Лед Бомбея, стр. 33

Когда через минуту я сама добежала до этих деревьев, негодяя уже и след простыл. Но как ни странно, посередине тропинки лежал мой рюкзак, а в нем – бумажник, целый и невредимый. Прихрамывая, я нерешительно прошла по тропинке взад и вперед, глядя по сторонам. Но вокруг не было никого, кроме ворон и кузнечиков. Холм поглотил обоих подонков.

То место на ноге, куда он меня ударил, сильно саднило, а шея так болела, что я едва могла глотать. Я добралась до ближайшего большого камня и уселась на него. Несколько минут спустя из-за поворота тропинки появилась группа туристов-индийцев. Заметив меня, они поспешили на помощь и сразу же стали настаивать на том, чтобы я позволила им проводить меня до шоссе. В киоске с прохладительными напитками они купили мне свою любимую колу и усадили под сень ларечного козырька на пустой ящик из-под бутылок. Потом долго извинялись за отсутствие автомобиля или мобильного телефона, чтобы вызвать «скорую помощь». Их искренне беспокоило, что я могу не перенести тягот поездки на индийском общественном транспорте. В заключение они начали мне в мельчайших подробностях воспроизводить расписание местных автобусов, хотя я уже давно перестала их слушать.

И только когда они ушли, я поняла, что же все-таки пропало. Книга Сами. Остался только лист с рисунками. Похититель в спешке забыл о нем. Но что могло заинтересовать обычного индийского вора в книге по истории искусств?

Должно быть, я задремала, так как следующее, что я помню, – это торговец прохладительными напитками, трясущий меня за плечо, с криком:

– Такси! Такси!

Ему удалось остановить проезжавший мимо автомобиль, и водитель с готовностью согласился подбросить меня до студии моего свояка.

4

Это был явно один из самых неудачных дней. Миранда вернулась в Бомбей для срочной консультации у врача, Проспер поехал вместе с ней, и съемку до их возвращения прекратили. На студии оставались только статисты, которые из-за бедности не могли позволить себе слишком частые поездки туда-сюда, и оператор по имени Салим. Увидев, в каком состоянии я прибыла на студию, он извинился за отсутствие у них необходимых условий для оказания медицинской помощи, собственноручно продезинфицировал мои порезы и подыскал для меня кое-какую одежду Миранды.

– О, мисс Розалинда, – воскликнул он, – вам бы сейчас надо быть в кругу семьи, которая могла бы о вас позаботиться. А что я могу сделать, чтобы хоть как-то помочь вам в вашем несчастье? Хотите, я приготовлю вам поесть? Или вы предпочитаете пройтись по студии?

– Я бы не отказалась от обоих удовольствий.

Это был совсем крошечный тихий человечек лет шестидесяти с громадными ушами и глазами гнома из сказки. С лица его не сходило напряженное выражение, характерное для людей, которые с ранних лет привыкли принимать ответственность на себя там, где все остальные сваливают ее на других. Я вспомнила слова из одной журнальной статьи в подборке Рэма:

«Даже в наименее вдохновляющих творениях Шармы операторская работа Салима приковывает внимание зрителя. Его камера обладает способностью отыскать нечто поэтическое в самом омерзительном и грязном подонке».

Мне же казалось, что Салим обладает гораздо более важным даром, если не для коммерческого успеха, то по крайней мере для успеха у критики – выявить в самом рядовом статисте настоящую актерскую индивидуальность.

Для того чтобы обойти всю съемочную площадку Проспера, представлявшую собой копию Красного Форта в реальную величину с регулярным парком в стиле Великих Моголов, с тутовыми и гранатовыми деревьями и почти настоящей деревней, у меня в нынешнем состоянии не хватило бы сил. Деревня, будучи бутафорской, тем не менее, как разъяснил Салим, занимала в два раза больше места по сравнению с деревней реальной, так как домики должны были соответствовать требованиям индийского зрителя, которому хочется видеть свою жизнь лучше, чем она есть на самом деле, с настоящей канализацией, например.

Я спросила у Салима, не собирается ли Проспер помимо «Бури» снимать какую-нибудь другую картину на исторический сюжет, на что он ответил, что передо мной типичная бомбейвудская съемочная площадка, на которой снимается традиционная здешняя продукция.

– Банды, контрабандисты, перестрелки. – Он замолчал на мгновение, припоминая столь же традиционные для конца XX века развлечения. – Торговцы наркотиками, изнасилования. Ничего из ряда вон выходящего. Герой – безработный деревенский парнишка. – Салим улыбнулся. – При этом, однако, его одежда стоит значительно дороже той, которую могут себе позволить многие из наших статистов. Конечно, все это бесконечно далеко от художественных стандартов господина Проспера, но благодаря деньгам, полученным за фильм, он может посвятить несколько недель работе над «Бурей».

– Ваше съемочное расписание за последние шесть месяцев представляет собой, по-видимому, нечто маниакальное. Можно мне на него взглянуть?

– Я могу это организовать.

Салим провел меня в дальний конец студии, где стояла целая армия индийских богов всевозможных размеров, от домашних статуэток до монументальных храмовых статуй. Их с помощью разных технологий изготовляет отдел реквизита, пояснил Салим, после чего изображения выставляют на улицу с тем, чтобы они приобрели «патину времени».

– Необходимая вещь в том случае, если хочешь добиться настоящей достоверности.

– Наверное, у Проспера уходит на это целое состояние. – Я наклонилась, чтобы полюбоваться резным узором на декорации, изображавшей храм, но Салим взял меня за руку и отвел от него. – Боюсь, наша реконструкция древнего храма настолько правдоподобна, что даже привлекла храмовую кобру. Очень крупный экземпляр, по меньшей мере метр с четвертью длиной. Она чуть не укусила одного статиста, забравшегося под лестницу, чтобы принять дозу домашней водки, которую ему, несмотря на все запреты, удалось пронести на студию. На его счастье, змея попыталась вначале испробовать свои клыки на бутылке.

– Надеюсь, самогон пришелся ей по душе. Это была королевская кобра?

– Нет, это была «наджа-наджа» – от санскритского «нага», что, как вам известно, означает «змея», – настоящая индийская кобра, как определил тот «счастливчик», очень темного цвета. Хотя, конечно, бывают и совсем белые кобры. Но они очень редки, как и негры-альбиносы.

– Как же этот парень ухитрился ускользнуть целым и невредимым?

– Как утверждает ваш знаменитый эксперт по кобрам Р. Мелл, если вам удастся сохранить необходимое в данной ситуации спокойствие и хладнокровие, вы можете приблизиться к кобре, после чего следует легким, но твердым движением руки толкнуть верхнюю вертикальную часть тела змеи так, чтобы она потеряла равновесие и опрокинулась назад. – Салим улыбнулся. – Наш статист оказался не столь начитан в трудах мистера Мелла и не смог на практике проверить его теорию. Но отец парня был заклинателем змей, и потому он знал, что для кобры самое важное – зрение. Если оно направлено на движущуюся руку, например, то кобра уже больше ни на что не обращает внимания.

– Привет тебе, Сеша, – сказала я, почти без иронии в голосе, и поклонилась храмовым ступеням.

Сеша – это черная змея, на тысяче головах которой держится вся вселенная. В индуистской мифологии Земля подобна старому Бомбею до начала освоения морских территорий. На ней семь островов и семь морей, а под Землей один под другим располагаются семь миров, населенные демонами и полубогами, а под этими семью мирами – Сеша.

Салим улыбнулся:

– Значит, вам известны наши сказания, мисс Розалинда?

– Я на них выросла. Мать говорила мне, что воистину мудрый индиец одновременно живет в нескольких эпохах. Индия подобна стене, учила она меня, с которой счистили побелку и обнажили граффити предшествующих поколений.

– Возможно, поэтому так много времени у нас уходит на любые перемены, – сказал Салим. – Во всем вокруг мы видим слишком много разнообразных смыслов одновременно.

– Как Проспер. Он ведь работает над «Бурей» уже, кажется, лет двадцать?