Лед Бомбея, стр. 52

15

В сообщении, которое оператор переврал до неузнаваемости, говорилось, что Ашок собирался приехать в отель и передать мне книгу. Не дождавшись ответного звонка, он снова позвонил в отель, и там ему дали номер Проспера. А Проспер отправил его на студию.

Ашок разрезал скотч у меня на руках и завернул меня в простыню.

– Шофер звонит в полицию, – сказал он.

– Калеб Мистри где-то там, в соседней комнате, – успела я произнести перед тем, как полностью отключиться.

К тому времени когда я снова пришла в сознание, в помещении студии уже находились двое полицейских, которые допрашивали Калеба, потиравшего запястья. Время от времени он поглядывал на нас с Ашоком.

Затем наступила моя очередь. Полицейские спрашивали, зачем я пришла на студию так поздно. Услышав, что я приехала сюда для того, чтобы взять интервью у Калеба, они обменялись многозначительными усмешками. Известна ли мне причина нападения? Причина, ответила я им, видимо, имеет отношение к хиджре по имени Сами и к каким-то картинкам, принадлежавшим человеку по имени Сунила, о котором я никогда раньше не слышала. После этого они спросили меня, не узнала ли я нападавших.

– Среди них один был хромой. С повязкой на ноге. Главный называл его "В" или "С". Думаю, это был один из тех двоих, которые напали на меня прошлый раз у священных пещер. Я проткнула ему ногу кончиком зонта.

– Кончиком зонта. – Полицейский прекратил записывать. Эти слова показались комичными даже мне. – А другие двое?

– Высокий не индиец. Его голос мне откуда-то знаком. У меня хорошая память на голоса. Но я не уверена... его лицо было закрыто маской... – Все это прозвучало как-то совсем неубедительно даже на мой собственный взгляд. – Но, во всяком слу-, чае, это человек, хорошо знающий студийную систему...

Один из полицейских засмеялся и тут же вновь принял, серьезный вид, заметив, что Ашок нахмурился.

– Почему он смеется, Аш? Ведь он даже не дал мне договорить.

Второго полицейского Ашок, по-видимому, не смущал.

– Он смеется потому, что любой рикша в Бомбее знает студийную систему. Это – киногород, мадам.

Задав еще несколько бессмысленных вопросов и получив столь же бессмысленные ответы, они разрешили мне идти.

– Я отвезу тебя к себе, – сказал Ашок. – Тебе нельзя сегодня оставаться одной.

– Как думаешь, полиция сможет что-нибудь сделать?

– Какой-то шанс поймать этих негодяев будет только в том случае, если окажется, что на них уже есть сведения в полиции и они живут по определенному адресу. Хотя при том описании, что ты дала... Но даже если они окажутся уже известными преступниками, могут возникнуть и другие трудности.

– Какие, например?

Ашок сурово сжал губы, и стало ясно, что ему не очень хочется отвечать на мой вопрос.

– Буду честен с тобой, Роз. В этой стране много политиков, которые пользуются услугами преступников для достижения самых разных целей. С помощью темных личностей всякого рода этих целей достичь можно быстрее и легче, чем легальными способами. И если за спиной негодяев, напавших на тебя, стоят люди влиятельные, то таковым негодяям ничего не стоит каждую ночь менять убежище так, что их практически будет невозможно выследить, и полиция, как это ни печально, приложит свою руку к тому, чтобы защитить и укрыть их.

Я заметила, что он смотрит на меня вопросительным взглядом, как будто задавая вопрос по поводу моей наготы, тот самый вопрос, который не осмелились задать полицейские. Он сделал это тактичнее:

– Как твое плечо? Ты уверена, что нет вывиха? Тебе бы следовало проконсультироваться у врача.

– Со мной все в порядке, Ашок. Они просто меня немного помяли и больше ничего.

Установление факта насильственного утопления – одна из самых сложных проблем судебной медицины.

В гостиной Ашока было не меньше книг, чем в его библиотеке. Однако в гостиной он оставил немного места для пары стульев и стола.

– У меня нет кондиционера, – сказал он извиняющимся тоном. – Обычно в такие жаркие ночи перед приходом муссона я выношу свою постель на веранду. Если хочешь, я постелю тебе там и закрою бамбуковые жалюзи, чтобы не беспокоили павлины. У них сейчас брачный сезон, и они так громко стучат своими хвостами, что можно подумать, будто находишься в большой бальной зале, до отказа набитой дамами с веерами из слоновой кости.

– А где ты сам будешь спать?

– Я постелю себе здесь, на диване, пока ты будешь принимать ванну. А потом приготовлю что-нибудь поесть. Тебе обязательно надо перекусить.

Он протянул мне полотенце, кусок сандалового мыла, одну из своих пижам, аккуратно сложенную и пахнущую экзотическими травами.

Но даже после ванны меня не оставляло ощущение, что я смыла только верхний тонкий слой грязи, основная же ее часть осталась внутри и смыть ее уже невозможно ничем. Когда я вернулась в гостиную и увидела, что Ашок сидит в кресле с высокой спинкой, у меня возникло впечатление, что я вошла в зал судебных заседаний. Его сходство с судьей было бы еще большим, если бы не чайник и не две чашки рядом на столике.

– Розалинда, – обратился он ко мне после того, как я тяжело опустилась на диван, – ты сообщила полиции не всю правду. Я вижу это по твоему лицу.

Да, Ашок, я трахалась с Калебом как раз перед тем, как вошли эти головорезы, и они с восторгом наблюдали за нашим изощренным трахом. Но вслух я сказала:

– Я уверена, что во всем этом замешан Проспер. – От моей чашки поднимался аромат черного кардамона. – Человек в маске... у меня есть подозрение, что им мог быть дружок Проспера, которого я встретила у него сегодня вечером. Я должна предупредить Миранду, вытащить ее из всего этого.

Грязный подонок приходит в дом моей младшей сестры. Я сразу же попыталась отогнать от себя эту мысль.

– Почему же, черт возьми, ты не сообщила об этом полиции?

– А ты видел, с каким видом они смотрели на меня? Так, словно я сама это все и устроила. Индийская полиция известна своей неспособностью внушать доверие. – Чашка выпала у меня из рук, и ее содержимое оставило большое пятно на ковре. – О, мне очень жаль! – воскликнула я.

Ашок встал со своего кресла и сел рядом со мной на диван.

– Нет, это мне следует извиниться, Розалинда. Ты ведь знаешь мое отношение к... твоей семье. – Едва заметное, словно трепетание тончайшей золотой пленки, колебание в его голосе. – С моей стороны не очень достойно подвергать тебя еще одному допросу после того, что ты перенесла за сегодняшнюю ночь.

Он взял мою руку в свои ладони, в первый раз с тех пор, как я была еще ребенком. У индийцев не в обычае пожимать друг другу руки и целоваться. И я уже успела забыть силу его рук.

Словно почувствовав направление моих мыслей, Ашок встал и отошел от дивана, сказав:

– Наверное, я слишком долго прожил среди книг. С тех пор как умерла жена и сыновья переженились, я окружил себя крепостью из слов, целыми городами слов.

Он со вздохом окинул взглядом комнату. Воздух был настолько недвижим, что его дыхание коснулось меня легким ветерком. Ашок прошел дальше по комнате к окну и стал всматриваться в темноту ночного сада.

Он заговорил, стоя ко мне спиной, и резкие вопли лягушек из темных зарослей почти заглушали его слова.

– Тебе, наверное, известно, что я был в Кашмире, когда там начались беспорядки в конце 80-х? Жена не очень хорошо себя чувствовала, и мы сняли плавучий дом на озере, так как врачи сказали, что свежий воздух будет ей очень полезен. За пять лет до того жена передала школе в Шринагаре, столице Кашмира, двадцать пять тысяч книг из библиотеки своей семьи. Некоторые книги принадлежали ее семейству с IX века. Ее предки были странствующими писцами и учителями, и когда у них заканчивались чернила или пергамент, они писали кровью на широких листьях деревьев. Свои рукописи они пронесли через Гималаи, читая древние сказания обитателям самых отдаленных мест. Для меня ее книги были как старые друзья. Я часто приходил в школу, чтобы полюбоваться на них. Многие были украшены рисунками, сделанными вручную самим писцом. Это было невероятное, сказочное богатство.