Видео Иисус, стр. 2

– Может, будет лучше, если на сегодня мы приостановим все работы, – сказал он вполголоса. – Надо дать людям отдохнуть.

Шимон ошарашенно взглянул на него:

– Прекратить работу? Но ведь ещё нет и трёх часов! Они как раз только начали новый ареал, и тут…

Уилфорд-Смит почувствовал, как в его голосе прозвучали нотки нетерпения:

– Шимон, все они – совсем молодые люди, брызжущие энергией и полные любопытства. Мне всё равно, каким образом ты это устроишь, но ни один из них сегодня вечером не должен даже близко подойти к четырнадцатому ареалу, ол райт?

Тот посмотрел на него долгим взглядом, и, как всегда, между ними установилось то взаимопонимание, которое оба воспринимали, как нечто магическое.

– Ол райт, – не сразу ответил Шимон.

Это прозвучало как обещание. Да это и было обещание.

Уилфорд-Смит вздохнул и устало поднялся из ямы на узкую тропу изначальной почвы – на «кошачий мостик». По другую сторону, у третьего ареала уже стояли те, о ком шла речь. Главным образом молодые мужчины, среди них лишь несколько женщин, которые пользовались здесь повышенным вниманием и терпели активные домогательства со стороны мужского большинства. Они поглядывали то на чёрный автомобиль, который в это время медленно, почти нерешительно приближался, то на руководителя раскопок. Он почти физически, кожей чувствовал на себе их взгляды, спокойным шагом двигаясь в сторону их парковки. Во всяком случае, он надеялся, что его походка выглядит со стороны именно спокойной, а не немощной. С тех пор как ему перевалило за семьдесят, он стал вспоминать своего отца: тот умер в возрасте восьмидесяти семи лет и последние семнадцать лет жизни взял в привычку ежедневно донимать всю семью жалобами на прогрессирующий распад организма, как он это называл.

Чёрный лимузин остановился. У него были жёлтые номерные знаки – значит, машина израильская. И откуда только в Израиле взялась такая машина? Уилфорд-Смит не уставал удивляться, какие чудеса способны творить в этом мире деньги.

Приехавшие не торопились выходить, коротая ожидание в приятной прохладе кондиционированного салона. Когда он приблизился, из машины вышел шофёр, широкоплечий гигант с короткой – по-военному – стрижкой и в почти военной униформе, явно с револьвером в кобуре под мышкой. Судя по тому, как он открывал дверцу, основная его профессия была телохранитель, а не шофёр. Человек, поднявшийся с заднего сиденья автомобиля, не только был богатым и могущественным, но и выглядел таким. Синий костюм превосходно сидел на нём, хотя на ком угодно другом казался бы совершенно неуместным в такой обстановке. Но Джон Каун, неограниченный властелин всемирного консорциума, привык к тому, что обстановка подстраивается под него, а не наоборот. Даже в ландшафте пустыни, на археологических раскопках и при температуре знойного лета.

Они вежливо поздоровались. До этого они встречались лишь дважды: в первый раз – когда речь шла о финансовой поддержке раскопок, и потом ещё раз – когда в Нью-Йорке открывалась выставка археологических находок из времён царя Соломона. Было бы большим преувеличением утверждать, что они симпатизировали друг другу. Скорее, каждый из них рассматривал другого как неизбежное зло, с которым приходится мириться.

– Итак, значит, вы сподобились, – сказал Джон Каун после приветствия и окинул взглядом всю местность. Наблюдать его при этом было весьма увлекательно: создавалось такое впечатление, что эти глаза способны буквально всасывать всю имеющуюся в наличии оптическую информацию, одновременно опустошая взглядом местность. Так и казалось, что горы сейчас послушно нагнутся в его сторону и лишатся всех своих красок, что-нибудь в этом роде. – Вы нашли нечто, заслуживающее большего, чем строка в археологическом словаре.

– Похоже на то, – согласно кивнул Уилфорд-Смит.

– Генрих Шлиман нашёл Трою. Джон Картер раскопал гробницу Тутанхамона. А Чарльз Уилфорд-Смит… – Впервые за маской всемогущества шевельнулось что-то человеческое. – Я должен признаться, что еле дотерпел, – сказал он. – Весь перелёт и думать не мог ни о чём другом.

Чарльз Уилфорд-Смит сделал приглашающий жест в сторону палатки, которая некогда принадлежала британской армии.

– Каковы бы ни были ваши ожидания, – сказал он, – действительность превосходит их.

2

Первый этап раскопок был запланирован на период в пять месяцев, начиная с мая. Общее руководство было возложено на автора этого сообщения, тогда как д-р ШИМОН БАР-ЛЕВ числился ответственным за документацию. Десятником по подготовительным работам был РАФИ БАНЬЯМА-НИ. Из-за протяжённости поля раскопок в работе использовалось временами до ста девятнадцати вольнонаёмных рабочих.

Профессор Чарльз Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках при Бет-Хамеше»

Телефон зазвонил незадолго до ужина.

После второго звонка из кухни показалась Лидия Эйзенхардт, вытирая руки о передник перед тем, как снять трубку. Телефонный аппарат был со старомодным диском для набора номера и с тяжёлой, массивной трубкой. Он висел на стене в тёмной прихожей и вынуждал все телефонные разговоры вести между гардеробом с плащами и пальто и обувной полкой, забитой разноцветными детскими резиновыми сапогами. Этот телефон достался им от предыдущего владельца дома, прожившего здесь сорок лет, и они решили оставить его.

– Эйзенхардт, – назвалась Лидия.

Звонкий и чистый голос на другом конце провода говорил по-немецки свободно, но с отчётливым американским акцентом:

– Это офис Джона Кауна, меня зовут Сьюзен Миллер. Могу ли я поговорить с господином Петером Эйзенхардтом?

– Одну минутку, сейчас я его позову. Ведь вы звоните из-за границы?

– Да, из Нью-Йорка.

Лидия под сильным впечатлением кивнула своему отражению в зеркале гардероба. Её мужу звонили много и часто, но такое случилось впервые.

– Я потороплю его.

Она отложила трубку, поспешила к лестнице, ведущей на второй этаж, и быстро поднялась на несколько ступеней.

– Петер?

– Да!? – послышалось из-за двери его кабинета.

– Тебя к телефону! – И, с особым ударением: – Нью-Йорк!

Некоторым словам, кажется, изначально присуще некое волшебство. «Нью-Йорк» принадлежит к таким словам. Для писателя Нью-Йорк – то же, что для актёра Голливуд: центр мира, Олимп искусства – желанное, чудодейственное, ужасающее, презренное место, в котором – и только в нём – карьера может достигнуть своей вершины. Нью-Йорк! Это могло значить только: «Даблдэй». Или «Рэндом Хаус». Или «Саймон энд Шустер». Или «Альфред Кнопф». Или «Тайм Уорнер»… Это могло значить только то, что наконец-то удалось дело с долгожданной продажей в Соединённые Штаты прав на перевод его книг…

Только бы не свихнуться. Петер Эйзенхардт оглядел большой лист ватмана, висевший перед ним на стене за письменным столом, усеянный разнокалиберными стрелками, загадочными символами, именами, налезающими друг на друга заметками, наклеенными записочками и фотографиями из газет. Набросок его нового романа, над которым он как раз работал. Временами он думал: сам по себе этот набросок размером три на полтора метра уже представляет собой произведение искусства. Теперь он подумал только: Нью-Йорк! – Иду, иду!

Он не мог дышать, когда подоспел к телефону. Лидия, напряжённо вслушиваясь, стояла в дверях кухни, из которой пахло уксусом, базиликой и свеженарезанными огурцами.

– Петер Эйзенхардт, – назвался он и глянул на своё отражение в зеркале. Он всё ещё сохранял стройность, несмотря на малоподвижный, преимущественно сидячий образ жизни, только волосы начали угрожающе редеть. Как это будет выглядеть на обложке американского издания?

– Добрый день, господин Эйзенхардт, – услышал он голос и в самом деле американки, которая на удивление хорошо владела немецким. – Меня зовут Сьюзен Миллер, я секретарша господина Джона Кауна. Вам о чём-нибудь говорит это имя?

Каун? Джон Каун? Он напрягся. Надеясь, что эта персона не из тех, не знать которых равносильно нокауту.