Маски, стр. 32

за ручку в шелках; и сажаешь малютку в колясочку.

Это ж, как Круксова трубка: пустая; раз, – вспых: блеск павлиний!

И – нет ничего.

Подмурлыкивая носовым баритоном, он выставил в зеркало стройный свой торс с замечательным профилем, ставя в петлицу муарового отворота мизинец, сутулясь и вытянув шею.

Довольный расчмок; и – оскалился; белую челюсть показывая.

Эти серые, светлые брюки, с несветлою серой полоской; визиточка, черная, стягивала, как корсет; ноготь – розовый; щеки – эмали; а запахи – опопонакс: парикмейстер, танцмейстер, —

– хорош в этой комнате —

– тоже —

– хорошей!

В суровое, с бронзовым просверком, темное поле обой точно вляпаны черные кольца в оранжево-красном квадрате; то серые фоны диванов и кресел из крепкого дерева: американский орех: и такие же кольца на каре-оранжевых каймах драпри, и ковер, заглушающий: дико кирпичная вскрика с наляпанной дикою, синею, кляксой; и синие кисти гардины, – экзотика, даже эротика: тропика!

Нет, не экзотика и не эротика тропика, – лондонский тон, фешенебельный штамп: в бронзе ламп, в жирандоле.

И – черно-лиловая штора.

Но нехорошо, что – тринадцатый номер.

А в смежном, в двенадцатом, – мадемуазель де-Леб-рейль: что мадам Тигроватко, друг Франса, при ней – «конпреансибль» [70], но что Мирра Миррицкая, Тертий Мер-тетев и мадемуазель Долобобко —

– с мадам Тотилтос, с Тилбулга, —

– ен пё тро [71].

И опять-таки, – драмы с мэссьё: Суесвицкий, Антон Ан-Тиох, Лавр Монархов.

– Ассэ, – жюск иси! [72] – он показывал кисло рукою на горло.

____________________

Сутулясь и вытянув шею, прислушивался: де-Лебрейль – в неглиже, что обязанность секретаря надоела – полгоря; но не узнавал он Жюли: нога на ногу, чуть не задрав свою юбку, вытягивала напоказ мускулистую, смуглую ногу; не «в'ля ме вуаля» [73], – «пурку а» [74]; и – лорнировала саркастически: мэ пуркуа:

– Вы

не так говорили в Париже; вы – взвинчены, точно боитесь и прячетесь! —

– Прямо

в лицо: с грубоватым контральто, с размахами веера!

Разгордились, – и с задержью к ней выходил.

Острота-то пера – не его, а – Жюлй; направляет – он; пишет она; это – коллоборация, но – неудобно, когда «Фигаро» [75] ждет статьи, а она, задрав ногу, показывает кружева панталончиков Лавру Монархову.

Не объяснишь сэтт гренуйль [76], что при всей проституции с душами было же нечто, что вынудило авантюру недавнего, страшного прошлого сразу же – пальцами мазал он губы – о, о, о, – пером публициста проткнуть с ураганною силой, как психи.

Отдернул от губ свою руку: дурная привычка хвататься за губы.

Жгучая память, как пламя, ведь вырывом может его охватить, как бумажку, которая около пламени —

– вот еще, —

– вот еще… —

– вспых —

– только

черно-лиловый, морщавый комочек, сереющий в прах золяной!

– Мадам Тителева? – с правом спросит читатель.

– Мэ, мэ,… – ки н'а па д'истуар!… [77]

Нет: не это.

И – точка, как и Домардэн ставил точку, вонзая осиновый кол.

Золобоб

Тук-тук-тук!

Он – в очковые черные стекла; исчезло лицо, потому что очки, борода и парик, – как кордон: перед ними.

– С'э ву [78] – мадемуазель Долобобко?

И – облачко брюссельских кружев, и голые ручки, волос рыжевато зареющих завертень, светло-серебряной сеткою крытый – из двери.

Тут —

– мягко округлым движением длинной руки в воздух вычертил он пригласительный жест, изогнув перед мапемуазель тонкостанистый корпус; на цыпочках вел, шею вытянув, локоть высоко подняв, чтобы видела ломкий и розовый ноготь мизинца.

– О, ля бьенвеню!

И прогиб головы (ей на грудь), и прогребыванье бороды, и разгиб белой кисти:

– Сеси э села! [79]

Усадил, рядом сел: и губою полез:

– Котлеццофф, о нон рюс: се мужик, се барбар.

И – в ней взгляд прорастал (не могла его скинуть); и шарф развивной медоносного цвета с плечей оголенных сметнув на колено, ленилась на нем невнимающим взором, пока ей рассказывал он: —

– тэт а тэты с кадэ; се Пэпэ, – профе'сер: «Труля-ля, ме вуаля».

Пригляделся чорт ягодкой!

О, – предстояли: музеи, визиты, девизы, сервизы, маркизы; и сам —

– женераль —

– Золобоб!

Это – с деланным хохотом, – звонким, густым, сахаристым и злым – с оправлением галстуха темно-морковского цвета, с показом такого же цвета носка из-под серенькой, светлой, ботиночки с бледно-серебряной пряжкой; и огромные функции: Фош, Алексеев, – не больше, не меньше, а тут – ха-ха-ха —

– Золобоб!

Гонг!

С изящною задержью за спину руку откинул; и взявшись другой за конец бороды, над крахмалом приподнятой тонким овалом, отблещивая парика красной искрой, – глиссадой, глиссадою, – за мадемуазель Долобобко.

И думал, что здесь приходилось отчитываться как тому бурсаку, Хоме Бруту, который отчитывал панночкин труп.

Так была?

И – не только: был Вий – с «поднимите мне веки!»: Поднимут, – и —

– «Вот он!».

Боялся столовой; боялся Лебрейль, сюда шел; и себя успокаивал: здесь – иностранцы, не русские.

____________________

Формочки белых салфеточек; блюдчатый блеск; или – «Лондон в Москве»; иностранцы: профессор Душуприй сидит: из Белграда; Боргстром нес, промопсив лицом, свои лысищи: швед; нежно вспудренный и большерослый, серебряно-розовый, юно живеющий старец —

– лорд Эпикурей, —

– сжатый б госиянным крахмалом в раструбистом фраке, сидит государственно, шарик катая; и не реагирует; на шелестящие вкусности и на размазые губы мадам Эломёлло, обвешенной бледными блондами, с бледною бляхою, пояса, с бледно-молочным опалом (отлив – цвета пламени); с неизъяснимой фамилией, миру неведомой нации, странно немой. – Кокоакол: сидит! О, – барону Боргстрому, – ром! О, – лорду – эль!

– Дает тон, он, —

– «Пелль-Мелль» —

– метр-д'отель!

С лордом Моббзомон

Шведу, барону Боргстрому, – налево, мадам Эломёлло, – направо: поклоны (лорд Эпикурей и не двинулся); весь черч и вычерч, – он сел; только бронзовый тон бороды нарушал комбинацию «бланнуар-гри», весь – «нуар»; «гри» – штаны; «блан» – крахмалы и щеки, как виза «Пари», и как лозунг: «Война до конца!»

– Сервэ ву [80], – передал он «кавьяр» Долобобке; и впырскал в него бриллиант из волос.

Но скосяся за волосы, все же отметил: нет «этого»; вместо «него» – офицеры, компания: гости к мадам Пэлампэ и к мадам Халаплянц (шемаханского шелка кусок на татарском запястьи):

– Брав гар! [81] – шею вытянул, скалясь и белые зубы показывая.

– Ки? [82]

Жицкой, Египсенцев, Стосоцо, Цезассерко, Сердил-лианцев.

– Ду? [83]

Царская Ставка.

Бубвоцкий, Бобестов, Бавлист – едут в Лондон; и все, на него озираяся, шепчутся:

– Ле Домардэн, пюблиссйст, – вероятно.

Тут, галстух оправив, с нарочною громкостью, для офицеров, но к мадемуазель Долобобко, —

– что —

– метрика, сертификация, корреспондентский билет носит в правом кармане он что – тэт-а-тэты; и переменив интонацию поз – про кулет вместе спетый с племянником лорда Хеопс, лордом Моббз; и – с сеньором Мопсини-делль-Артэ: в «Аластере», лондонском баре; смех – вместе; и – вместе: на дебри с сер Перси Леперстли.