Хирургический удар, стр. 47

Самая большая группа бойцов “Международного Джихада” начала рассеиваться. Хьюз стрелял из “Джи-3”. Кросс израсходовал последний магазин. Внизу бойцы Муджахедина отбивались от наседавшего противника.

Бэбкок закончил переход и, сделав вираж, крикнул назад:

— Еще один заход?

Хьюз, который был уже без маски, посмотрел на Кросса.

— Ну что, парень. Принимай решение. Мы остаемся или летим?

— Летим, — ответил ему Эйб.

— Люис, мы отправляемся в Турцию. Как можно быстрей.

Кросс бросил взгляд вперед. Бэбкок поднял большой палец и этим жестом показал свое одобрение.

Эйб посмотрел через открытый люк. Но он уже не видел вершины того холма, на котором стояла Ирания. Он закрыл люк и остался стоять в темноте, думая об Ирании и ее людях. Они были той же национальности, той же религии, что и Рака, придерживались одних и тех же обычаев, но где-то и как-то пути их разошлись. Одни пытались сохранить свой мир, давая ему возможности развиваться. Вторые же тянули свой народ в век тьмы, пытаясь разрушить окружающий их мир.

Глава 38

Когда радиосигнал был получен, Рака стал молиться, как он это делал пять раз в день. На этот раз он просил, чтобы Аллах помог ему.

Рака стоял в одиночестве у развороченного взрывом входа в коридор, который проходил по передней части всего посольства.

Мухаммед Ибн аль Рака все равно убьет их всех, но сделает это в самую последнюю минуту, придав тем самым вес своим требованиям.

Рака усилил охрану крыши посольства, поставив там своих четырех “бессмертных”. Он приказал связать всех заложников и заткнуть им рты. Теперь их охраняли только Ибрахим и Рива.

Джамал был в посольском центре связи, а остальные восемь “бессмертных” расположились по разным сторонам здания и у главного входа. Он отпустил двух своих человек, чтобы они нашли пищу и воду.

Рака сжал “Узи” и натянул ремни. Скоро он встретится со смертью. Он никогда не боялся ее.

В раю все будет так, как и должно быть. Рака много думал о том, что предназначение человека здесь, на земле, заключается в том, чтобы превратить ее в рай. Но рай несовершенный. Потому что человек не может приблизиться к совершенству Бога.

Мухаммед Рака знал, что когда он попадет в рай, он, наконец, увидит мир, где не будет места неверным и где зло будет навсегда разрушено. Рака был прежде всего реалистом. Он понимал, что предстоит упорная борьба, и многие правоверные пожертвуют своей жизнью, прежде чем наступит триумф. Но он еще с молодых лет был убежден, что никакие жертвы ради святого дела не могут быть слишком большими.

Мудрость Корана наполнила Раку:

О Пророк, Аллах удовлетворит тебя и верующих, идущих за тобой.

О Пророк, убеждай верующих в необходимости бороться.

Если вас будет двадцать терпеливых людей, вы победите двести.

Если вас будет сто, вы победите тысячу неверных.

Ибо они есть люди, которые не понимают.

Мухаммед Ибн аль Рака понимал.

Глава 39

Петракос курил сигарету, а его водитель тихо сидел в углу. Джефф Файнберг стоял, глядя через стекло, периодически протирая его. От холода его рука так болела, что он не мог долго находиться на улице.

Петракос сказал:

— Люди, которые засветили вашу операцию, наверняка имели на это серьезные причины. Ты не должен злиться на них.

— Но как, черт возьми, мы могли сделать то, что необходимо было сделать, мистер Петракос? — и Файнберг отвернулся от окна и посмотрел на старика. — Эти мусульмане только и могут, что убивать и...

И тут заговорил водитель. Файнберг впервые слышал его голос.

— Я мусульманин — суннит. Я не люблю евреев, но я не убиваю их. Иногда мне не нравится то, что делают американцы, но я и их не убиваю. Вы не ведете Священную войну, а среди шиитов много таких, которые считают, что их война священна. Вы хотите быть похожими на них? — Файнберг облизал губы. Водитель отвернулся и замолчал.

Петракос улыбнулся.

— Я еще в состоянии вывезти вас и ваших друзей из Турции, несмотря на тот факт, что турецкое правительство отдало приказ арестовать вас и конфисковать все оружие и документы. Поэтому не стоит бояться, мистер Файнберг.

Файнберг хотел сказать ему, что он дрожит не от страха, а от гнева.

— Дарвин Хьюз очень умный человек. И мистер Кросс, и мистер Бэбкок тоже. Мы используем эту базу благодаря как раз уму Дарвина Хьюза. Турки ждут их в семидесяти километрах на север отсюда, поэтому, если наши друзья остались в живых, они благополучно вернутся сюда, и у них будет достаточно времени скрыться, прежде чем турецкие подразделения прибудут и возьмут их под арест. А в мире сейчас много мест, где такие люди как вы, могут найти убежище. А теперь почему бы нам не помолиться, чтобы они остались живы. И оставьте свой гнев.

Файнберг отвернулся от Петракоса.

Водитель молился за него. Контрабандист молился за него. И он попробовал молиться за них всех. Если они такие прекрасные люди, почему они не пошли с Хьюзом, Кроссом и Бэбкоком? Он хотел спросить их об этом. Если они так много знают...

В радиоприемнике, настроенном на заранее обусловленную частоту, послышался шум.

— Я Ромео. Вызываю Джульетту. Прием.

Файнберг рванулся к радиоприемнику, опрокинув стул, дотянулся до микрофона и, нажав кнопку, проговорил:

— Ромео. Я Джульетта. Слышу вас хорошо. Прием.

— Джульетта, я Ромео. Папа дома? Повторяю, папа дома? Прием.

— Ромео. Я Джульетта, — сказал Файнберг и почувствовал, как от волнения у него изменился голос. — Папы дома нет. Повторяю, папы дома нет, — он чувствовал, как его щеки вспыхнули, когда он проговорил условную фразу. — Приди и крепко поцелуи меня. Прием.

Радиоприемник щелкнул.

— Джульетта, не могу ждать. Конец связи.

Файнберг положил микрофон и начал смеяться до слез.

Лицо Люиса Бэбкока казалось серым под его черной кожей.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил его Кросс, сидевший на месте второго пилота. Они все трое по очереди обрабатывали друг другу раны.

У Бэбкока были две резаные раны с правой стороны грудной клетки и было подозрение на перелом ребер. Но он скрывал свою боль.

— Прекрасно. Просто устал и все, — сказал Бэбкок и снова замолчал.

У Хьюза было несколько глубоких порезов на внешней стороне левого предплечья. Хьюз сказал лишь, что он неправильно оборонялся. На правой стороне шеи чуть ниже уха рана была похожа на след от пули, но Хьюз сказал, что это лишь случайное недоразумение. Эта рана была менее опасна, чем порезы на руках.

У Кросса в левом бедре застряла пистолетная пуля, и он выковырял ее и прокомментировал, что это девятимиллиметровая пуля, которая, очевидно, отрикошетила от какого-то твердого предмета, потеряла скорость и поэтому не прошла насквозь, а осталась в теле.

На правом плече у Кросса, ближе к основанию шеи, была большая рваная рана. И даже Хьюз не смог определить, чем она была нанесена. Сам Кросс не мог ничего вспомнить.

Бэбкок уменьшил обороты винта, пробиваясь через плотную облачность.

Кросс увидел то плато, на которое они приземлились на стареньком “Боинге” несколько дней назад... Сколько же дней прошло с тех пор? Кросс был настолько уставший, что не мог заставить себя вспомнить.

Здесь было темно, но Эйб различил хижину и “Боинг”, ожидавший их.

Эйб подумал о Файнберге. Парень, наверное, думает, что навсегда потерял единственную в жизни возможность.

Эта мысль рассмешила Кросса. Он вспомнил, как много лет тому назад он думал, что есть люди, которые живут ради тех мгновений которые они проводят между жизнью и смертью. Он думал, что, наверное, такими должны быть герои. Но спустя годы он открыл для себя, что герои — это люди, ненавидящие зло, которые никогда не ищут славы, а просто делают свое дело. Эйб Кросс понял, что не принадлежит к этим людям.

— Я приземляюсь, — объявил Бэбкок.