Обитель духа, стр. 62

– Приказываем мы, а не Цао или кто-то еще, – все более раздражаясь, отрывисто сказал император. – Советую и тебе не забывать об этом, Рри. А сейчас оставьте нас. Когда ты понадобишься, мы известим тебя, дитя. Женщина, можешь увести детей. И ты тоже покинь нас, Рри.

«Нас». Император дал понять своему фавориту, что тот нарушил дистанцию. И-Лэнь схватила за руки обоих детей и, пятясь, вывела их из залы. Рри вышел следом, ожег ее злым взглядом и, широко шагая, двинулся по коридору. О-Лэи, дрожа всем телом, молча глядела на мать. Ее взгляд был испуганным и виноватым. И-Лэнь затопила гордость и жалость.

– Выше голову, О-Лэи. Еще ни одной женщине наш Шафрановый Господин не оказывал такую честь. Ты перевернула жизнь тысяч людей, моя девочка.

Глава 13

Сеть для ловца

Вернувшись, Илуге не узнал становища. Когда их лошади, груженные тяжелыми кожаными мешками с драгоценными белыми кирпичами, обогнули последний холм, скрывающий вид на долину, Илуге нетерпеливо вытянул шею, выискивая свою – свою! – юрту, его взгляду представился целый лес юрт, до самого горизонта. Юрты стояли почти сплошь, тогда как обычно ставили их небольшими кучками по два-три десятка, а вокруг пускали свободно пастись стада. Когда же скот выедал всю траву в округе, снимались с места и откочевывали подальше. Потому стойбища обычно не ставили из года в год на одном и том же месте. Знатоки и шаманы определяли по одним им ведомым приметам, где этой зимой будет меньше снега и больше трав, и начинали кочевать туда, останавливаясь на одном месте не больше половины лунного цикла – от новой луны до полнолуния, или наоборот.

Те, что пришли сейчас, пришли без своих стад, но и их было так много, как Илуге еще ни разу не видел. Косхи были маленьким племенем – всего-то три рода, и в каждом не более тысячи воинов. Ичелуги считались более могущественными и опасными, но пребывание у них Илуге помнил хуже, и жить им с Янирой довелось в одном только роду. А потом их отвезли на Пуп и продали. Из жизни у ичелугов Илуге помнил только, что на горизонте были видны огромные белые горы и что его часто били и нагружали всякой неприятной работой вроде чистки ковров, мытья таганов с остатками еды и валяния войлоков. У ичелугов было шесть главных родов, и еще два, считавшихся крыльями одного большого рода. Всего около тьмы – десяти тысяч воинов. Этого было вполне достаточно, чтобы стереть с лица земли маленькое племя предгорий, из которого он родом.

Джунгары считались самыми опасными, и теперь он это понял. Помимо хорошей военной организации, отлично выделанного оружия и общей традиции, их было просто много. А ведь Нарьяна обмолвилась, что племя после последнего мора обезлюдело…

– Рановато они нынче, – останавливая коня рядом, сказал Тулуй. Ему не нужно было приставлять руку ко лбу – его зоркие глаза в мелких морщинках видели куда больше, чем глаза Илуге. – Это подкочевали старейшины и воины других родов. Аргун Тайлган на носу.

Аргун Тайлган – праздник, посвященный Белому Богу, праздновался степными племенами в день зимнего солнцестояния.

– Их всегда так… много? – не удержался Илуге.

Взгляд Тулуя потеплел, вождь засмеялся.

– Не всегда. По степи гуляют слухи о большой войне. В воздухе что-то такое носится… Вот все и съехались – разузнать да поделиться. Ведь если где начнется заваруха, мнение других родов надо бы знать заранее.

– А разве не все тебе подчиняются, если хан примет решение о войне? – удивился Илуге.

– В том-то и дело, что не все, – помрачнел Тулуй и замолчал.

Илуге очень не хотелось прерывать доверительный разговор с вождем. Все это время – время монотонной, иногда по-настоящему надсадной, но сплоченной работы, время веселых и сытых вечеров в объятом тишиной лесу – между ними зарождалось нечто вроде взаимного привыкания, тень взаимной приязни. Видели это и другие воины и заметно потеплели в его отношении. Теперь с ним шутили, заговаривали без напряжения, просили пособить или бесцеремонно раздавали поручения, – словом, вели себя так, как обращались с другими юношами его возраста. Если он, Илуге, не допустит какой-нибудь очередной ошибки, у него есть шанс быть принятым в воинское братство, стать своим.

Пока он придумывал, что бы такого сказать, вождь ударил пятками и оторвался, оставив Илуге в очередной раз корить себя за медлительность и неспособность говорить легко и шутливо, как это получается, например, у Баргузена. У того-то точно не было бы проблем с тем, как поддержать разговор.

– Пока я никому ничего не сказал, мой хан. – Тулуй был непривычно, просто-таки до приторности вежлив, и Темрик сразу заподозрил неладное. – Но тот чужак, что пришел из-за реки… сдается мне, что он не просто перешел к нам от косхов, а подослан ими.

– И к чему бы это косхам? – недоверчиво спросил Темрик, сдвигая брови. – Так и скажи прямо – тебе покоя не дает, что мальчишка тебя, военного вождя, победил.

Они сидели в ханской юрте одни. По истечении первых двух дней после возвращения Тулуя, суматошных и заполненных бесконечными здравницами, молениями и пустыми разговорами, Темрик был настроен более чем скептически. Иногда, бывает, приходит человеку охота поболтать, будто старой женщине. Но от военного вождя такого ожидать не следует.

Тулуй скривился, потеребил косичку у виска.

– Нет. Говорил уже. Я его специально с собой взял, приглядеться поближе. Чужой человек все-таки. А до того, хан, решил я его проверить. Хуже-то не будет с того, думаю… Предложил ему на выбор три пути. В набег на косхов не пошел, – значит, что ушел он от них не из смертельной обиды или кровной вражды, – такие обычно первыми на рожон лезут. Заманчивое было предложение на охоту, – скажи, хан, положа руку на сердце, будь ты таким юнцом, – разве б отказался? Легко и весело, и от докучливого вождя подальше? Но нет, он едет со мной на копи, на тяжелую и неприятную работу. Не в этом ли причина интереса косхов? Разведать, где наше богатство схоронено, да и наведываться потихоньку? Войной-то они против нас идти слабоваты, тут ты прав, хан, а вот насчет воровства как?

Доводы были убедительные. Темрик потеребил бороду.

– Не надо было брать, – наконец буркнул он.

– Тогда бы он мог и годами среди нас жить, – возразил Тулуй. – И еще неизвестно, какие тайны мы бы ему доверили.

– Однако все это только твои предположения, – упрямо заявил Темрик. До чужака ему было все равно, а вот упорное стремление Тулуя очернить мальчишку раздражало.

– Конечно, мой хан. – Опять эта приторная покорность, какой за Тулуем последние годы вовсе не водилось. – Возможно, что во мне говорит просто излишняя подозрительность, помноженная на… обиду.

Надо же, и это признал! Что это на него нашло, если Тулуй для разнообразия начал замечать недостатки в собственном ходе мыслей?

– Кто знает… – Темрик отделался этой неопределенной фразой.

– Однако, если допустить такое, многое складывается в удивительно стройную картину, – продолжал Тулуй. – Погляди, хан, как в этот год много приехало родов…

– А это здесь при чем? – пожал плечами хан. – Оно понятно, зачем приехали. Ходят слухи о войне.

– Вот-вот. Не только у нас ходят, – кивнул Тулуй, – а джунгары для косхов, как ни погляди, самые опасные соседи. Коли решим захватить – захватим.

– Не стоит пока. Остальные тут же объединятся в племенной союз, – покачал головой Темрик.

– А если будет неразбериха? Если у нас род пойдет на род? – продолжал Тулуй. – То проиграют от этого косхи или выиграют?

– Скорее, выиграют, – ответил Темрик. – Помимо того, что минует угроза завоевания, еще и пограбить под шумок будет возможно. И к чему ты клонишь?

– А если бы у нас, хан, склока какая меж собой началась? Не заслан ли тот чужак с кресалом да трутом, – огонек нашей вражды разжечь да поддерживать?

– Эк у тебя все… складно, да не ладно! – рявкнул хан. – Больно, скажу я, сложны твои построения. Мальчишка как мальчишка, ротозей юный, спер поди, чужую невесту, теперь ее за сестру выдает, и всех делов. А ты прямо куаньлинские хитросплетения строишь!