Оно, стр. 118

Что-то щелкнуло в корпусе рулетки, и мерная полоска начала быстро сматываться: разметка и цифры расплылись перед глазами Беверли. В конце, на последних пяти или шести футах, желтое сменилось темным, капающим красным, и Беверли с криком выронила рулетку на пол, словно мерная полоска внезапно превратилась в живую змею.

Свежая кровь потекла по белому фаянсу раковины, возвращаясь в широкий зрачок сливного отверстия. Беверли наклонилась, уже рыдая — страх куском льда морозил желудок, — и подняла рулетку. Зажала между большим и указательным пальцами правой руки, вытянула перед собой, и понесла на кухню. По пути капли с рулетки падали на истертый линолеум коридора и кухни.

Она пришла в себя, подумав о том, что сказал бы ее отец (что сделал бы с ней), если б обнаружил, что она залила его рулетку кровью. Разумеется, он не смог бы увидеть кровь, но мысли эти помогали собраться с духом.

Беверли взяла одну из чистых тряпок, еще теплую после сушки, словно свежий хлеб, и вернулась в ванную. Прежде чем отчищать кровь, вставила в сливное отверстие резиновую затычку, закрыв ею зрачок. Свежая кровь отходила легко. Беверли пошла по собственному следу, вытирая с пола капли, размером с десятицентовик, потом прополоскала тряпку, выжала и отложила в сторону.

Она взяла вторую тряпку и начала чистить отцовскую рулетку от густой, вязкой крови. В двух местах к мерной полоске прилипло что-то черное и губчатое.

Хотя кровь запачкала лишь пять или шесть последних футов, Беверли вычистила всю мерную полоску, убрала все следы грязи. Покончив с этим, положила рулетку в шкафчик над раковиной и, прихватив с собой обе тряпки, вышла из квартиры через дверь черного хода. Миссис Дойон вновь кричала на Джима. В этот еще теплый вечер ее голос разносился, подобно колокольчику.

В глубине двора (голая земля, сорняки, бельевые веревки) стояла мусоросжигательная печь. Беверли бросила в нее тряпки, а потом присела на верхнюю из ступеней, что вели к двери на кухню. Слезы пришли неожиданно, полились рекой, и на этот раз она и не пыталась их сдерживать.

Положила руки на колени, голову — на руки, и плакала, пока миссис Дойон призывала Джима уйти с той дороги — или он хочет, чтобы его сбила машина и он умер?

ДЕРРИ: Вторая интерлюдия

14 февраля 1985 г.

День святого Валентина

Еще два исчезновения на прошлой неделе — в обоих случаях дети. А я только начал расслабляться. Один — шестнадцатилетний подросток Деннис Торрио, вторая — пятилетняя девочка, которая каталась на санках за своим домом на Западном Бродвее. Бьющаяся в истерике мать нашла ее санки — синюю пластмассовую «летающую тарелку», и больше ничего. Ночью прошел снег — выпало около четырех дюймов. Никаких следов, кроме как девочки, сказал мне шеф Рейдмахер, когда я ему позвонил. Думаю, я его очень раздражаю. Но мне из-за этого бессонные ночи не грозят. Мне приходилось сталкиваться кое с чем и похуже, так?

Я спросил, можно ли взглянуть на сделанные полицией фотографии. Он отказал.

Я спросил, вели ли ее следы к дренажной решетке или к водостоку. Последовала долгая пауза, после которой я услышал: «Я начинаю думать, не пора ли тебе обратиться к врачу, Хэнлон? К какому-нибудь психиатру. Ребенка похитил отец. Или ты не читаешь газеты?»

— Торрио тоже похитил отец? — спросил я.

Снова долгая пауза.

— Угомонись, Хэнлон. Оставь меня в покое. — И он положил трубку.

Разумеется, я читаю газеты — кто, как не я, раскладывает их каждое утро в читальном зале публичной библиотеки? Маленькая девочка, Лори Энн Уинтербаджер, по решению суда находилась под опекой матери после скандального бракоразводного процесса весной 1982 года. Полиция исходит из того, что Хорст Уинтербаджер, вроде бы работающий механиком где-то во Флориде, приезжал в Мэн, чтобы похитить дочь. Согласно их версии, он припарковал автомобиль за домом и позвал дочь, которая сама подошла к нему — отсюда отсутствие чьих-либо следов, кроме Лори. Они, правда, стараются не упоминать, что девочка с двухлетнего возраста не видела отца. Скандальность бракоразводному процессу придали обвинения миссис Уинтербаджер, что Хорст Уинтербаджер как минимум дважды сексуально домогался ребенка. Она просила отказать Уинтербаджеру в праве видеться с дочерью, и суд так и постановил, хотя Уинтербаджер яростно все отрицал. Рейдмахер заявляет, что приговор суда, полностью отрезавший отца от единственного ребенка, мог подтолкнуть Уинтербаджера на похищение дочери. Наверное, эту версию и можно считать правдоподобной, но спросите себя: узнала бы Лори Энн отца после трех лет разлуки и побежала бы на его зов? Рейдмахер говорит «да», пусть она и видела его в последний раз в два годика. Я так не думаю. И ее мать говорила, что Лори Энн прекрасно знала о том, что нельзя ни подходить к незнакомым взрослым, ни разговаривать с ними. Этот урок большинство детей в Дерри вызубривают с младенчества. Рейдмахер говорит, что полиция штата Флорида уже разыскивает Уинтербаджера, и он может снять с себя ответственность.

«Вопросы опеки в компетенции адвокатов, а не полиции», — так процитировали этого напыщенного толстобрюхого говнюка в пятничном номере «Дерри ньюс».

Но Деннис Торрио… это совсем другая история. Дома все прекрасно. Играл в футбол за «Тигров Дерри». Отличник. Летом 1984 года прошел курс в «Школе выживания путешественника» и с блеском сдал экзамен. К наркотикам не притрагивался. Идеальные отношения с девушкой, которую любил без памяти. Имел все, ради чего стоило жить. Все, чтобы оставаться в Дерри по меньшей мере следующие два года.

Тем не менее он пропал.

И что с ним случилось? Внезапный приступ тяги к путешествиям? Пьяный водитель, который сшиб его, убил и тайком похоронил? Или он все еще в Дерри, только на темной стороне Дерри, водит компанию с такими как Бетти Рипсом, и Патрик Хокстеттер, и Эдди Коркорэн, и остальные? Или…

(позже)

Опять двадцать пять. Хожу и хожу кругами, не делаю ничего конструктивного, только завожу себя так, что скоро начну кричать. Я подпрыгиваю от скрипа железных ступеней, ведущих к стеллажам. Шарахаюсь от теней. Задаюсь вопросом, а как бы я отреагировал, если в тот момент, когда расставлял книги по стеллажам наверху, катя перед собой тележку на резиновом ходу, меж книг высунулась бы рука, хватающая рука…

В этот день у меня вновь появилось почти непреодолимое желание начать им звонить. В какой-то момент я даже набрал «404», код Атланты, глядя на лежащий передо мной телефонный номер Стэнли Уриса. Потом подержал трубку у уха, спрашивая себя, хочу ли я позвонить, потому что абсолютно уверен — на сто процентов уверен… или потому, что очень уж напуган и не могу выдержать этого в одиночку; потому что я должен поговорить с тем, кто знает (или узнает), чего именно я так боюсь.

И тут я слышу, как Ричи говорит: «Команда? КОМАНДА? Не нужны нам никакие вонючие команды, сеньор-р-р», — голосом Панчо Ванильи, слышу так отчетливо, будто он стоит рядом со мной… и кладу трубку на рычаг. Потому что когда так отчаянно хочется кого-то увидеть, как я хотел увидеть Ричи Тозиера (или любого из них), доверять собственным мотивам нельзя. Лучше всего мы лжем сами себе. Дело в том, что на сто процентов я все-таки не уверен. Если обнаружится еще одно тело, я позвоню… но пока я должен предполагать, что даже такой напыщенный говнюк, как Рейдмахер, может оказаться прав. Лори могла помнить своего отца; возможно, видела какие-то его фотографии. И, наверное, взрослый может убедить ребенка сесть к нему в машину, как бы того ни предупреждали.