Секреты Лос-Анджелеса, стр. 59
Что за женщина – даже умоляя, умудряется не терять достоинства!
– Договорились. Можете передать Пэтчетту: окружной прокурор намерен отложить дело Хадженса в долгий ящик. А теперь я найду то, что мне нужно, мы распрощаемся и забудем о сегодняшнем дне.
Линн снова одаривает его улыбкой, и на этот раз Джек улыбается в ответ.
– Посмотрите, что там с Хинтоном.
Линн отходит. Джек спрыгивает в яму, распечатывает верхнюю коробку, начинает копаться в папках. Папки сложены по алфавиту: А, А, Б, Б, Б… А вот и В: «Винсеннс, Джон».
Показания свидетелей, оказавшихся рядом той ночью. Какие-то добропорядочные граждане Города Ангелов видели, как пули из револьвера Джека прошили насквозь мистера и миссис Гарольд Дж. Скоггинс. Эти добропорядочные граждане ничего не сообщили властям, опасаясь, «как бы чего не вышло», зато отправились прямиком к Сиду и все ему выложили – разумеется, не бесплатно. А вот и результаты анализа крови: Победитель с Большой Буквы накачан марихуаной, бензедрином и выпивкой. За солидное вознаграждение от Сида врач согласился продать ему этот анализ, а взамен состряпать фальшивый. Запись его собственной болтовни в больнице, в полубреду – признания, которых хватило бы на двадцать лет за решеткой. Убедительное доказательство того, что 24 октября 1947 года у отеля «Матибу Рандеву» Джек В. пристрелил двоих ни в чем не повинных граждан.
– Я помогла Ламару забраться в машину. Отвезу его в больницу.
Джек оборачивается.
– Слишком уж все гладко, чтобы быть похожим на правду. У Пэтчетта есть копии, верно?
Снова та же подкупающая улыбка.
– Конечно. Сид предоставил ему копии всех документов, кроме досье на самого Пэтчетта. Эти копии он сохранил как страховку. Пирс не доверял Сиду. Здесь все досье Хадженса, а значит, и досье на Пирса тоже здесь.
– И значит, копия моею досье у вас тоже есть.
– Есть, мистер Винсеннс.
Джек попытался повторить ее улыбку. Не вышло.
– Все, что я знаю о вас, о Пэтчетте, о его делах и о Сиде Хадженсе, немедленно отправится на депозит. Несколькими копиями, в нескольких сейфах нескольких разных банков. Если со мной или с кем-то из моих близких что-то случится, мои признания попадут в полицию Лос-Анджелеса, в офис окружного прокурора и в «Лос-Анджелес Миррор».
– В шахматах это называется пат. Что ж, договорились. Хотите разжечь огонь?
Джек склонил голову. Линн протянула ему канистру. Джек плеснул на папки бензином, бросил спичку – бумаги запылали сразу, вверх полетели черно-огненные лохмотья. Джек смотрел на костер, пока не заслезились глаза.
– Езжайте домой, сержант. Вам нужно выспаться. Выглядите вы просто ужасно.
Он и поехал домой. Только не к себе – к Карен.
Эта мысль пришла к нему внезапно. Накатило – точь-в-точь как вчера с Клодом Дайнином и его колесами. Он не знал, что скажет, не хотел придумывать слова. Чтобы отвлечься, включил радио.
По-военному суровый голос диктора:
– … Вся полиция поднята по тревоге: южная часть Лос-Анджелеса превратилась в поле охоты на людей. Повторяем: полтора часа назад Рэймонд Коутс, Тайрон Джонс и Лерой Фонтейн, обвиняемые в массовом убийстве, известном как бойня в «Ночной сове», совершили побег из тюрьмы в центре Лос-Анджелеса. Накануне побега все трое были переведены для допроса в другой, не столь строго охраняемый корпус тюрьмы. Побег был совершен при помощи связанных простыней: обвиняемые спустились на высоту второго этажа, после чего спрыгнули на землю. Представляем вам комментарий Рассела Милларда, капитана полиции Лос-Анджелеса, одного из руководителей расследования, сделанный немедленно после обнаружения побега.
– Я… я полностью принимаю ответственность на себя. Это я приказал перевести подозреваемых в другое отделение. Я… будут приняты все меры к скорейшему задержанию. Я…
Джек щелкнул тумблером. Вот и конец карьере Милларда со всеми его старорежимными принципами. Карен открыла ему дверь.
– Боже мой, милый, где ты был?!
– Карен, ты выйдешь за меня замуж?
– Да, – отвечает она.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Эд в машине на перекрестке Первой и Олив. Рядом лежит отцовский дробовик. Снова и снова Эд прокручивает в мозгу план действий, прислушивается к собственной интуиции.
Сахарный Рэй Коутс: «Роланд Наваретте, живет на Банкер-Хилл. Держит блатхату для тех, кто винта из тюряги нарезал».
Признание, сделанное шепотом: микрофоны его не уловили, и сам Рэй, должно быть, уже о нем не помнит. Досье Наваретте в архиве – фотография, адрес: меблирашка на Олив, в полумиле от тюрьмы, из которой он бежал. Уже светло – днем они затаятся, подождут ночи, чтобы пробраться в Черный город. Возможно, все четверо вооружены.
Черт побери, как его трясет! Совсем как в сорок третьем, на Гвадалканале.
Нарушил правила – никому не сказав, отправился сюда в одиночку.
Вот и он. Дом в викторианском стиле: четыре этажа, облупившаяся краска. Эд взбегает на крыльцо, проверяет фамилии на почтовых ящиках: Р. Наваретте, 408.
Входит, пряча дробовик под плащом. Просторный холл, стеклянные двери лифта, лестница. Вверх по лестнице, не чуя под собой ног. Четвертый этаж – никого. Сбрасывает плащ, вперед, к дверям квартиры 408. У дверей останавливается, чувствуя, что не сможет сделать больше ни шагу: вспоминает, как, услышав новости, рыдала Инес – это придает ему сил. Эд вышибает дверь ногой.
За дверью – четверо едят бутерброды.
Джонс и Наваретте – за столом, Фонтейн – на полу. Сахарок Коутс у окна ковыряет спичкой в зубах.
Оружия не видно. При появлении Эда все замирают.
– Вы арестованы! – Он пытается произнести эти слова, но из горла вырывается какое-то сипение.
Джонс вздергивает руки вверх. Поднимает руки и Наваретте. Фонтейн закладывает руки за голову. Сахарный Рэй – нагло, не двигаясь с места:
– Чего хрипишь, гнида легавая? Обоссался со страху?
И тогда Эд нажимает на спуск. Раз, другой – Коутс падает на пол. Отдача отбрасывает Эда к дверям. Фонтейн и Наваретте вскакивают, вопя как резаные. Эд снова жмет на спусковой крючок, давит, прошивает обоих одним выстрелом. Кровь хлещет фонтаном. Эд, шатаясь, протирает глаза – и замечает, что Джонса нет.
Джонс ухитрился проскочить мимо него и бежит к лифту. Эд бросается за ним. Джонс уже в лифте: отчаянно жмет на все кнопки подряд, срывающимся голосом: «Господи Иисусе, пожалуйста… Господи Иисусе…» Стеклянные двери сдвигаются: Эд стреляет в упор, не целясь, и стекло осыпается, на лету окрашиваясь кровью – заряд картечи снес Джонсу голову.
Вопят благим матом за спиной какие-то гражданские. Но Эду плевать. У него больше не дрожат колени: твердым шагом он сходит вниз.
Внизу уже собралась толпа: патрульные в форме, детективы в гражданском. Кто-то хлопает его по спине, кто-то выкрикивает его имя. Чей-то голос над ухом:
– Миллард умер. Сердечный приступ. Прямо в Бюро.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Дождь поливает открытую могилу. После прочувствованной речи Дадли Смита берет слово священник.
По распоряжению Тада Грина на похороны собралось все Бюро. Паркер пригласил прессу: после того как Расса Милларда предадут земле, предстоит небольшая церемония, что-то вроде поминок. Рядом с вдовой стоит Эд Эксли, и фотографы ловят в объектив его красивый тонкий профиль. Бад Уайт не сводит с него глаз.
Всю неделю надрываются заголовки газет: Эд Эксли, «величайший герой Лос-Анджелеса», первый свой подвиг совершил на войне, второй – когда пристрелил троих опасных убийц и их сообщника. Эллис Лоу заявил прессе, что перед побегом все трое обвиняемых признались. О том, что ниггеры были безоружны, никто не упоминал.
Эд Эксли добился своего.
– Прах к праху, – произносит священник.
Вдова начинает рыдать, и Эксли приобнимает ее за плечи. Бад разворачивается и идет прочь.
Сверкает молния, дождь усиливается, и Бад прячется в часовне. Здесь все готово для вечеринки: к аналою и стульям добавился длинный стол и тарелки с бутербродами. Снова молния, оглушительно гремит гром. Бад подходит к окну и смотрит, как гроб опускают в землю.