Нумизматы, стр. 1

Стенли ЭЛЛИН

НУМИЗМАТЫ

Среди прочего, чему пришлось ему научиться за годы семейной жизни, было одно твердое правило: когда жена приводит себя в порядок перед выходом, ни под каким предлогом не отрывать ее от этой сложной и кропотливой работы, требующей сосредоточенности и пристального внимания перед зеркалом. Вот и сейчас, ожидая Милли, он спокойно стоял у открытого окна их номера, рассеянно глядя сверху на поток машин, стиснутых в самой настоящей пробке, образовавшейся на узенькой рю Камбон.

— Уолт, — окликнула его Милли, — я готова. Уолт, ты слышишь меня? Я говорю, я готова.

Он обернулся и посмотрел на жену. Милли была не просто готова, она была безупречно, ослепительно готова. В этом простом черном платьице, которое поразило его тем, что стоило двести долларов, она выглядела потрясающе.

Просто потрясающе. В свои сорок шесть лет Милли оставалась такой же стройной и элегантной, как и в день их свадьбы, и намного более эффектной.

— Выглядишь на миллион долларов, — отметил он, сдержанным кивком выражая свое одобрение.

— Жаль, что не могу сказать того же о тебе. Объясни, пожалуйста, ты что, собираешься выходить в таком виде? В этой нелепой гавайской рубашке и даже без пиджака?

— Сейчас слишком жарко для пиджака. И потом, Бога ради, Милли, мы же едем на Блошиный рынок, а не в оперу.

— Ну и что с того? И зачем ты повесил на себя этот фотоаппарат, да еще в таком громоздком футляре? И эта ужасная сигара во рту. Знаешь, на кого ты похож?

— На кого же?

— На американского туриста, вот на кого. На самого настоящего простака из Штатов.

Уолт посмотрел на себя в большое зеркало на дверце шкафа. В нем отразилось мясистое багровое лицо, лысая голова и жировые складки, нависшие над пряжкой брючного ремня. Он попытался втянуть в себя живот, но безуспешно. Милли, безусловно, права, но для такого случая все как надо, лучше не придумаешь.

— Я и есть американский турист, — мягко возразил он. — Пусть люди знают, кто я такой. Что в этом плохого.

— Ничего хорошего. Ты же не ходишь в таком виде в Америке. Почему же ты здесь позволяешь себе выглядеть как деревенский простофиля из глубинки? Ведь когда захочешь, ты можешь произвести приятное впечатление на кого угодно, я же знаю.

— Могу, конечно. Когда вокруг девушки. — Он весело подмигнул ей, но, к его смущению, она и не подумала улыбнуться в ответ. И вообще, она явно на что-то злилась. Надвигалась буря, причем с самого завтрака, с беспокойством думал Уолт. — Послушай, маленькая, — умиротворяющим тоном начал он, — тебя что-то точит, правда? Что же это такое?

— Ничто меня не точит.

— Ну не надо так. Уверен, ты просто еще не отошла со вчерашнего дня, после самолета, ведь так? Знаешь что? Если хочешь, оставайся здесь и отдохни, а я прогуляюсь на Блошиный рынок один. Идет?

— Нет уж! — ноздри Милли затрепетали от гнева. — Знаю я эти прогулки!

Будешь рыскать в поисках старых монет для бесценной коллекции Эда Линча.

Весь отпуск — каких-то жалких три дня в Париже, и у него хватило наглости...

Так вот оно что!

— Послушай, давай оставим старого Эда в покое, — сказал Уолт.

— Хорошо бы. — Милли с сожалением покачала головой. — Уолт, если бы ты только знал, как я хочу, чтобы ты все-таки иногда вспоминал, что ты партнер Эда Линча, а не мальчик у него на побегушках. Мы так редко ездим с тобой вот так, как сейчас, — несколько дней в Париже два года назад, несколько дней в Неаполе в прошлом году, и каждый раз старый добрый Эд тут как тут, пожалуйста, со списочком, где что купить для его дурацкой коллекции.

— Но Милли, если человек просит оказать ему маленькую услугу, я не могу отказать ему, правда?

— А почему бы и нет? К тому же я уверена, он и не просил тебя ни о какой услуге, он просто велел тебе сделать это. Он же вести себя не умеет.

Такому, как он, надо быть бандитом с большой дороги, а не бизнесменом.

— Послушай, Милли...

— И слушать ничего не хочу! Все, что я хочу, — это чтобы твоим партнером был кто-нибудь другой, а не старый добрый Эд.

— Ну а я — нет!

Его последние слова прозвучали как взрыв. Милли несколько секунд остолбенело смотрела на него, затем ее лицо скорбно сморщилось. Уолт быстро подошел к жене, сел на край кровати и усадил ее рядом с собой.

— Ну прости меня, маленькая. Я не хотел. Ты же знаешь, что не хотел, ведь правда?

Она всхлипнула пару раз, но сдержалась и не заплакала.

— Может быть.

— Никаких «может быть» здесь не может быть. Но Милли, пожалуйста, подумай сама. Давай рассудим. Смотри: все, что у нас с тобой есть — а у нас есть немало, — появилось только благодаря тому, что двадцать лет назад Эд взял меня к себе и обучил всем тонкостям гравировального и печатного дела.

Какая разница, в конце концов, грубиян он или нет, ты лучше загляни-ка в наш финансовый отчет: шикарный дом в Скарсдейле, огромная летняя вилла в Капе, две машины, хочешь новую норковую шубу — пожалуйста. И, раз уж мы об этом заговорили, знаешь, во сколько нам обошлась свадьба твоей дочери?

— Она, кстати, и твоя дочь. И потом, какая разница, сколько это стоило?

Эд Линч от этого не стал приятнее.

— Двадцать тысяч долларов, Милли! Двадцать тысяч наличными. И благодаря Эду я могу выписать чек еще на десяток таких свадеб — и глазом не моргнуть.

Вот о чем надо помнить.

Она упрямо качала головой.

— Просто ты очень способный. И всегда был таким. Ты точно так же преуспел бы с кем угодно.

— Преуспел в чем? — резко спросил он. — Терпеть не могу вспоминать старые времена, но, черт возьми, на что я годился тогда, вернувшись с победой после второй мировой? Кто я тогда был? Суперразведчик — вот кто.

Годился для обучения мальчиков групповому пилотажу. Шпион, который в тридцать лет говорил на нескольких языках, да только никому это было не нужно. Но, славу Богу, у меня хватило ума понять, что не стоит быть старьевщиком в мире, где каждый, кто хочет, может купаться в деньгах. И вот тут-то на сцене появляется Эд... Ты, Милли, не можешь не признать одного: Эд не болтает о больших деньгах — он делает их и дает другим их делать.

— Хорошо, хорошо, только, пожалуйста, не волнуйся так. Ты же знаешь, тебе это вредно.

— Я не волнуюсь. Я только хочу раз и навсегда поставить все на свои места. Может быть, я тут старомоден, но считаю, что жене совершенно необязательно вмешиваться в дела мужа. Страшно сказать, сколько бед случалось из-за того, что в отношения между партнерами встревали женщины. Мы с Эдом — партнеры, так оно есть и будет, и хватит об этом говорить.

Милли с недовольным видом пожала плечами.

— Хочешь что-нибудь сказать? — спросил Уолт.

— Да нет. Единственно, пожалуй, хотела бы я знать, не женат ли ты больше на Эде Линче, чем на мне.

— Едва ли, едва ли. Хотя, если подумать, — и Уолт игриво подтолкнул жену локтем, — развестись с ним было бы потруднее, чем с тобой.

— Ах, вот что у тебя на уме! Ну нет, этот номер у тебя не пройдет, — не без ехидства отозвалась Милли, и Уолт с облегчением увидел, что она уже собирается простить его.

Воспользовавшись моментом, он поднялся и помог встать ей.

— Так пойдем походим по магазинам? — предложил он.

— Ты же знаешь, я всегда готова, — весело сказала Милли.

Швейцар отеля предложил вызвать такси, но Уолт отказался и повел жену к станции метро на Пляс де ля Конкорд.

— На метро? — удивилась Милли, остановившись у лестницы.

— А что? Я подумал, тебе для разнообразия будет интересно посмотреть, как живет другая половина человечества.

Она одарила его выразительным взглядом, но весело продолжала путь, и было заметно, что поездка доставляет ей удовольствие. Шторм кончился, ветер разогнал тучи, она снова была старушкой Милли, той самой Милли, умевшей искренне радоваться самым простым вещам только потому, что она разделяла удовольствие с ним, рада уже тому, что была рядом с ним и ее локоть прочно лежал на его руке.