:

— Ты видела Оно, так? Ты видела, как Оно утащило Патрика Хокстеттера на следующий день после того, как вы все расписались на моем гипсе.

Остальные наклоняются вперед.

Беверли откидывает волосы огненной волной. Под ними лицо выглядит неестественно бледным. Она достает из пачки сигарету — последнюю — и чиркает зажигалкой «Бик». Но, похоже, не может совместить огонек с кончиком сигареты. Через мгновение Билл легонько, но твердо ухватывает ее запястье, и его стараниями огонек смещается в нужное место. Беверли благодарно смотрит на него, выдыхает облако сизого дыма.

— Да, — говорит она, — я видела, как это случилось.

Ее бьет дрожь.

— Он был чо-о-окнутым, — напоминает Билл и думает: «Тот факт, что Генри позволил такому недоумку, как Патрик Хокстеттер, присоединиться к их компании, когда лето покатилось к осени… о чем-то говорит, так? Или о том, что Генри терял свое очарование, свою привлекательность, или о том, что безумие самого Генри быстро прогрессировало, а потому и Хокстеттер начал казаться ему нормальным парнем. И первое, и второе указывало на одно — нарастающую… что?.. деградацию Генри? Это правильный термин? Да, в свете того, что с ним сталось, где он закончил, пожалуй, что да».

«Есть и что-то еще, подтверждающее эту версию», — думает Билл, но пока только смутно помнит, что именно. Он, и Ричи, и Беверли как-то оказались рядом с гаражом «Трекер бразерс» — уже начался август и занятия в летней школе, благодаря которым Генри не слишком их донимал, практически закончились — и разве не Виктор Крисс подошел к ним? Очень испуганный Виктор Крисс? Да, было и такое. Все стремительно катилось к развязке, и Билл теперь думает, что каждый ребенок в Дерри это чувствовал — а особенно Неудачники и компания Генри. Но произошло это позже.

— Да, это ты понял правильно, — бесстрастно соглашается Беверли. — Патрик Хокстеттер рехнулся. Ни одна из девочек не садилась перед ним в школе. А если садилась, решала задачу по арифметике или писала сочинение или изложение, то внезапно ощущала его руку… легкую, как перышко, но теплую и потную. Мясистую. — Она сглатывает слюну, и в горле что-то щелкает. Другие смотрят на нее без тени улыбки. — Ты чувствуешь ее на боку, а может, и на груди. Никто из нас тогда не мог похвастать большой грудью. Но Патрика, похоже, это и не волновало.

Ты чувствуешь… это прикосновение, дергаешься, оборачиваешься, а там Патрик, улыбается толстыми резиновыми губами. У него был пенал…

— Полный дохлых мух, — внезапно подает голос Ричи. — Конечно. Он убивал их зеленой линейкой и складывал в пенал. Я даже помню, как он выглядел: красный, с белой рифленой пластмассовой крышкой, которая сдвигалась, открываясь и закрываясь.

Эдди кивает.

— Ты дергаешься, а он улыбается, потом открывает пенал и ставит его так, чтобы ты видела дохлых мух внутри, — продолжает Беверли. — И самое страшное — самое ужасное — он улыбается и ничего не говорит. Миссис Дуглас знала. Грета Боуи жаловалась ей на него, и я думаю, что Салли Мюллер что-то ей один раз сказала. Но… мне кажется, миссис Дуглас тоже его боялась.

Бен качнулся назад на стуле, руки сцеплены за шеей. Беверли до сих пор не может поверить, что он такой тощий.

— Я уверен, что ты права.

— Ч-что с н-ним с-случилось, Беверли? — спрашивает Билл.

Она вновь сглатывает слюну, пытаясь отогнать кошмарную мощь того, что она увидела в тот день в Пустоши, когда связанные между собой роликовые коньки висели у нее на плече, а колено саднило от боли после падения на Сент-Криспин-лейн, еще одной короткой обсаженной деревьями улицы, которая тупиком обрывалась там, где земля резко уходила вниз (и до сих пор уходит), обрываясь в Пустошь. Она помнит (ох уж эти воспоминания, они такие яркие и сильные, если приходят), что на ней были джинсовые шорты, если по правде, то очень уж короткие, чуть-чуть закрывающие трусики. В последний год она стала обращать больше внимания на свое тело — точнее, в последние полгода, по мере того, как оно начало округляться и становиться все более женственным. Увидеть это она, конечно же, могла благодаря зеркалу, но прежде всего ее убеждало поведение отца, который в последнее время стал резче, чаще пускал в ход ладонь, а то и кулак. Казалось, он не находил себе места, как зверь в клетке, а она нервничала, находясь рядом с ним, и напряжение только усиливалось. Оказавшись рядом, они генерировали какой-то особый запах, которого раньше никогда не было — до этого лета. И когда мать уходила, ситуация только усугублялась. Если этот запах и был, какой-то запах, тогда отец тоже его ощущал, потому что Беверли видела его все реже по мере того, как погода становилась жарче, отчасти из-за турниров его летней лиги боулинга, отчасти потому, что он помогал своему другу Джо Таммерли чинить автомобили… но она подозревает, что свою лепту вносил и запах, который они генерировали, находясь рядом, ни один из них этого и не хотел, но генерировали, и ничего не могли с этим поделать, как невозможно не потеть в июле.

Видение птиц, сотен и тысяч, спускающихся на коньки крыш, на телефонные провода, на телевизионные антенны, вновь прерывает ее мысли.

— Ядовитый плющ, — говорит она вслух.

— Ч-ч-что? — переспрашивает Билл.

— Что-то насчет ядовитого плюща, — медленно отвечает она, глядя на него. — Но дело не в нем. Меня словно обожгло ядовитым плющом. Майк?..

— Не важно, — говорит Майк. — Все придет. Расскажи нам, что ты помнишь, Беверли.

«Я помню синие шорты, — могла бы она сказать им, — и как сильно они выцвели, и как плотно обтягивали бедра и зад. В одном кармане у меня лежала полупустая пачка „Лаки страйк“, в другом — „Яблочко“».

— Ты помнишь «Яблочко»? — спрашивает она Ричи, но кивают они все.

— Билл дал рогатку мне, — говорит она. — Я не хотела ее брать, но… он… — Она улыбается Биллу, немного игриво. — Большому Биллу сказать «нет» никто не мог, и все дела. Я ее взяла, и потому в тот день пошла в Пустошь одна. Чтобы попрактиковаться. Я все еще не знала, хватит ли мне духа воспользоваться ею, когда возникнет необходимость. Да только… я воспользовалась ею в тот день. Пришлось. Я убила одного из них… одну часть Оно. Это было ужасно. Даже теперь мне трудно думать об этом. И один из других добрался до меня. Смотрите.

Она поднимает руку и поворачивает так, что все могут видеть сморщенный шрам в верхней части предплечья, у самого локтя. Это красный круг диаметром с гаванскую сигару, и впечатление такое, будто кто-то приложил ее к коже Беверли. Он чуть заглублен, и от одного взгляда на него по спине Майка бежит холодок. Это еще одна часть истории, вроде задушевной беседы Эдди против его воли с мистером Кином. Майк о ней подозревал, но никогда не слышал.

— В одном ты был прав, Ричи, — продолжает Беверли. — «Яблочко» оказалось смертоносным оружием. Я его боялась, но в каком-то смысле и полюбила его.

Ричи смеется и хлопает ее по спине.

— Черт, я знал это и тогда, глупая юбка.

— Знал? Правда?

— Да, правда, — кивает он. — Что-то такое читалось в твоих глазах, Беверли.

— Я хочу сказать, выглядела рогатка, как игрушка, но была настоящим оружием. Пробивала реальные дыры.

— И в тот день ты пробила в чем-то дыру, — мурлычет Бен.

Беверли кивает.

— Так Патрика…

— Нет, господи, нет! — восклицает Беверли. — Я о другом… подождите. — Она вдавливает окурок в пепельницу, несколько раз прикладывается к стакану, но пьет маленькими глоточками, пытаясь взять себя в руки. Наконец ей это удается. Ну… не совсем. И у нее создается ощущение, что это все, чего она может добиться в этот вечер. — Знаете, я каталась на роликах. Упала, сильно ободрала ногу. Тогда решила, что пойду в Пустошь и потренируюсь в стрельбе из рогатки. Сначала направилась к клубному дому, чтобы посмотреть, нет ли там кого из вас. Никого не нашла. Только запах дыма. Вы помните, как долго в клубном доме пахло дымом?