В нужное время в нужном месте, стр. 79

7

– Великий князь Арнольд приказал вам произвести э... некоторые действия. В случае отказа нам приказано нашпиговать вам голову пулями, а труп сжечь, – сообщил сержант.

Позади него стояло около десятка солдат. Все с автоматами.

– Понятно, – ответил я. – Только если великий князь приказал мне станцевать чечетку или пройтись на руках, я пас. Стреляйте сразу, сержант.

– Нет, господин Бонифаций, ни о чем подобном не было и речи. Вы должны пару минут подержать во рту серебряное распятье и порезать руку.

«Ясно, – подумал я, – проверяет, не стал ли я оборотнем без его ведома».

– Давайте распятье...

Сержант осторожно протянул мне крестик с цепочкой. Я запихал его в рот и лег на спину.

– Довольно, господин Бонифаций... Отдавайте распятье. Я показал сержанту кукиш.

– Никак не могу. Я его случайно проглотил.

– Бросьте шутить...

– Я и не шучу.

– Что же теперь делать? – растерялся гвардеец. – Это распятие нашего лейтенанта... Он мне голову оторвет.

– Не оторвет, – ответил я. – Сейчас попробую отрыгнуть. И ты будешь спасен.

Я сымитировал глотательное движение, вынул изо рта цепочку с крестиком и протянул сержанту:

– Держи.

– Ага. Спасибо. Теперь вам нужно порезать палец. Вот скальпель, спирт, вата...

Я молча протер ваткой мизинец, полоснул скальпелем. Из ранки послушно закапала кровь...

– Все, довольно! – сказал через минуту сержант, подбегая ко мне. – Вы ранены? Как вы себя чувствуете?

– Хреново. Пережрал стимуляторов. Нервное истощение. Идти не могу.

– Мы сейчас...

До вертолета меня донесли на носилках, бережно запихнули в пассажирскую кабину, положили под голову чью-то куртку.

И скомандовали взлет.

Глава одиннадцатая

Царский престол

1

– И вот наконец мы увидим Бонифация Македонского, – восторженно сказала популярнейшая телеведущая, глядя прямо в камеру. – Услышим человека, который, рискуя жизнью, спас Русь и обезвредил банду террористов. Об этом герое в сегодняшнем экстренном выпуске было сказано немало лестных слов, как со стороны трагически погибшего Главного прокурора, так и со стороны великого князя Арнольда. Итак, знакомьтесь – Бонифаций Македонский!

Все три камеры внимательно смотрели в мою сторону. Телеведущая стояла метрах в четырех от меня, вблизи от режиссерского пульта. Чуть далече, с бокалом коньяка, на диванчике вальяжно расположился зверочеловек алгаст Арнольд. Рядом в креслах сидели еще два алгаста: пират Вильгельм и врач Нортон. В компанию людоедов довольно органично вписался и генерал Отто Фишер. У входа несли караул четверо гвардейцев.

Прямой репортаж шел из роскошного зала царского дворца. Вначале перед зрителями выступила ведущая. В короткой, но весьма эмоциональной речи она доходчиво довела до сознания народа всю важность и огромную историческую значимость происходящего. Сообщила, что данный репортаж транслируется всеми каналами страны, включая кабельные. Примерное количество зрителей – 145 миллионов человек.

Потом показали фальшивую запись интервью Главного прокурора. Качественная подделка: если не знать правды, то гарантированно поверишь каждому слову.

Затем слово взял Арнольд. Немного уставший, но полный сил и созидательной энергии, твердо намеренный в кратчайшие сроки навести в стане порядок и покончить с хаосом. Его выступление было напористым, деловым и чрезвычайно патриотичным...

... В вертолете я лишь урывками проваливался в черную пустоту. Но из «вертушки» вышел уже самостоятельно. На военном аэродроме мне любезно предоставили возможность побриться, привести себя в порядок и полностью переодеться: командир эскадрильи лично презентовал отменный комплект обмундирования.

Более-менее поспать у меня получилось только в самолете, на пути в Великий Новгород. Перед сном неплохо перекусил, поэтому обрезы наверняка могли шмальнуть парой десятков серебряных пуль.

В аэропорту Великого Новгорода у самого трапа самолета меня встретил Арнольд. По дороге во дворец подробно расспросил о лесных похождениях. Заготовленная версия вроде как сработала. По крайней мере, ничего глотать и резать он не приказал. Но сообщил, что в прямом эфире придется поучаствовать сразу по прибытии во дворец.

– Я ж сам только сегодня утром на крейсере пришел. Народ ждет. Не стоит разочаровывать подданных.

– Не стоит, – уныло согласился я. – А зачем, ваше высочество, вы приказали мне серебряное распятие жевать и палец резать?

– Потом расскажу.

Я пожал плечами. Не хочешь, козел, не говори. И так все знаю...

Состояние души и тела оставляло желать много лучшего: усталость берсерка-Фехтовальщика росла с каждой секундой, башка гудела, перед глазами туман... Страшно хотелось спать.

Мечтал я только об одном: поскорее наговорить в телекамеру все, что думаю. Прогнозировать дальнейшее развитие событий не было ни сил, ни желания.

Все шедшее в прямой эфир отражалось на огромном телеэкране, висящем на противоположной стене.

Настала моя очередь. Загорелся красный огонек на центральной камере. Открытый, честный, немного мутноватый взгляд несгибаемого героя Бонифация Македонского озарил телеэкраны страны. Прямо передо мной, на специальном мониторе, возник политически и психологически выверенный текст, призванный произвести надлежащее впечатление на зрителей.

– Дамы и господа! – начал я, будучи готовым прострелить башку любому, кто дернется и помешает сказать правду. – Настал день истины. Да, я действительно много и часто общался с Маэстро. Я несколько дней провел вместе с Арнольдом, хорошо знаю Отто Фишера. И вот что скажу: все, что вам только что рассказали и показали – ложь. Именно Арнольд вместе с Фишером убили всю царскую семью. И пытались свалить эти преступления на невиновного Маэстро. Арнольд – самозванец и бандит! Настоящий великий князь Арнольд погиб при штурме крепости. И еще знайте, что...

Раздались аплодисменты и гомерический хохот. Я оторвал взгляд от объектива. Арнольд, Вильгельм, врач Нортон и Отто Фишер с идиотскими ржанием рукоплескали мне.

– Все нормально, продолжайте, скажите еще что-нибудь... – подал голос режиссер.

Я тупо повернулся в его сторону.

– Сняли отлично, – продолжал режиссер. – Для монтажа и переделки материала достаточно. Но если есть желание – еще немножко поработайте. Не хотите – не надо. Все равно – завтра все будет в лучшем виде. Вы, господин Бонифаций, извините, в боевиках никогда не думали сниматься? У вас бы получилось. Очень, очень колоритный типаж героя-любовника. Да, да...

Меня провели, как последнего дурака, никакой это не прямой эфир, это просто съемки.

Справа уже стоял Отто. Его мощный замах я еще как-то смутно помню. А вот сокрушительного удара в челюсть – нет.

2

Очнулся я от ласкового поглаживания по лицу и нежного поцелуя в губы. Потом почувствовал, что на лоб положили холодный компресс. Голова болела, но не очень. Челюсть ломило гораздо круче. Не дай бог перелом!

И вдруг я все вспомнил: и телевизионный позор, и собственную тупость, и подлый удар Отто. Надо было сразу их всех загасить! Чего ждал, чего тянул! Дур-р-рак! Все провалилось, все... И я зарычал от злости.

– Что, милый, больно? – тревожно спросила жена.

Я мгновенно открыл глаза. Вероника сидела на краешке кровати и, плача, глядела на меня.

– Ты... ты что здесь делаешь?

– В тюрьме сижу, – сквозь слезы улыбнулась Вероника, – вместе с тобой и Алисой.

– Какой еще Алисой?

– Дочкой твоей, – съязвила Алиса.

Я приподнялся, откинулся на спинку кровати. Ё-моё! Это не кошмарный сон.

Это кошмарная явь. Девчонок все-таки взяли в заложницы. Что же ты, Марат! А что Марат? Убили, наверное... Эх, какой друг был!

И теперь в камере три на четыре метра сидим я, жена и дочка. Три замызганные койки, параша, столик, тумбочки, скамья. Решетка во всю стену.