Женщины, стр. 25

Утром Ди Ди повезла меня на Сансет-Стрип завтракать. Ее мерседес был черен и сиял на солнце. Мы ехали мимо рекламных щитов, ночных клубов, модных ресторанов. Я съежился на сиденье, кашляя и куря взатяжку.

Я думал: что ж, бывало и хуже. В голове промелькнула сцена-другая. Однажды зимой в Атланте я замерзал, полночь, денег нет, спать негде, и я брел по ступенькам к церкви в надежде зайти внутрь и согреться. Церковные врата были заперты. В другой раз, в Эль-Пасо, я спал на скамейке в парке, а утром меня разбудил фараон, наддав по подошвам дубинкой. И все же я не переставал думать о Лидии.

Все хорошее, что было в наших отношениях, походило на крысу, которая расхаживала по моему желудку и грызла внутренности.

Ди Ди остановила машину у элегантной забегаловки. Там был солнечный дворик со стульями и столиками, где люди сидели и ели, беседовали и пили кофе. Мы прошли мимо черного мужика в сапогах, джинсах и с тяжелой серебряной цепью, обмотанной вокруг шеи. Его мотоциклетный шлем, очки и перчатки лежали на столе. Он сидел с худой блондинкой в комбинезоне травяного цвета, посасывавшей мизинец. Место было переполнено. Все выглядели молодо, прилизанно, никак. Никто на нас не таращился. Все тихонько разговаривали.

Мы вошли, и бледный худосочный юноша с крошечными ягодицами, в узеньких серебристых брючках, 8-дюймовом ремне с заклепками и сияющей золотой блузке провел нас к столику. Уши у него были проколоты, он носил крохотные голубые сережки. Его усики, точно прочерченные карандашом, казались лиловыми.

– Ди Ди, – сказал он, – что происходит?

– Завтрак, Донни.

– Выпить, Донни, – сказал я.

– Я знаю, что ему нужно, Донни. Принеси «Золотого Цветка», двойной.

Мы заказали завтрак, и Ди Ди сказала:

– Нужно немного подождать, чтобы приготовили. Они здесь всё готовят под заказ.

– Не трать слишком много, Ди Ди.

– Это всё на представительские списывается. – Она вытащила маленький черный блокнотик: – Так, давай поглядим. Кого я приглашаю сегодня на завтрак? Элтона Джона?

– Разве он не в Африке?..

– О, правильно. Ну, а как тогда насчет Кэта Стивенса?

– Это еще кто?

– Ты что, не знаешь?

– Нет.

– Так я его открыла . Будешь Кэтом Стивенсом.

Донни принес выпить, и они с Ди Ди поговорили. Казалось, они знали одних и тех же людей. Я же не знал никого. Я далеко не сразу приходил в восторг. Мне было наплевать. Мне не нравился Нью-Йорк. Мне не нравился Голливуд.

Мне не нравилась рок-музыка. Мне вообще ничего не нравилось. Возможно, я боялся.

Вот в чем всё дело – я боялся. Мне хотелось сидеть в одиночестве в комнате с задернутыми шторами. Вот от чего я тащился. Я придурок. Я ненормальный. А Лидия уехала.

Я допил коктейль, и Ди Ди заказала еще один. Я начал чувствовать себя содержантом, и это было клево. Помогало развеять тоску. Нет ничего хуже, чем когда нищаешь, и тебя бросает женщина. Пить нечего, работы нет, одни стены, сидишь, лыбишься на эти стены и думаешь. Так женщины на тебе отвязываются, но им самим от этого больно, и они слабнут. Или же мне просто нравилось в это верить.

Завтрак был хорош. Яйца с гарниром из разных фруктов… ананасы, персики, груши… немного молотых орехов, заправка. Хороший завтрак. Мы доели, и Ди Ди заказала мне еще выпить. Мысль о Лидии по-прежнему оставалась во мне, но Ди Ди была мила. Ее беседа была определнна и развлекала меня. Она могла меня рассмешить, что мне и было нужно. Смех мой весь сидел внутри, ожидая случая вырваться ревом наружу: ХАХАХАХАХА, о боже мой, о господи ХАХАХАХА. Стало так хорошо, когда это случилось. Ди Ди знала кое-что о жизни. Ди Ди знала: что случилось с одним, случалось с большинством из нас. Жизни наши не так уж сильно отличались друг от друга – хоть мы и любили считать, что это не так.

Боль странна. Кошка убивает птичку, дорожная авария, пожар…

Боль нагрянет, БАХ, и вот она уже – сидит на тебе! Настоящая. И для всех, кто смотрит со стороны, ты выглядишь дурацки. Будто вдруг сделался идиотом. От этого нет средства, если только не знаешь кого-то, кто понимает, каково тебе и как помочь.

Мы вернулись к машине.

– Я как раз знаю, куда тебя свозить, чтобы ты развеялся, – сказала Ди Ди. Я не ответил. За мною ухаживали, как за инвалидом. Я им и был.

Я попросил Ди Ди остановиться возле бара. Какого-нибудь из ее мест. Бармен ее знал.

– Вот это, – сказала она мне при входе, – то, где тусуются многие сценаристы. И кое-кто из мелкой театральной публики.

Я невзлюбил их всех немедленно – рассиживают с умными и высокомерными рожами. Взаимоуничтожаются. Самое худшее для писателя – знать другого писателя, а тем паче – несколько других писателей. Как мухи на одной какашке.

– Давай возьмем столик, – сказал я. Вот он я, писатель на 65 долларов в неделю, сижу в одном месте с другими писателями – теми, что на 1000 долларов в неделю. Лидия, подумал я, я уже близок. Ты еще пожалеешь. Настанет день, и я буду ходить по модным ресторанам, и меня будут узнавать. У них будет особый столик для меня в глубине, поближе к кухне.

Мы взяли себе выпить, и Ди Ди взглянула на меня:

– Ты хорошо вылизываешь. Ты вылизываешь лучше, чем у меня вообще в жизни было.

– Лидия научила. Потом я добавил несколько штрихов от себя.

Темнокожий мальчуган вскочил и подошел к нашему столику. Ди Ди нас представила. Мальчуган был из Нью-Йорка, писал для «Виллидж Войса» и других тамошних газет. Они с Ди Ди немного похлестались громкими именами, а потом он ее спросил:

– А чем твой муж занимается?

– Конюшню держу, – ответил я. – Кулачных бойцов. Четверо хороших мексиканских парней. Плюс один черный, настоящий танцор. Сколько вы весите?

– 158. Вы сами дрались? Судя по лицу, вам досталось изрядно.

– Перепало несколько. Можем поставить вас в категорию 135. Мне нужен левша в легком весе.

– Откуда вы узнали, что я левша?

– Сигарету в левой руке держите. Приходите в спортзал на Мэйн-Стрит. В понедельник с утра. Начнем вас тренировать. Сигареты исключить.

Погасите этого сукина сына немедленно!

– Послушайте, чувак, я же писатель. Я работаю на пишущей машинке. Вы никогда ничего моего не читали?