100 великих любовников, стр. 93

Однако Васильчиков не принимал никакого участия в государственных делах, а Орлов, по-видимому, даже направлял внешнюю политику. Князь явился в Царское распорядителем. Императрица нанесла ему визит в Гатчине, и там же, в нарушение всех правил, встречается с принцессой гессен-дармштадтской и ее двумя дочерьми, из которых одна должна была стать женой великого князя Павла! Причем императрица некоторое время колебалась, какую из принцесс выбрать. 5 июля 1773 года перепуганный Сольмс отправил своему государю в Берлин курьера с депешей, в которой, в частности, говорилось: «…Граф Панин, всегда зорко наблюдающий за всем, что делает семья Орловых, по-видимому, имеет причины подозревать, что князь Орлов простирает свои честолюбивые виды до намерения жениться на принцессе дармштадской. Необыкновенная внимательность, которой он, по-своему окружает ланд-графиню, и свободное обхождение, какое он уже позволяет себе с принцессами, особенно же с младшей, за которой формально ухаживает, подтверждают эти подозрения… Принцесса по живости своего характера может, не подозревая ничего дурного, дать этому честолюбивому человеку возможность успеть в замыслах».

Впрочем, посланник тревожился напрасно: Орлов был слишком «ленив умственно», чтобы принимать активное участие во внешней политике. Он бросил принцессу дармштадскую ради первой попавшейся фрейлины, а государственные дела ради удовольствий.

После возвышения Потемкина в 1774 году Орлов уехал за границу, путешествовал по Европе, изумляя чужеземные столицы своим роскошным образом жизни и пугая самых смелых игроков своими крупными ставками. Дидро, видевший его в Париже, сравнил Орлова с «котлом, который вечно кипит, но ничего не варит». Вернувшись через год в Петербург, Орлов занял положение, напоминавшее положение Разумовского в предыдущее царствование. При дворе его звали просто «князь». С императрицей у него, по-видимому, установились если не прежние близкие, то, по крайней мере, приятельские, дружеские отношения, почти как между равными, а не как между государыней и подданным. На подарок ему Екатериной дворца он ответил покупкой знаменитого персидского бриллианта «Надир-шаха», за который заплатил 460 тысяч рублей. Он преподнес его царице в день ее именин.

Они по-прежнему были связаны невидимой нитью. В 1776 году Екатерина писала Гримму: «Я всегда чувствовала большую склонность подчиняться влиянию лиц, знающих больше меня, лишь бы только они не давали чувствовать, что ищут этого влияния, иначе я убегала со всех ног прочь. Я не знаю никого, кто бы был так способен помочь проявиться этой склонности во мне, как князь Орлов. У него природный ум, идущий своим путем, и мой ум за ним следует».

В 1777 году 43-летний экс-фаворит влюбился, причем серьезно. Это была любовь счастливая, хотя встретившая вначале массу препятствий и имевшая трагическую развязку – роман, начавшийся идиллией и окончившийся трагедией.

Хорошенькая, грациозная, только что переступившая порог восемнадцатилетия фрейлина императрицы Зиновьева имела массу женихов. Она приходилась двоюродной сестрой князю. Он воспылал к ней любовью и встретил взаимность. Формальное запрещение подобных браков церковными и гражданскими законами не остановило князя. Но брак был расторгнут постановлением сената, которое предписывало развести супругов; и молодая женщина писала своему брату Василию письма, полные отчаяния, рассказывала о своих неудачных попытках увидеться с мужем. Она добавляла: «Я люблю его, как никого не любила, и, несмотря на все, слава Богу, очень счастлива».

Наконец Екатерина решила выказать великодушие. Она кассировала постановление сената; даже зачислила княгиню Орлову в статс-дамы и подарила ей массивный золотой прибор. Молодые отправились провести медовый месяц в Швейцарию, и княгиня рассказывала о своем счастье и восторге в стихах, которые скоро облетели весь Петербург: «Всякий край, с тобою рай».

Через несколько месяцев князь и княгиня вернулись в Петербург и, поселившись в доме Штегельмана – одном из подаренных императрицей фавориту, – вели тихую, скромную жизнь, ничем не обращая на себя внимание и вполне отдаваясь своему счастью. Князь редко появлялся при дворе и говорил Гаррису, что больше не пользуется никаким влиянием.

В 1780 году чета снова отправилась за границу: княгиня недомогала и ее здоровье требовало более теплого климата. Но, увы, вместо долгожданного материнства ее ждала смерть. Грудная болезнь оказалась неизлечимой. Напрасно еще недавно счастливая чета переезжала из города в город для консультаций со знаменитыми специалистами. Княгиня Орлова умерла в Лозанне 16 июля 1782 года. Державин посвятил ей трогательные стихи, а Орлов, вернувшись в Петербург, лишился рассудка, его сердце не выдержало потери любимой. Рассказывали, что в припадках бреда он видел перед собой мстительный образ Петра III и повторял постоянно: «Наказание мне». Шесть месяцев спустя граф Орлов скончался. Екатерина писала Гримму: «Хотя я и была подготовлена к этому ужасному событию, но, не скрою от вас, оно глубоко опечалило меня… Напрасно мне твердят, и я сама повторяю себе все, что говорится в подобных случаях: ответом служит взрыв рыданий, и я ужасно страдаю».

ДЖОРДЖ НОЭЛ ГОРДОН БАЙРОН

(1788—1824)

Шестой барон Байрон. С 1809 года член палаты лордов. Английский поэт-романтик. Получил известность после публикации первых частей поэмы «Паломничества Чайльд Гарольда» (1812—1818). Позже написаны поэмы «Шильонский узник» (1816), «Манфред» (1817), «Мазепа» (1819), «Гяур», «Лара», «Корсар» и самая знаменитая «Дон Жуан» (1819—1824). Первый поэтический сборник «Часы досуга» (1807) вызвал острую критику. Особо велико значение лирики Байрона; его заслуга – в приближении поэзии к разговорному языку. Один из отцов романтического либерализма. Умер от лихорадки в Миссолунги.

У них был общий отец – капитан Джон Байрон, которого называли «бешеным Джеком». Мать Августы умерла рано, и девочка воспитывалась у бабки, леди Холдернесс, которая не хотела, чтобы внучка общалась с новой семьей своего отца. Поэтому Августа долго не знала, что у нее есть брат – «бэби Байрон», будущий великий поэт Англии.

Джон Байрон действительно был бешеным: авантюрист, картежник, гуляка, женолюб, он погряз в бесконечных долгах. Его вторая жена, мать поэта – Катарина Гордон, выходя замуж, считалась богатой невестой. Тем не менее очень скоро семья оказалась буквально на мели. Их сыну Джорджу было три года, когда отец, совершенно опустившийся, умер по Франции. Умер под вымышленным именем. Бешеному Джеку было тогда всего тридцать шесть лет – возраст фатальный для Байронов.

Итак, Августа и ее родной по отцу брат Джордж долго ничего не знали друг о друге. Только после смерти леди Холдернесс брат и сестра встретились – и сразу понравились друг другу. Хотя Джордж был моложе Августы на четыре года (ей было семнадцать), он почувствовал себя ее опекуном. В первом письме к ней, написанном на Пасху в 1804 году, просил, чтобы она считала его не только братом, но и ближайшим другом: «Помни о том, дорогая сестра, что ты самый близкий мне человек… на свете, не только благодаря узам крови, но и узам чувства».

Августа к тому времени уже была обручена со своим кузеном Ежи Леем, драгунским полковником, которого очень любила. А Байрон томился любовными переживаниями.

Сколько женщин прошло перед ним за его короткую, но бурную жизнь? Трудно сказать. Он посвящал свои стихи Лесбии и Каролине, Элизе и Анне, Марион и Мэри, Гарриет и Джесси… В этих посвящениях поэт был неизменно страстным и печальным. Счастье казалось таким близким, но любовь была только сном.

Еще юношей он влюбился в Мэри Дефф, у которой были «очи газели», черные косы, ласковая улыбка и мелодичный голос. Вскоре он увлекся кузиной Маргаритой Паркер, пленившись «черными очами, длинными ресницами, греческим профилем, томной прозрачностью красоты, словно сотканной из лучей радуги».