Чем вы недовольны?, стр. 51
У Дычменко снова тряслись губы, обвисающие щеки, коленки.
– Ну, сознавайтесь. Сколько вам уплатил Тернюк за оба распоряжения? – спросил помпрокурора.
– Вот показания Тернюка, – Катя показала на какую-то страницу.
Дымченко подумал. Если они ничего не знают о Джейране, то ещё полбеды. Может, ограничатся только этим распоряжением на три тысячи. Кажется, наказание небольшое.
– Три тысячи, – выдавил Дымченко, думая о тех семидесяти тысячах, которые лежат на безымянных книжках. Вздохнув, добавил: – Половину я отдал Прохорову.
– За что? – быстро спросила Катя.
– За разрешение отпустить Тернюку неплановый лес.
– Вот заявление Прохорова на имя прокурора. Две тысячи кубометров третьего сорта он разрешил, на это он имеет право. Тысячу пятьсот рублей он взял у вас в долг давно и вчера вам срочно вернул их. При свидетеле.
– Какой ещё свидетель?!
– За оконной портьерой, по его просьбе, стояла секретарь управления Иванина.
– Провокация!
– Деньги вы увезли на такси.
Больше всего в эту минуту Дымченко беспокоился о судьбе спрятанных сберкнижек. Правда, он предупредил жену. Она женщина не промах. Не сознается. И не отдаст. В доме, кроме мебели, ничего ценного нет.
Два часа не сознавался, потом упорство иссякло.
– Прохоров деньги вернул. Это верно. Я поехал в ресторан «Будапешт», напился, и у меня их вытащили.
На этом уперся. И ни с места.
Почему тут же не заявил милиции? Был пьян. Почему утром не обратился? Не успел, спешил на работу. Жена знает о потере? Нет. Откуда у него такие деньги? Собственные сбережения. Где хранил их? В служебном сейфе.
Дымченко препроводили в место, где есть возможность думать, размышлять и гадать.
К ИВАНОВУ ВСЯКИЙ ПОЙДЕТ
Заместитель председателя Ломоносовского совнархоза Василий Васильевич Новгородов пригласил в свой кабинет Андрея Полонского. Грузный, монументальный, басовитый, как гудок мощного буксира, чуть сутулый, зампред стоял лицом к окну, ждал старшего инженера.
За окном северодвинская непогода. Моросит. Падают последние жёлто-красные листья. Уже белеют скульптуры на аллеях сквера, досель не видимые за деревьями. Потемнела Двина и пенит волны, борясь с ветром со стороны моря. На душе Новгородова тоже не солнечно.
– Позор, позор… Знали ведь, Панков живет не по средствам. Все видели, а деликатничали. Нельзя вторгаться в личную жизнь. А допускать вторжение в государственную кассу можно? Загружены мы… заседания совета, пленумы, бюро, сессии… всё правда. Но чтобы пресечь деяния Панкова, требовалось полчаса, час… Пригласить его в партком и потребовать отчёт. Да, отчет. Откуда шубы, сервизы, машина, дорогие украшения? Откуда? Мы же всё видели.
Звонит телефон. Новгородов поднял трубку.
– Слушаю. Да. Новгородов. Нам не о чем говорить, Виктория Степановна. Абсолютно не о чем. Нет, это не случай. Проверка вскрыла слишком много подобных дел, которыми занимался ваш муж. Извините.
У стола стоял Полонский.
– Садись. Разговор будет лирический. Не возражаешь, если я буду говорить «ты»? Ответь, почему ты прервал отпуск?
– Я увидел Панкова в обществе Тернюка. Также видел, как Тернюк сперва оплатил счёт ресторана, затем вручил Панкову деньги. Почувствовал себя соучастником. Я дважды вручал Тернюку наряды на лес первого сорта.
– По устному распоряжению Панкова?
– Первый раз по устному, второй раз по служебной записочке. Оба раза промолчал, хотя что-то царапнуло. Но никому не сказал. В Сухуми меня оглушило. Я всю ночь… Ну, это неважно. Решил – больше им эти махинации не пройдут.
– А мне говорили, что тебя ничего не трогает, что всегда был чем-то недоволен.
– Трогало меня всегда, но считал, бороться бесполезно, и знал примеры, когда тех, кто боролся, постигали одни неприятности. И был недоволен.
– Всяко бывает, чего греха таить.
– Я считал, что вы покровительствуете Панкову.
– Нет, Андрей. Никогда не покровительствовал. Ценил его как работника. Это верно. Ценил и благодушествовал. Ну ладно. Жуликов накажет суд, а нас наша совесть. Это тоже наказание не из легких. Сейчас мы с тобой решим важный вопрос. Вместо Панкова назначается Борис Иванович Шпиль.
– Он согласился?
– Согласится. Ему, женатому, мы всё знаем, сейчас удобней жить в Ломоносовске. Нельзя же всё время гонять «Чайку» туда и обратно. Верно?
– Безусловно.
– Следовательно, тебе нужно переходить на другую работу. Вместо Бориса Ивановича директор комбината Иванов выдвигает талантливого инженера Алехина, секретаря парткома. Мы рекомендуем тебя заместителем главного инженера комбината. Подумай.
– К Иванову всякий пойдет.
– Вот именно. Тогда всё. Желаю всяческих, как говорится.
Новгородов с душой пожал тонкую руку Полонского, Андрей поморщился – ну и силища!
– Извини. Я ведь волжский грузчик.
– Знаю, – сказал Андрей. Рука у него горела, словно побывала в тисках.
Утром, придя на работу, Андрей уже застал Валю Крылову. В белом нарядном свитере, чёрной юбке, новой прическе, какая-то торжественная и взволнованная. Увидев Андрея, ещё пуще порозовела и тут же стремглав покинула комнату.
Когда за окном река или море, всех обязательно тянет к окну, Андрей, заложив руки в карманы, прошёл к широкому окну. Глядел на реку, чуть покачиваясь на носках. Что смутило Валю? И почему она сегодня какая-то особенная? Чудесная девушка. Милая, с чистым сердцем. Андрей сел и открыл ящик стола. Что-то длинное. Коробка. Открыл. Великолепный галстук в целлофане. И на белом картоне: «Поздравляю с днем рождения. Валя». Не забыла. Сегодня утром Андрей получил телеграмму от матери и Бориса. И вот ещё одно чуткое сердце. Вернулась Валя.
– Валя, я сердечно тронут. Нет слов. Хотел бы отметить, – Андрей запнулся, в кармане восемь рублей. Не разгуляешься.
– У меня есть. Дам взаймы, – поняла Валя.
– Откровенно говоря, я не люблю наши ломоносовские рестораны.
– Можно у меня. Например, завтра вечером. Позовем Люсю, Галю, Татьяну, Веру, Наташу. Хозяйка всё приготовит. Пригласи своих друзей.
– Кого? Яши нет. А сегодня, если согласна, пойдём в кино. Я в обед схожу за билетами на восемь часов.
– Хорошо.
Звонок. Андрей взял трубку.
– Да. Полонский. Не знаю. Если вы настаиваете. Можно у меня дома. Завтра воскресенье. Скажем, в одиннадцать утра. Пожалуйста.
– Звонила Виктория Степановна, супруга Панкова, – сказал Андрей Вале.
В пять часов с минутами Андрей вышел из подъезда совнархоза и повернул к проспекту Виноградова. У стендов драматического театра его поджидала Ляля.
– Здравствуй, Андрюша. Почему ты без берета? Дождь.
– Берет в кармане. Хочу освежиться.
Лялю направили к стенду драмтеатра неожиданные обстоятельства. Пришёл грузовой теплоход «Дагестан». Вечером помощник капитана Филипп Касаткин встретился с Лялей. Встреча прошла без взаимопонимания и вручения зарубежных сувениров. Касаткин объяснился сурово и коротко:
– Знаю всё. С кем уезжала, с кем гуляла в Сухуми.
– Что ты? Кто насплетничал?!
– Твои подружки объяснили. И сам Сергей Норков, капитан сейнера, подтвердил. Все факты проверены. И про Полонского знаю. Я видел его, славный парень. И счастливый, что не женился на тебе. Вся команда знает о твоих похождениях, так что к теплоходу не приходи. Над тобой смеяться будут. Прощай.
Дальнейшие уверения оказались бесполезными. Касаткин ушёл.
Едва вошли в театральный сквер, Ляля начала активное покаяние. Предполагая, что могут понадобиться слезы, она сегодня не стала подкрашивать ресницы.
– Прости меня, Андрей. Ты же не мог поехать со мной. Уже нельзя ни с кем дружить, встречаться?
– Между нами всё кончилось в ту минуту, когда ты просила время на размышления. В переулке напротив моего дома, который мог стать твоим домом. Сейчас поздно. Я женился.
– Когда?
– Неделю назад.
– На ком? Я могу знать?