Женщины, стр. 73

60

Мы летели уже двадцать минут, когда она вытащила из сумочки зеркальце и начала краситься – главным образом, глаза. Она трудилась над глазами маленькой кисточкой, сосредоточившись на ресницах. При этом очень широко их распахивала и открывала рот. Я наблюдал за нею, и у меня началась эрекция.

Ее рот был настолько полон, и кругл, и открыт – а она красила ресницы. Я заказал нам выпить.

Тэмми прервалась на выпивку, затем продолжила.

Молодой парень, сидевший справа, начал играть с собой. Тэмми продолжала глазеть на свое лицо в зеркальце, не закрывая при этом рта. Похоже было, что этим ртом она действительно может отсосать.

Она продолжала так целый час. Затем убрала зеркальце и кисточку, облокотилась на меня и уснула.

Слева от нас сидела женщина. Ей было где-то за сорок. Тэмми спала рядом со мной.

Женщина посмотрела на меня.

– Сколько ей? – спросила она.

В том реактивном самолете внезапно стало очень тихо. Все сидевшие поблизости слушали.

– 23.

– А выглядит на 17.

– Ей 23.

– Сначала два часа она красится, а потом засыпает.

– Не два, а всего около часа – Вы в Нью-Йорк летите? – спросила меня дама.

– Да.

– Это ваша дочь?

– Нет, я ей не отец и не дедушка. Я ей вообще не родственник.

Она моя подружка, и мы летим в Нью-Йорк. – Я уже видел в ее глазах заголовок:

ЧУДОВИЩЕ ИЗ ВОСТОЧНОГО ГОЛЛИВУДА ОПАИВАЕТ 17-ЛЕТНЮЮ ДЕВУШКУ, УВОЗИТ ЕЕ В НЬЮ-ЙОРК, ГДЕ СЕКСУАЛЬНО ЗЛОУПОТРЕБЛЯЕТ ЕЮ, А ЗАТЕМ ПРОДАЕТ ЕЕ ТЕЛО МНОГОЧИСЛЕННЫМ БИЧАМ

Дама-следователь сдалась. Она откинулась на сиденье и закрыла глаза. Ее голова соскользнула в мою сторону. Казалось, она почти лежит у меня на коленях. Обнимая Тэмми, я наблюдал за этой головой. Интересно, она будет против, если я сокрушу ей губы своим безумным поцелуем? У меня началась новая эрекция.

Мы уже шли на посадку. Тэмми казалась очень вялой. Меня это тревожило. Я пристегнул ее.

– Тэмми, уже Нью-Йорк ! Мы сейчас приземлимся ! Тэмми, проснись !

Никакого ответа.

Передозировка?

Я пощупал ей пульс. Не чувствуется.

Я посмотрел на ее огромные груди. Я наблюдал за ней, стараясь разглядеть хоть признак дыхания. Они не шевелились. Я поднялся и пошел искать стюардессу.

– Сядьте, пожалуйста, на свое место, сэр. Мы идем на посадку.

– Послушайте, я беспокоюсь. Моя подруга не хочет просыпаться.

– Вы думаете, она умерла? – прошептала та.

– Я не знаю, – прошептал я в ответ.

– Хорошо, сэр. Как только мы сядем, я к вам вернусь.

Самолет начал снижаться. Я зашел в сортир и намочил несколько бумажных полотенец. Вернулся на место, сел рядом с Тэмми и стал тереть ей ими лицо. Весь этот грим – коту под хвост. Тэмми не отвечала.

– Ты, блядь, проснись!

Я провел полотенцами ей между грудей. Ничего. Никакого движения.

Я сдался.

Надо будет как-то отправлять обратно ее тело. Надо будет объяснять ее матери. Ее мать меня возненавидит.

Мы приземлились. Люди повставали и выстроились в очередь на выход. Я сидел на месте. Я тряс Тэмми и щипал ее.

– Уже Нью-Йорк, Рыжая. «Гнилое Яблоко». Приди в себя.

Кончай это говнидло.

Стюардесса вернулась и потрясла Тэмми.

– Дорогуша, в чем дело?

Тэмми начала реагировать. Она пошевельнулась. Затем открылись глаза. Все дело просто в новом голосе. Кому охота слушать старый голос.

Старые голоса становятся частью своего я, как ноготь на пальце.

Тэмми извлекла зеркальце и начала причесываться. Стюардесса потрепала ее по плечу. Я встал и вытащил платья с багажной полки над головой.

Бумажные пакеты тоже там лежали. Тэмми все еще смотрелась в зеркальце и причесывалась.

– Тэмми, мы уже в Нью-Йорке. Давай выходить.

Она задвигалась быстро. Мне достались оба пакета и платья. Она пошла по проходу, виляя ягодицами. Я пошел следом.