Лунный парк, стр. 72

– Я его тоже вижу, – послышался голос Дейла.

– Где он сейчас находится? – спросил Миллер.

…таким, какими были мы…

– Он направляется к лестнице… собирается спуститься…

Внезапно их возбужденные крики сменились звуками, похожими на придушенные вопли ужаса.

– Святые небеса, – крикнул один из них, – что это за херня?

– Боб! – Это, похоже, был Сэм. – Боб, он спускается по лестнице.

Песня оборвалась на полуслове.

Мы с Миллером стояли перед лестницей, что вела сверху к фойе и прилегающей гостиной.

Послышались щелчки. (Я не стану доказывать истинность описываемых мною событий. Не хочу даже пытаться заставить вас в это поверить. Вы можете либо поверить мне, либо отвернуться. То же касается и некоторых событий, о которых речь дальше.) Я стал свидетелем этой сцены по одной только причине – все произошло очень быстро, и не отвернулся я в ту же секунду только потому, что он казался ненастоящим, как киношный реквизит – наряд, чтоб детишек пугать.

Гостиную легко можно было представить себе экраном, а дом – кинотеатром.

Он спускался, пошатываясь, по лестнице, замирая на каждой ступеньке.

Высокая человекообразная фигура, и хотя это был скелет, глаза у него имелись.

На черепе быстро высветилось лицо моего отца.

И сразу сменилось другим лицом.

Клейтона.

Я окаменел.

Мое тяжелое дыхание заглушали ЭМПы и камеры.

Скелет уже достиг последней ступеньки.

Он стоял и щелкал зубами.

В черепе светились глазные яблоки.

Вдруг он направился к нам.

Мы с Миллером тут же отпрянули, и скелет тогда остановился.

Он стал поднимать руки, конечности его растягивались.

Руки удлинились настолько, что костяшки пальцев уже царапали потолок.

Я завыл.

Чего мы ждем? Я не понимал, чего мы от него ждем.

Снова промелькнуло лицо отца, а потом Клейтона.

Лица мелькали, сменяя друг друга на поверхности черепа, и схожесть двух мужчин уже не вызывала сомнения.

Лицо отца сменяло лицо сына.

Он все щелкал зубами, как будто жевал что-то невидимое.

Двигаясь к нам, он царапал пальцами потолок.

Когда он стал опускать руки, и я, и Миллер кое-что заметили.

Он держал скальпель.

Когда он ринулся на нас, я напряг все мышцы, в глаза как будто спички вставили.

– Я слышу тебя, – прошептал я. – Я тебя слышу.

И тут свет в доме на мгновение вспыхнул.

Скелет замер, склонил голову и вдруг осыпался прахом, закружившимся воронкой.

Сэм и Дейл наблюдали за этим с верхней площадки.

Когда вспыхнул свет, они ринулись к нам.

– Вы выключили пробки? – спросил Миллер.

– Да, да.

Миллер вдохнул:

– Да здесь аж два духа работают…

Как только Миллер это сказал, дверь моего кабинета – находившегося в поле нашего зрения – слетела с петель с такой силой, что просвистела через всю комнату и пробила стену. (Я этого не видел, потому что вытаращился на распыленный по генератору прах. Потом, уже в самолете, все это живописал мне писатель.) Потолок над нами внезапно хрустнул и разошелся зубчатой трещиной, осыпав нас штукатуркой. (Я не помню этого, но писатель утверждает, что я это видел. У тебя челюсть отвисла, сказал писатель.) Краска на стенах пошла волнами и, загибаясь, стала облезать.

Мы не знали, куда глядеть.

Я смотрел все это, как сон. Под краской обнаружились обои в зеленую полоску, которыми была оклеена гостиная в доме в Шерман-Оукс.

Я опять прошептал: «Я слышу тебя», и дом снова погрузился во тьму.

Снаружи я в оцепенении стоял на лужайке.

Снаружи Дейл и Сэм возбужденно мерили шагами тротуар, пересказывая остальным сотрудникам Миллера случившееся по своим мобильным.

Снаружи Миллер пытался разъяснить мне ситуацию.

Дело было в призраке, который хотел что-то мне сообщить.

Дело было в демоне, который не хотел, чтоб эта информация до меня дошла.

Получалось, что в одном доме две силы противостоят друг другу.

Выходило все довольно просто. Тем не менее, что для Миллера было «просто», в моей жизни никак не укладывалось.

Но я уже не верил в свою жизнь, поэтому вынужден был принять это как норму.

Снаружи на лужайке Миллер курил сигарету за сигаретой.

Миллер пытался тебе что-то объяснить, но ты его не слушал.

Ты просто сказал: «Избавьте меня от этого».

Ты стоял как вкопанный.

Ты ни в чем не был уверен.

Ты не готов был признать, что от слов, которые ты прошептал, эта штука рассыпалась в прах.

Ты думал, что приедешь сюда попозже, к вечеру.

Ты подумывал сжечь этот дом на фиг.

– Придется сделать полную фумигацию, – сказал Миллер.

А сделать это нужно потому, что духи могут вселиться в любое живое существо – включая животных и насекомых, – дабы продлить свое существование.

После дезинфекции понадобится двадцать четыре часа, чтобы установить оборудование для очистки дома. Весь процесс займет менее двух суток.

А что произойдет после фумигации? Я что-то пропустил? Мы что, еще все живы? На каком я свете? Что у меня в голове?

– А после фумигации, – говорил Миллер, прикуривая очередную сигарету, – будет экзорцизм.

У меня начал складываться план.

– Мистер Эллис, меня вот что интересует.

Я не знал, что мой план совпадает с планом Миллера.

– Тело вашего отца кремировали?

Я уже собрался в путь и кивнул в ответ.

– И где ж его прах?

Я полечу в другой конец страны.

– Вы исполнили его последнюю волю насчет праха?

Я молча качал головой, потому что понимал, к чему Миллер подводит.

– Что вы должны были с ним сделать?

Я буду перестраивать себя.

– Мистер Эллис! Вы меня слышите?

Пятница, 7 ноября, Суббота, 8 ноября

28. Лос-Анджелес

Охранник на воротах сверил мое имя со списком, и я покатил по извилистой дороге на вершину Бель-Эр к стеклянному дому размером с гостиницу. Я отдал прокатную машину привратнику и только ступил на порог вечеринки, как старинная подружка в накладных ресницах, вышедшая за миллиардера, окликнула меня: «Эй, мистер шик-блеск!», и мы поговорили о старых деньках, о деятелях кино, о том, что она делает в жизни (понял я только, что она «зажигает»), и поскольку другие гости избегали моего общества, надо думать, из-за помятого лица, я пошел гулять по комнатам, пока не достиг библиотеки, полной сценариев в кожаных переплетах; повсюду под ноги лезли щенки золотистого ретривера, в ванной лежал номер «Нэшнл инкуайерер» за следующую неделю, и на стене комнаты старшего сына висел в рамочке постер с двумя словами, напечатанными огромными красными буквами («БУДЬ ГОТОВ»), а потом я увидел актрису, вместе с Киану Ривзом и Джейн игравшую в том фильме 1992 года, и мы с ней побеседовали, нелепо, но безобидно, ведь виделись мы впервые («Джейн тогда на пару дней отпросилась со съемок и поехала к тебе. У тебя ведь кто-то из родственников умер, да?» – «Да, папа»), затем появился отец Сары, член совета директоров звукозаписывающей компании, и был заметно шокирован, увидев меня (я-то уже ничему не удивлялся, поскольку уже ни на что не реагировал), но потом спросил про Сару и, поминутно отвлекаясь, выслушал, как у нее все замечательно, и хотя директору звукозаписывающей компании очень хотелось повидать дочь, вечно находились какие-нибудь «проволочки», не дающие ему приехать к Саре, но, добавил он не без надежды, сам он Саре «всегда рад». За огромным обеденным столом собрались женушки из Палисейдс, несколько ключевых членов Бархатной мафии, престарелые хипстеры из Сильвер-Лейка, пары с Малибу и симпатяга шеф-повар, у которого было свое реалити-шоу. Разговоры начались с подачей первых блюд: второй дом в Теллуриде, новая кинокомпания, частые посещения пластических хирургов, сеанс тантрического секса, да такой, что соседи вызвали полицию, – все эти ни к чему не ведущие потуги. В речи гостей часто мелькали словечки, значения которых я перестал понимать (счастье, вдуть, пирожок, припорошиться), я был настолько вне данной реальности, что на меня это никакого эффекта не произвело: количество взрывов на сцену, фильм, действие которого происходит в подводной лодке, сценарий, которому нужно поддать сопричастности, садо-мазо-игрища с несовершеннолетней шлюшкой, перепихон с королевой рекламных роликов, еще не оправившейся после операции по вживлению имплантантов, вопящие поклонницы, перекачанный пресс, секс на воздушном матрасе, викодиновый приход. Когда речь зашла о кинофильме, готовящемся выйти на экраны, разговор принял более трезвый характер: если валовой доход от картины будет меньше миллиарда, убытки понесут все три финансирующие его компании. После этих слов над столом безмятежно зависло ощущение тщетности и мелкотравчатости всего, чем бы ни занимались присутствующие.