В нужное время в нужном месте, стр. 34
В чем дело?! С ума они сегодня все посходили, что ли? Рыжий хлопчик опять дернул мой рукав.
– Чего тебе еще надо?
– Над вами люди смеются. Знаете почему?
– Нет.
– Потому что вы босиком. На вас ботинок нет.
Я глянул вниз. Да. Точно. Голыми копытами стою на асфальте. Когда из дома удирал, забыл обуться. Не до того было. Страшно торопился. Жить хотелось.
– И чего вы ржете? – укоризненно крикнул я людям. – Жена человека из дома без ботинок вышвырнула, а они ржут. Ничего смешного. Вам бы такую жену!
Народ заткнулся, закивал, мол, действительно, у мужика капитальные неприятности в семье, а все смеются. Нехорошо.
– А машина, кстати, не моя, – продолжал я. – Это колымага жены-садистки. Если кому надо – берите, ключи вон, из дверцы торчат. А лично мне в эту машину не то что садиться, мне про нее думать противно.
Последнее заявление вызвало определенный интерес у публики, она оживилась. И вскоре рядом с «бумером» Доброго Эльфа уже разгорелся обычный в таких случаях спор за право обладания вроде как ничейным имуществом. Доводы приводились разные. Перещеголял всех небритый амбал. Со словами: «А я свою жену давеча вообще топором зарубил!» – он сел в машину. Через мгновенье «бумер» удивленно заурчал и отбыл в неизвестном направлении. О'кей! Теперь займемся обмундированием.
– Слышь, пацан, имя у тебя есть? – спросил я рыжего паренька.
– Лева.
– Хочешь заработать?
– А как?
– Проводи меня в ближайший обувной магазин.
– И сколько дашь?
– Червонец.
– Мало.
– Два червонца.
– Правда?
– Честное благородное.
– Деньги вперед.
– На.
Рыжик взял денежку, засунул ее поглубже в карман, хитро зыркнул коричневыми миндалевидными глазками, ухмыльнулся и нарочито легонько тронул указательным пальцем дверь, рядом с которой мы стояли.
Вот! Об этом и говорил Маэстро – я теперь всегда буду в нужном месте с нужными людьми в нужное время! И ни в жисть они меня, такого везунчика не поймают! Я Фехтовальщик!
Я небрежно толканул босой ногою дверь и смело вошел в обувную лавку.
8
Здравствуй, дорогуша, снова солнечный привет. Извини, причиняется радость. Сооружаем оглушительный улыбо-о-он. Чи-и-ик!
О-о-ой! Ум-мы-ы... режет-то как...
Да. Режет. В этой связи – улыбочка оскалилась тоскливая. Бедолага ты истерзанный, но по-прежнему живой, неимоверно талантливый и уникальный. Факт непреложный: гримасничать – «бо-бо».
Оно конечно. Мордочка побита и губки недавно совсем в кровь. И нога, и голова, и ребрышки... Но, заметь – зашили, залатали, заштопали. Отремонтировали – скоро заживет. Болит все? А то.
Но – невзирая! Бон вояж, команданте! Продолжайте подвиги, гражданин Бонифаций, можно...
...Гляди-гляди: достаточно прелестная самочка. В беленьком халатике. Попкой, как хвостиком, мимо вильнула. Секси милосердия. Интересно, она великодушная?
– Мадам, вы секси милосердия!
– Не хами.
– А я где?
– В Караганде.
– А почему?
– По кочану.
– Спасибо за содержательный и полный ответ, но...
В палате уже никого не было. В голове рассеивался туман... Сквозь его серые лохмотья я чувствовал, как резвится внутренний голос.
– Еще чем блеснешь, грамотная ласточка? – спрашивает неугомонный голос.
– Я тебе не ласточка, я тебе герой.
– Герой, герой, глазки открой... А удостоверение-то есть? Нет у тебя никакого героического удостоверения, – ехидничает голос.
– Я Фехтовальщик, нам удостоверения не положены. У нас гробовая конспирация. Как у матрешек.
– Все равно – не герой. Герои не пристают к беззащитным девушкам, а ты... Ты ведь женат и прикован к больничной койке! А заладил: секси, секси... Будто в складочках наших извилин других слов уже не осталось...
Осталось. Но очень глубоко. Главное – немножко еще живу... Какое счастье! Больничная полужизнь все-таки дает определенные шансы. Не то, что морг. Или, допустим, допустим... что допустим?
– А мы все допустим! – жизнерадостно предположил внутренний голос.
– Заткнись, а? – попросил я его. – Ты нынче явно какой-то тупой и шалопутный. Мне и так хреново, а тут еще два голоса в одной голове...
Ну да черт с ним. Главное – в себя местами пришел. Это вселяет. Бодрит. Пусть криво, но улыбает. Сквозь боль и постепенно рассеивающийся туман. Чем же они меня тут лечат? Или это после сотрясения мозга в башке такая муть?
О-х-х... Живу-у!!! И с каждой секундой мне это дело нравится все больше.
Итак. Мы в больнице. Реинкарнация пока откладывается. Ну и пусть. Рано еще. Это для Маэстро придумана особая реинкарнация. У Фехтовальщиков она обычная. Что ж – на то он и Маэстро. Ему трудней. Особенно сейчас. Потому, что убили вчера Доброго Эльфа. Живьем сожгли, твари.
Впрочем, Маэстро обещал ожить. Будем ждать.
Так. Сожгли Эльфа вчера. Или не вчера? Сколько я здесь? Последнее, что помню. Это... это... Маэстровы поминки! Тоже мне поминки – один я и поминал. Сидел на пляже, в новеньких ботинках. Водяру жрал, яблочками закусывал...
Точно. Па-том.
Я.
Бреду. По пляжу. Ночью. Поддатый.
...Какие-то налетели... Повалили. Скрутили. Начали сумку вырывать. А она у меня лямками вокруг запястья примотана. Так просто не вырвешь. Но тут вдруг еще какая-то свора нарисовалась. И они друг с дружкой махаться принялись... И стрелять. То из одной, то из другой бригады ко мне пытались подбежать. Ага. В них стреляли. Они умирали. Странно. Выходит, на меня напали сразу две банды...
Я выхватил «глок», начал бить вокруг, по силуэтам и на звуки. А стрельба-то вокруг шла серьезная. И меня все-таки подстрелили. Ногу так и рвануло. Ё!.. (Интересно, кость цела?) И тут как раз еще один подбежал. А его подстрели. И он на меня упал. Потом у меня патроны закончились... И кто-то меня по башке звезданул. Я повалился.
Так. А дальше... Сирена. Фонари. Автоматные очереди. Это, наверное, были полицаи. И все. Потом тишина. Ко мне подходит полицейский... И – конец фильма.
Следующие кадры – неторопливо булькающая капельница и безжалостная сестра милосердия...
Нормально. Выходит, началась призовая игра. Ура, детишки, папа похмелился... Священный Поход продолжается. Фехтовальщики не сдаются, они – не бутылки! Держись, брат Бонифаций, и хвост чтоб непременно пистолетом! Пистолетом. Ля...
Ой.
А сам пистолет-то где, люди добрые? Эта смертоносная огнестрельная железяка сочинения Стечкина – чудная вещь!
Где?!!!
Плохо.
Скучать нам долго не пришлося – пожар на палубе фрегата... Этот милый пистолет, обляпанный неповторимыми узорами наших пальчиков – незнамо где. Нормально, Бонифаций. Разложим все по порядку... Нормально.
А, между прочим, ничего нормального! По-моему, дела – совершеннейшая дрянь. Но эмоции великолепны. Трезвеем на глазах.
Так. Что «так»? Че ты «растакался»? Все «НЕ ТАК»... Все. Довольно идиотично было шарить вокруг себя. Но. Человек – такая забавная обезьянка... Поэтому.
... суетливо и добросовестно пошарим под простынкой. В результате осознаем и поймём, что никакого мало-мальски достойного оружия там, естественно, нет. Под щедро надушенной гадким антисептиком простыней только родимое голое тельце, перевязанное кое-где бинтами.
Что ж, спросим у прохожих.
– Девушка, вы не находили тут... у меня... тут, извините, может, под простыней, длинного пистолета? – обратился я к знакомой медработнице.
Девушка молчала.
– Он твердый еще такой. И большой. Очень, – добавил я.
– Сударь, вы истерзали персонал сексуальными домогательствами...
– Спасибо, миледи, за душевные слова... Ежели хама-нул – не держите зла. Пардон. Сознание, сами понимаете, расторможено напрочь, болею... А кость в ноге цела?...
– Пока да.
– Слава тебе, милый Боженька... А какой день-то сегодня?
– Понедельник, 30 июля. Вы здесь неделю.
– А «здесь» – это где?
– Я же сказала, в Караганде.