Баудолино, стр. 71

— Глядите, — растолковывал Ардзруни. — Здесь все зиждется не на воде, а на воздухе. Когда внутренний вал-поршень опускается, он сжимает воздух, содержащийся в цилиндре из алебастра, изгоняя воздух в нижнее отверстие. Когда же я рычагом подымаю внутренний вал, в цилиндре поворачивается заглушка и нижнее отверстие закрывается. Поэтому изгнанный из цилиндра воздух обратно поступить не может. Когда этот внутренний вал-поршень доходит до самой высшей точки, приходит в действие другая крышечка, впуская воздух, который по вот этому, видимому всеми вами хоботу выкачивается из той самой верхней комнаты, которую мы недавно упоминали. Когда наш внутренний вал-поршень спускается опять, он выгоняет из цилиндра и этот воздух. Так понемногу машина отсосет весь воздух из этой верхней комнаты и выпустит сюда в зал. А сверху в комнате создастся пустота.

— А новый воздух не может войти откуда-нибудь в верхнюю комнату? — спросил Баудолино.

— Никак не может. Одновременно с запуском насосной машины по этим вот веревочкам, которые привязаны к рычагу, передается движение на всевозможные затычки и заглушки в той комнате, плотно перекрывая любой доступ воздуха внутрь того помещения.

— Значит, можно умертвить человека, находящегося в той комнате, — сказал Фридрих.

— Можно. Я не умертвлял никаких людей. Я оставил в той комнате петуха. Когда кончился опыт, петух оказался мертв.

Борон качал головой и нашептывал на ухо Баудолино: — Нельзя верить ему. Все он лжет. Если вправду петух оказался мертв, это значит, пустота существует в природе. Но природа страшится пустот. Значит, и петух до сих пор жив и здоров. То есть, может быть, и мертв, если его употребили на суп. — Затем Борон громко спросил Ардзруни: — Ты, наверное, слышал и о том, что животные погибают в нижней части глубоких скважин, там, где затухает и пламя свеч? Иногда делается вывод о том, что в скважинах, значит, нету воздуха, следовательно, в них пустота. Но правильное суждение иное. В глубокой части скважин нету легкого воздуха, а есть тяжелый и зловредный, он-то и душит и людей и свечи. То же, видимо, происходит в твоей комнате. Ты высасываешь оттуда легкий воздух, в комнате остается тяжелый, этим воздухом нельзя дышать, потому-то и издох петух.

— Ладно вам, — пресек их император. — Эти штуки презабавны, но за исключением Архимедовых зеркал, все остальные совершенно неприменимы ни в осадах, ни в полевых сражениях. Раз так, на что они? Я проголодался. Ты, Ардзруни, обещал нам славную трапезу. Мне кажется, что время ужина настало.

Ардзруни поклонился и пригласил Фридриха со свитой в столовые палаты. Ужин действительно был великолепен, особенно на вкус гостей, пробавлявшихся многие недели скудным рационом в походе. Ардзруни угощал их отменными творениями армянской и тюркской кулинарии, вплоть до сластей, от которых гостям показалось, что их по уши залили медом. Как и порешили, Баудолино с друзьями пробовали каждое блюдо перед тем, как к нему прикасался император. В обход всякого придворного этикета (на войне вообще этикет не всегда соблюдается) все сидели за общим столом, Фридрих ел, пил, веселился, будто был на равных с прочими. Слушал любопытную дискуссию между Бороном и Ардзруни.

Начал ее Борон: — Ты вот упорно говоришь о пустоте, будто в пространстве может не быть никаких тел, даже воздушных. А между тем пространство, где нет никаких тел, существовать не может. Пространство являет собой взаимоотношение тел. И пустота существовать не может, поскольку природа страшится пустот, как учат нас великие философы. Ты втягиваешь в себя воздух через трубку, погруженную концом в воду, вода в ней подымается, не допуская пустоты в том месте, откуда ты вытянул воздух. И кроме того! Послушай! Любые предметы падают на землю, причем железная статуя падает скорее, нежели кусок ткани, поскольку воздуху не под силу выдерживать вес статуи, а вес платка воздух выдерживает без труда. Птицы летают потому, что, маша крыльями, перемещают много воздуха. Он их выдерживает, хотя они имеют вес. Птиц держит воздух точно так же, как рыб держит вода. Если бы не было воздуха, то птицы падали бы, но, прошу внимания, у всех падающих тел скорость бы была одинаковой. Добавлю, что будь в небе настоящая пустота, звезды передвигались бы с бесконечной скоростью, поскольку их ничто бы не удерживало в их падении или в их кружении. Их не удерживал бы воздух. А воздух противостоит даже огромному весу звезд.

Ардзруни ему в ответ: — Кем доказано, будто скорость тела пропорциональна весу этого тела? Утверждал же Иоанн Филопон: скорость зависит от начального движения, примененного к этому телу. И вдобавок скажи мне. Если бы не было пустоты, как бы перемещались предметы? Они стукались бы об воздух, он бы их не пропускал.

— Отчего же! Когда тело передвигается, воздух, который занимал то пространство, куда перешло тело, отодвигается на место, прежде занимавшееся этим телом. Представь себе: два человека хотят разминуться на узкой дороге. Оба втягивают животы, прижимаются к стенам и один пропихивается вперед, а другой мимо него назад. Наконец каждый займет то пространство, которое прежде занимал другой.

— Да, потому что каждый из двоих по собственной воле придает движение своему телу. Но воздуху воля не присуща. Воздух движется в зависимости от натиска какого-либо смещающего воздух предмета. Однако натиск создает движение во времени. В ту минуту, когда предмет перемещается и оказывает натиск на тот воздух, который впереди него, воздух еще не двигался и, следовательно, не переходил еще на то место, которое освободил предмет, перемещаясь. Что же существует в этом освобожденном месте, хотя бы на краткий миг? Там существует пустота!

Фридрих до этой минуты потешался, внимая голопрению, но тут его терпению пришел конец. — Кончайте спор, — распорядился он. — Завтра, коль уж на то пошло, посадите в комнату нового петуха. А сейчас дайте спокойно мне доесть этого, и хочу надеяться, что ему скрутили шею по-божески, по-христиански.

25

Баудолино видит обе смерти императора

Ужин затянулся. Император захотел лечь. Баудолино с приближенными прошли за Фридрихом в комнату и внимательно осмотрели ее при двух факелах, укрепленных на стене. Поэт пожелал проверить даже отверстие дымохода, но тот сужался почти сразу и никак не позволил бы пролезть человеку. «Тут дай бог дыму выйти», — хмыкнул он. Друзья обследовали и нужную камору. Никто не мог бы пробраться через сточный канал.

Возле постели, рядом с зажженным фонарем, стоял кувшин, Баудолино отхлебнул воду. Поэту пришло в голову, а не посыпана ли ядовитым порошком подушка в том месте, куда император дотронется ртом во сне? Неплохо было бы, добавил он, всегда иметь под рукой противоядие, ибо…

Фридрих прервал его просьбой беспокоиться меньше. Рабби Соломон смиренно возразил: — Господин, ты, очевидно, слышал, что я предан всей душой, пусть и будучи иудеем, тому предприятию, которое в случае успеха увенчает тебя вечной славой. И твоя мне жизнь собственной дороже. Послушай. Я купил в Каллиполисе мощное противоядие. Возьми его, — произнес он, вынимая склянку из халата. — Отдаю его тебе, потому что в моей скудной бытности мало случаев подвергнуться злобе знатных недоброжелателей. Буде выпадет тебе когда ни то ночью ощутить недомогание, выпей эту склянку сразу. Если даже тебе подсунут вредное яство, снадобье тебе поможет.

— Я благодарен, Рабби Соломон, — растроганно вымолвил Фридрих. — И благо мы делаем, тевтонцы, что защищаем твою родню по крови, и быть сему во все последующие веки! Мы, немцы, вас, евреев, никогда не дадим в обиду, клянусь своим народом! Приму твое противоядие. Вот я что с ним сделаю. — Он вынул из переметной сумы кивот с Братиной, которую постоянно и ревниво носил при себе. — Гляди, вот видишь, — продолжал он, — вот я вливаю состав, подаренный тобою, иудеем, в ту чашу, где содержалась кровь Господня.

Соломон поклонился, хотя и с сомнением прошептал на ухо Баудолино: — Эликсир иудея становится кровью лжемессии… Творец благословен, Святой Он и да простит Он. По существу, эту историю с Мессией выдумали вы, язычники, а не Иешуа из Назарета, который был праведником и, по словам наших раввинов, толковал Талмуд с рабби Иешуа бен Пера-Хиа. К тому же твой император нравится мне. Думаю, следует слушать побуждения сердца…