Рука в перчатке, стр. 7

Деннис нашел открытое окно в столовую. Там должна была состояться церемония, и в высоких вазах уже стояли букеты цветов.

"Да, поставщик цветов явно перестарался", – подумал он.

– Забирайся внутрь, Даф... осторожно.

В холоде и мраке он внезапно заключил ее в объятия.

– Любовь моя, я так тебя люблю! Как-нибудь проскочим, не думай ни о чем.

Он ее нежно поцеловал.

– Теперь сразу иди в свою комнату. И попробуй заснуть. Я зайду еще раз, прежде чем за тебя возьмутся. Прошу тебя, Дафна, делай, что я говорю.

Когда она оказалась внутри, Деннис аккуратно закрыл окно и только тогда исчез, бросив на прощание.

– Иди к себе.

Она попыталась найти дорогу в темноте. Пробираясь наощупь между высокими букетами, пришлось напоминать себе, что это лишь цветы. Добравшись до дверей, она сумела их бесшумно приоткрыть.

В холле света не было. Дафна тихо шагала по старому ковру к лестнице. Сердце отчаянно билось, когда она добралась до перил. Она шагнула на первую ступеньку и пропустила третью, так как знала, что та всегда скрипела. Дафна почти добралась до верха, но тут третья ступенька скрипнула.

Лишь однажды скрипнула, и больше ничего.

Она стояла и прислушивалась, но слышала лишь грохот собственного сердца. Это была именно третья ступенька, никакой другой просто быть не могло; она слишком хорошо их знала.

Но из тьмы не долетало ни звука. В старинном доме ступеньки были очень высоким, а красивая старая лестница – очень узкая. Такая узкая, что едва ли двое могли разойтись на ней, не коснувшись друг друга.

Два человека.

Это был Деннис.

Она была так уверена и ей стало так легко, что она повернулась и прошептала во тьму:

– Деннис, Деннис, я здесь.

Никто не ответил.

– Деннис, – прошептала она снова и умолкла.

Значит, это не Деннис.

Казалось, будто что-то отчаянно кричало у нее глубоко внутри.

Она вслепую развернулась и помчалась по последним ступенькам, вдоль стены – прямо к собственной двери. С самого детства там была ее комната. Дафна захлопнула дверь за собой и повернула старый ключ в замке. И только тогда зажгла свет.

Первое, что она увидела, переведя дыхание, была свадебная вуаль, белым облаком тюля повисшая на стене. Теперь та, словно некий призрак, как будто обвиняла ее в смерти Бена Брюера.

– Я не могу допустить, чтобы ты вышла за него, – сказал Деннис. – Ты не можешь стать его женой.

Но ведь не это он имел в виду? Ни о каком убийстве он не думал.

Дафна споткнулась о диван и рухнула на него перед давно погасшим камином, закрыв лицо руками. Она по-прежнему оставалась в наброшенном на плечи пальто; складки заляпанного бархатного платья скрывали заледеневшие ступни в промокших золотых туфлях.

Той холодной декабрьской ночью, когда погиб Бен Брюер, дома были только члены семьи, собравшиеся на свадьбу. Собственно, семейство было невелико. Деннис, которого воспитала Амелия, был сыном дальнего двоюродного брата. А Дафна – дочерью рано умершей жены Джонни Хэвиленда, настолько похожей на мать, что это не мог не отметить любой.

Среди троих детей старого Роули Хэвиленда была та самая Гертруда, которая подарила своему отцу внука. Сына она окрестила по предложению Роули. И после развода собиралась было избавиться от фамилии бывшего мужа. Но тут взыграло обычное женско5е самолюбие: раз она вернула фамилию Хэвиленд, то как будто становилась на одну ступень с мисс Амелией. Итак, теперь она именовалась миссис Хэвиленд Шор, хотя изо всех сил старалась стереть из памяти короткий период совместной жизни с Арчибальдом Шором – попытка оказалась слишком неудачной. Что для Гертруды представлялось просто удивительным: она была убеждена, что унаследовала отцовские энергию и проницательность, а уж отец ошибок никогда не совершал.

Теперь она жила совсем отдельно в большом нескладном доме на Бенч-стрит и приезжала в Сен-Жермен только немного отдохнуть. Однако свой дом она именовала фамильным гнездом, а дом Амелии – лишь загородной дачей. Естественно, Гертруда полагала, что "фамильное гнездо" было более подходящим местом для организации столь важного семейного торжества, как свадьба.

Тем не менее Амелия выиграла этот маленький спор. Прежде всего потому, что Гертруда сразу же после помолвки объявила: будет свадьба или нет, Бен Брюер, никогда не войдет в ее дом. И ей приходилось оставаться на этой позиции, поскольку свадьба – о чем она знала с самого начала – стала неизбежной.

Итак, Амелия выиграла; при этом Гертруда напомнила, что старый Роули Хэвиленд умер в ее доме, и на кладбище его везли оттуда же. После похорон печально известное завещание оглашалось также в доме Гертруды.

В этом семействе существовали особенные отношения между матерью и сыном, отцом и дочерью и, наконец, приемной матерью и сыном. Это были Гертруда Хэвиленд Шор и ее сын Роули Шор, Джон Хэвиленд и его падчерица Дафна, мисс Амелия Хэвиленд и Деннис Хэвиленд.

Ничего, что Амелия не обладала особыми материнскими наклонностями, зато она в своей особенной сдержанной манере честно выполнила обязательства по отношению к сыну дальних родственников.

На Дафну тетушки особого внимания не обращали, хотя всех троих – ее и юношей – воспитывали как близких родственников. И вот теперь Дафна впервые покидает круг семьи, чтобы выйти замуж.

Она покидала семейство, и что особенно важно, теряла всякую связь с "Хэвиленд Бридж компани". А ведь компания была тем жизненным центром, вокруг которого вращалась вся жизнь семьи. Все жили предприятием, и им же ограничивались все их интересы.

Для Роули Хэвиленда фирма имела такое же значение. И хотя ради интересов дела приходилось выпускать акции, чтобы привлечь новые средства акционеров, как же он этих акционеров ненавидел! Но до самого конца держал вожжи в своих руках.

Впрочем, к концу карьеры он был вынужден признать, что никто из его наследников не годится на роль преемника. Ни дочери, ни даже сын Джонни, проворный и солидный, как будто созданный, чтобы улаживать конфликты с акционерами и находить выход из трудного положения, – никто не обладал ни энергией, ни силой, ни решительностью, необходимыми для крупных дел.