Все для эго, стр. 8

Музыка кончилась, а дождь – нет. Время пришло. Я так же жалок, как этот бар. Заказываю еще стакан. Через пять минут, хочу я того или нет, я окажусь на улице. У меня есть право всего на четверть часа, не больше. А этот придурочный официант украл у меня половину своей дурацкой музыкой. И снова идет к своему ящику. Видно, он тоже злится на меня. Он решил меня выжить. Поди узнай почему. Что он там выбрал, чтобы вытурить меня? Попсу? Концерт Брамса? Гитару? Все возможно.

I woke up this morning…

Блюз? Похоже на то. Гитарные – металлические, колючие – переборы. Опять история мужика, у которого все дерьмово с самого утра. Почему они вообще ежедневно встают с постели? Чего упорствовать-то? Не похоже, чтобы все наладилось. И каждое утро будет еще хуже предыдущего. Я это знаю. Я это чувствую. Первая половина и так была утомительна, а та, что осталась, потребует от меня смелости, которой у меня никогда не было. Несмотря ни на что, голос певца жаркий и сильный. Как будто старый мудрый индеец, грустящий по племени, вождем которого он был. Виски неплохо на вкус, наверное, тут играют роль корешки, почва. Цыганская водка. I woke up this morning… Когда я встал сегодня утром, я не думал, что будет такой сильный ливень.

Помню время, когда я мог останавливать дождь. Как колдун-индеец. Люди мне не верили, но заканчивалось всегда одинаково – им приходилось признать мои способности. Я даже выигрывал пари. Сейчас-то мне никто не поверит, если я начну рассказывать. Нужно было всего лишь немного сосредоточиться, и дождь заканчивался сам собой. Скольких девушек я потряс этим трюком. Я даже не знаю, был ли это трюк. Я просто очень сильно верил, и все получалось. Я вернул солнце целой деревне, которая уже потеряла надежду. Хотя я давно забыл об этом.

Официант плеснул мне еще виски, хотя я и не заказывал.

– За счет заведения.

Я улыбкой поблагодарил его. Вторая половина будет тяжелой. Но почему бы не сделать этого? Зачем себя ограничивать? И кто знает. С тех пор я лучше понимаю музыку. Я никогда не стану виртуозом, но могу сыграть несколько соло для собственного удовольствия. Наверное, именно это и надо постичь. Долго, терпеливо разучивать гаммы, чтобы потом хорошо играть. Виски уносит меня далеко, к тому человеку, что составляет список несчастий, случившихся за день. I woke up this morning… Если бы он не встал сегодня утром, он бы не написал эту чудесную музыку. В этом мире существуют не только талантливые. Есть еще и трудяги вроде меня. Те, что не совершили ничего выдающегося, но обладающие хорошей памятью. И может быть, если… если я сосредоточусь, сейчас, в эту минуту, закрыв глаза…

– Спорю еще на одно виски, что дождь прекратится меньше чем через две минуты.

Официант, усмехаясь, смотрит на меня:

– Шутите? Капли здоровые, как стаканы виски.

– Так спорим или нет?

Он смотрит на часы и дает мне отмашку. Музыкальная шкатулка замолкает. Я крепко зажмуриваюсь.

Когда я открываю глаза, официант, отогнув уголок занавески, смотрит на улицу. Потом, ошеломленный, поворачивается ко мне.

Я встану завтра утром.

Трансферт

В жизни каждой супружеской пары случается утро, когда ваша вторая половина смотрит на вас с легким оттенком сомнения во взгляде. Сомнения или чего-то другого. И в этом другом есть нечто гипнотическое. Впервые вы замечаете беспокойство в глазах того или той, с кем вы до сегодняшнего дня делили эту нежную и рутинную безмятежность. И вы еще не знаете, что именно вы являетесь причиной беспокойства.

– Как спалось, Мину?

Мину – это Катрин, женщина моей жизни, я женился на ней двенадцать лет назад. Уже давно она жалуется, что попа у нее отвисла, и пытается убедить в этом меня, ну а я не вижу никакой разницы. В дружеской компании ей иногда кажется, что она не на высоте в некоторых разговорах, и тут она ошибается. Когда на нее это находит, Катрин задается вопросом, правильный ли мы сделали в жизни выбор, но я не мыслю себе другого. Именно поэтому я и люблю Катрин. И только одна вещь меня в ней раздражает – то, что я всегда опережаю ее на пять секунд. Вечных пять секунд.

– Тебе сколько тостов, Мину?

– Один.

Я поджариваю ей два, потому что сегодня у нас брусничное варенье. С абрикосовым или апельсиновым она действительно съедает только один тост, но с брусникой она решит позволить себе второй, она об этом еще не догадывается, но я-то знаю. Вот они, эти самые пять секунд. Я в состоянии закончить большинство фраз, которые она начинает. В магазине я легко угадываю вещи, которые обязательно привлекут ее внимание. Когда мы занимаемся любовью, я с точностью до секунды могу сказать, когда она захочет сменить позицию. Я знаю, что она употребляет прилагательное «любопытный» каждый раз, когда пробует мороженое с имбирем, и «говорливый» – когда встречает болтуна. Она никогда не вcтречала словоохотливых, многословных или речистых типов – только говорливых. Я всегда знаю, какой лифчик она надела под жемчужно-серое платье.

– Я, пожалуй, съем еще один тост с вареньем! Когда я советую ей посмотреть фильм, который я уже видел, то записываю на клочке бумаги три-четыре аргумента, которые она найдет, чтобы похвалить или обругать фильм. Никогда я не показывал ей эту бумажку, чтобы доказать, насколько она для меня предсказуема, – я слишком хорошо представляю сцену, которая за этим последует и ее способ отплатить мне. Такова Катрин. Все время. Представьте себе, например, завтрак, который мы поглощаем именно в этот момент, и я – учитывая некоторые обстоятельства (субботнее утро, хорошая погода, звонок ее сестры вчера вечером) – прекрасно знаю, что сейчас она снова заговорит о неделе в Ландах, куда ее сестра зовет нас уже несколько месяцев. И будет соблазнять меня рыбалкой.

– Знаешь, любимый, в нашем возрасте надо уметь расслабляться, пора подумать о себе, заняться собой. Тебе, например, это бы сейчас не помешало.

– Что конкретно ты имеешь в виду, Мину?

– Психотерапию.

– ?.. Повтори, пожалуйста?..

– Ты должен сходить к психотерапевту. Думаю, она произнесла это слово впервые за двенадцать лет. И улыбнулась со значительным видом – раньше я за ней этого не замечал.

– И ты говоришь мне это так запросто, ни с того ни с сего, после двенадцати лет совместной жизни, между двумя бутербродами?

– Я давно собиралась тебе это сказать, и сегодня пришло время.

…Кто эта женщина в халате, сидящая напротив меня?

– Вот уже несколько месяцев мы практически не разговариваем, ты ходишь все время хмурый, тебе ничего не хочется, даже дети заметили, и их это пугает.

Хмурый? Почему она не сказала угрюмый?

– Это они сами тебе сказали?

– Оба.

– ?..

– Когда в прошлом году ты заболел, мы сделали все возможные обследования, и, слава Богу, оказалось, что это просто небольшое переутомление. Мы не слишком волновались, но, может, ты что-то от меня скрываешь?

Я ничего от нее не скрываю, что и подтвердил с чистой совестью.

– Тогда у тебя что-то на душе, в чем ты даже не отдаешь себе отчета. Тебе нужно кому-то исповедаться. Это может пройти гораздо легче, чем мы думаем.

Неужели все это произнесла Катрин, которую я знаю лучше, чем она сама? Та, которая, засыпая, кладет голову мне на плечо, в тот момент, когда я тушу лампу в изголовье? Та, что изгибается, выходя из машины, боясь, что все увидят ее ляжки? Та, которая постоянно забывает ключи в почтовом ящике, когда получает извещение о посылке? Неужели это та самая женщина? Если она решила пойти мне наперекор и раз и навсегда доказать мне, что она совсем не так предсказуема, как мне казалось, то она не могла придумать ничего лучше, чем эта история с психотерапевтом. Я – и психотерапевт? Как ей только в голову пришла эта нелепая идея?

– Скажи-ка, Мину, ты виделась со своей подругой Франсуазой?

– Конечно, нет.

– Ты листала «Нувель Обсерватер» в гостях у Моро?

– Вместо того чтобы нести всякую чушь, лучше подумай о том, что я сказала. Если постараешься, ты можешь найти хорошего специалиста.