Четвертая высота, стр. 20
Гуля замолчала. Ей представилась белая дача, спрятавшаяся в густой зелени парка. Ещё так недавно только издали, с артековского берега или с моря, катаясь на парусных яхтах, поглядывали пионеры на эту узкую и длинную полоску земли, глубоко врезавшуюся в море. И вот теперь этот заманчивый мыс, этот тенистый парк, эта белая дача — всё отдано им, артековцам! Навсегда!
— И на этом кончился приём! — прервал Гулины мысли отец.
— Нет, нет! — спохватилась Гуля. — Тут только и началось веселье. Знаешь, папа, как здорово танцует лезгинку Барасби? Барасби Хамгоков. Раскинул руки и так лихо понёсся по залу, что прямо чудо! Как вскрикнет «Аса!» — так и полетит! А ноги у него лёгкие, ловкие, будто сами по паркету скользят.
Гуля опять на минуту задумалась. — Ах, папа, до чего было здорово в Кремле! — сказала она и вздохнула. — Даже рассказать невозможно!
ВОЖАТАЯ ОКТЯБРЯТ
Гуля вернулась домой, в Одессу.
— Как всё у нас изменилось! — говорила она матери, оглядываясь по сторонам. — Потолки стали ниже, что ли?
— А может быть, это ты стала выше? — отвечала, смеясь, мать.
Уже наступила осень, но Гуле казалось, что это удивительное праздничное лето с путешествием в Артек и в Москву всё ещё не кончилось.
В первый же день Гулиного приезда к ней прибежали Лёля и Лина, и все три девочки отправились на кинофестиваль.
Кинофестиваль продолжался десять дней. Ребятам показывали по две картины в день, и Гуля приходила домой с опухшими глазами.
— Слушай, Гуля, — сказала ей наконец мама. — Когда кончатся эти бесконечные развлечения? Когда ты возьмёшься за работу? Ты что думаешь — бездельничать целый год и браться за книжки только перед экзаменами?
— Нет, мама, — серьёзно ответила Гуля. — Ты понимаешь, я и сама устала от удовольствия и хочу заниматься. Но ребята без меня не могут ходить в кино. Я объясняю им секреты съёмок.
— Обойдутся как-нибудь без твоих объяснений, — сказала мама. — А если ты сегодня же не сядешь за уроки, у тебя будут неприятности в школе. Ещё посерьёзней твоей «истории с географией». Так и знай.
Гуля не стала спорить. Она и сама уже сознавала, что давно пора было начать усердно заниматься. И она даже с удовольствием думала о том, что на смену длинной веренице ярких, праздничных дней придут наконец спокойные, трудовые, размеренные будни.
Гуля взялась за работу. Снова на её столе выросла гора учебников. На стене у стола появилось расписание занятий, похожее на расписание поездов. Здесь были точно указаны часы «прибытия» и «отбытия» — час отбытия со станции «Постель» и прибытия на станцию «Письменный стол». Были точно перечислены названия школьных предметов и разделов, которые нужно было пройти, или, как она говорила, «проехать».
Гуля теперь сама отказывалась, когда её звали в кино или в театр.
— Я должна мчаться на всех парах, — говорила она, — чтобы отработать свою поездку в Москву. Мне иногда кажется, что я превратилась в скорый поезд: вечно мчусь куда-то.
Она с головой ушла в школьные занятия и в пионерскую работу, отказывалась от всех посторонних дел. Она была теперь вожатой октябрят. Её не на шутку заинтересовала трудная задача — воспитывать маленьких ребят, развивать в них характер, силу воли, смелость.
Гуля особенно много думала о том, как провести первый сбор, чтобы ребятам было интересно. И она решила придумать какую-нибудь страшную сказку.
«Малыши любят страшные сказки. Да к тому же это и будет первым испытанием их смелости. Надо только, чтобы сказка хорошо кончалась».
По дороге в школу Гуля на ходу сочиняла эту страшную сказку с хорошим концом.
Вечером в пионерской комнате собралось около двадцати ребят: первый класс «Б». Они уже были настоящими школьниками и сами, без провожатых, пришли на свой октябрятский сбор.
Входя в коридор, Гуля услышала взволнованные голоса.
— А вдруг она не придёт? — сказала девочка с косичками, которую звали Лика.
Мальчики выглянули в коридор.
— Идёт! — закричал брат Лики, Мика. — Чурчура, я с ней рядом сяду!
— А я, чур, с другой стороны! — крикнула Лика.
— Тише, ребята! — сказала Гуля, закрывая за собой дверь. — Вы скоро пионерами будете, а шумите, как маленькие.
Дети сразу утихли.
— Ну, что вам рассказать? — спросила Гуля, когда все уселись вокруг неё. — Хотите страшную сказку?
— Хотим! — закричали октябрята.
— А не будете бояться?
— Не будем!
— А если я погашу свет и буду рассказывать в темноте?
— Всё равно не будем.
— Ну, посмотрим, смелые вы ребята или нет.
Гуля встала, повернула на стене выключатель. Стало так темно, что ей пришлось ощупью найти свой стул.
— Ну, слушайте…
Жили-были брат и сестра. Брата звали Иванушка, а сестру Алёнушка. Вот раз Иванушка и говорит:
«Слышал я, что на свете какое-то лихо есть, а никакого лиха я не видал. Пойдём, Алёнушка, поищем лихо».
Взяли они и пошли. Шли, шли и зашли в лес. Густой лес, тёмный-претёмный… Ничего кругом не видно…
— Как у нас тут, — сказал кто-то из октябрят.
— Тише!
Ребята затаили дыхание.
В комнате стало так тихо, что пионервожатая Люба, проходившая в это время по коридору, удивилась. «Что за странный сбор?» — подумала она и слегка приоткрыла дверь в класс.
Сквозь узенькую щель доносился до неё негромкий, но внятный голос:
— …Шли Алёнушка с Иванушкой и увидели в лесу избушку. Вошли, а там никого нет. Пусто, темно. В трубе ветер воет: у-у-у… И вдруг слышат — топ-топ. Кто-то шагает в сенях и железной палкой стучит об пол. Вошла в избу старуха — худая, кривая, одноглазая. Юбка на ней чёрная, кофта чёрная, платок чёрный.
Посмотрела старуха на детей одним глазом и говорит:
«А-а, гости пришли? Вот и хорошо! У меня как раз на ужин нет ничего».
«А мы сыты», — говорят Иванушка и Алёнушка.
«А зато я голодная. Вот зажарю вас и съем…»
Кто-то рядом с Гулей тихонько охнул.
— Что, страшно? — спросила Гуля.
— Ничего, рассказывай, — сказал Мика.
И Гуля продолжала рассказывать свою страшную сказку:
— Взяла старуха в руки лопату и говорит Иванушке:
«Садись, я тебя в печь посажу».
Заплакала Алёнушка:
«Ой, лишенько!»
А Иванушка набросил на Алёнушку шубку мехом вверх и говорит ей тихонько:
«Прикинься, Алёнушка, овечкой, бодайся и кричи: „Ме-е-е!“
Алёнушка так и сделала. Мечется по избе и кричит:
«Ме-е-е! Ме-е!»
«Вот глупая овца!» — говорит старуха.
Схватила Алёнушку и выбросила её за дверь. Стоит Алёнушка одна у закрытых дверей, в тёмном лесу и плачет:
«Иванушка, братец мой! Иванушка!..»
Кто-то из ребят громко всхлипнул.
— Зажечь свет? — спросила Гуля.
— Не надо, — послышались в темноте голоса. И Гуля продолжала:
— Плачет Алёнушка, а Иванушка говорит старухе: «Поучи меня, как сесть на лопату. А то я в печку не влезу».
«Поучить недолго, — отвечает старуха. — Вот, смотри».
Села она сама на лопату, а Иванушка как сунет эту лопату в печь! Старуха и крикнуть не успела. Закрыл Иванушка печь заслонкой — и прочь из избы. А там Алёнушка ждёт. Сбросила она с себя овечью шубку и говорит:
«Прощай, лихо! Натерпелись мы от тебя лиха!»
И убежали они оба к себе домой. Прибежали и стали жить лучше прежнего…
Сказка кончилась.
В тёмной комнате было так тихо, что казалось — октябрята уснули. Гуля повернула выключатель, и яркий свет брызнул всем в глаза. Щурясь, ребята подняли головы.
И как раз в это время открылась дверь. Вошла Люба.
— Что тут происходит? — спросила она.
— Мы страшную сказку слушали, — хором ответили октябрята. — В темноте!
— Почему в темноте? — удивилась Люба. — Кажется, сегодня у нас в школе всё время горел свет.
— Мы нарочно погасили, — сказала Гуля.
Люба удивлённо на неё посмотрела. Гуля смутилась.
— А что, разве нельзя?
— У нас с тобой об этом будет особый разговор, — сказала Люба. — А вы, ребята, идите по домам, уже пора.