Мастер силы, стр. 18

— Марш умываться, — скомандовал Емельян Павлович. — Ты самая лучшая и ни в чём не виновата. А будешь реветь, замуж не возьму.

Это был плохой ход. Только через десять минут изревевшаяСя досуха Катенька покинула мокрое плечо Леденцова.

— Значит, — сказал он Портнову, услышав звук включённого крана, — она теперь компенсатор.

Иван Иванович молча наклонил голову.

— Неужели эта бедняжка и была тем самым мерзавцем, от которого я должен спасти Вселенную? Слушайте, я не специалист в этих ваших трансцендентных штуках, но по поводу Катеньки вы явно перестраховались. Какая там Вселенная? Она только себе могла навредить. Ну и мне, наверное.

— Вы совершенно правы, — перебил его Иван Иванович, — она не могла. Это была так, разминка. Бой с тенью. Завтра мы начнём готовиться к настоящему сопернику. И разрешите вас поздравить, у вас очаровательная невеста.

Последние слова Катенька, судя по всему, расслышала, потому что из ванной показалась очаровательная мокрая рожица и показала очаровательный розовый язык.

29

Всю дорогу домой невеста прыгала на сиденье, как заводной чёртик. Катенька несла замечательную чушь обо всём на свете: о погоде и недостроенной церкви, о глупых сотрудницах и пирожках с капустой, о нахальном Саньке и милом Иване Ивановиче. Когда въезжали во двор, она немного притихла и стала поглядывать на Леденцова вопросительно.

Емельян Павлович решил не издеваться над бедной девочкой и объявил без церемоний:

— Сегодня я ночую у тебя. Не будешь же ты переезжать на ночь глядя. В холодильнике есть чего-нибудь?

— Куда переезжать? — спросила Катенька и затаила дыхание.

— Ко мне, конечно! У меня нормальная трёхкомнатная квартира, мы там замечательно разместимся. Ты мне зубы не заговаривай. У меня такое ощущение, что завтра утром ты же потребуешь от меня высококалорийной еды.

— Палыч! — завопила избранница и перестала заговаривать зубы.

Вместо этого она принялась их зацеловывать.

— Понимаешь, — трещала Катенька, пока Емельян Павлович выволакивал её на улицу, — я думала, это ты так, чтобы меня утешить. А сам сейчас скажешь “Пока” и поедешь к себе. А я тут останусь. А ты…

Невеста замерла на полутреске и уставилась на номера леденцовской машины.

— Что-нибудь не так? — спросил Емельян Павлович.

— У тебя номер счастливый. Смотри: 74-83. Семь плюс четыре — одиннадцать. Восемь плюс три тоже одиннадцать. Как я раньше не замечала?

— Да? Ну и хорошо.

— Обожди, — сказала Катенька и тут же выдала противоположное указание, — пошли за мной!

Леденцов еле успел поставить машину на сигнализацию. Катенька жила в старом панельном доме без лифта, поэтому четыре пролёта лестницы пришлось преодолевать вприпрыжку.

— Вот! — хозяйка, не разуваясь и не требуя этого от гостя, протащила Леденцова в комнату. — Смотри!

На стене криво висела приколотая кнопкой бумажка. На бумажке было написано: “38-02”.

— А это счастливый? — с надеждой спросила Катенька.

— Если я правильно помню арифметику — нет. Три плюс восемь будет…

— Да не обязательно плюс! Что ты пристал к этому плюсу? Есть ещё минус, умножить… ну, много там всего! Корень, логарифм!

— Честно говоря, — признался Емельян Павлович, — не очень помню, что такое логарифм.

— Производная интеграла, — не задумываясь, сказала Катенька. — Короче, думай пока, а я пошла готовить ужин. Вернусь — чтобы всё было придумано!

Леденцов взял лист бумаги и попытался что-нибудь сделать с цифрами. Через пять минут он появился на кухне и задумчиво произнёс:

— Кажется, нашёл. Восемь плюс три — одиннадцать, то есть две единицы. Единица плюс единица — два.

— Нечестно, — заявила Катенька, которая жарила и жевала одновременно, — нужно в одно действие. Иди и думай. Я в тебя верю.

Нельзя сказать, чтобы вера избранницы окрылила Леденцова, но расстраивать её не хотелось, а ужин ещё не был готов. Он вернулся в комнату и принялся изучать Цифры. Три и восемь… Как-то они были связаны… Что-то из программирования… Сисадмин Володька, длинная его Душа, что-то рассказывал. Емельяна Павловича озарило: “Двоичная система! Два в степени три даёт восьмёрку!”.

Катенька появилась с подносом в руках через пятнадцать минут. Поднос благоухал так, что Леденцов немедленно проголодался. Он полез было за тарелкой, но Катенька рыкнула:

— Положь еду! Ты пример решил?

— Да решил, решил! Вкусно как пахнет! Это чего?

— Это того! Показывай, что ты там нарешал?

— Элементарно, — Емельян Павлович протянул Катеньке исписанный лист, — корень третьей степени из восьми равен двум. Всё сходится.

Катенька, которая вынуждена была поставить поднос на журнальный столик, довольно долго пялилась в бумажку. Подозрительное выражение не сходило у неё с лица.

— А не врёшь? — сказала она. — Бывает такое: “корень третьей степени”?

— Мгм, — ответил Леденцов.

— Куда ты жрёшь? — спохватилась Катенька. — Сначала шампанское. Вон там в шкафу должно быть ещё с Нового года. Будем обмывать. Бегом пошёл за шампанским.

Она вырвала индюшачью котлету из зубов Леденцова (в самом прямом смысле) и вытолкала его из-за стола. Шампанское оказалось тёплым и поэтому попало не столько в бокалы, сколько на хохочущих Катю и Емельяна Павловича.

— Ну что, — сказал Леденцов, утирая слёзы, — за помолвку?

— Не только, — ответила Катенька. — Зато, что теперь у нас всё будет хорошо.

Часть 2. ТЕНЬ БОЯ

1

Свадьбу Леденцовы сыграли только через полгода, в октябре. Емельян Павлович был готов расписаться хоть на следующий день после помолвки, но Катенька необъяснимо — а когда у неё что-нибудь было объяснимо? — упёрлась и откладывала дату подачи заявления. Жених с трудом настоял на том, чтобы она переехала к нему жить. Катенька держалась до последнего, и Емельян Павлович впал в отчаяние. Применять к ней внутреннюю силу он не хотел. Ему не давало покоя чувство вины за ту ночь, когда он превращал Катеньку из “отбойника” в компенсатора. Логика успокаивала Леденцова, повторяла снова и снова, что он сделал только лучше, что он был хирургом, удалившим у любимой женщины злокачественную опухоль. Емельян Павлович представлял себя в роли хирурга, который режет Катенькино хрупкое тело, и содрогался.

Но к другим силу он применял спокойно. Здорово помог в этом Иван Иванович. Он учил Леденцова тонкостям обращения с “топором”, объяснял — часто на примерах, с помощью Сани — как регулировать силу воздействия, точку приложения, когда лучше подождать с вмешательством. Поначалу Емельян Павлович ощущал некоторую неловкость, меняя чужие судьбы, но логика успокаивала, шептала, что он поступает во благо. Леденцов честно старался находить вариант развития событий, выгодный для всех, даже для конкурентов. Потом понял, что это невозможно, и начал конкурентам вредить.

Понемногу угрызения совести становились все тише, а доводы логики — все убедительнее. “В конце концов, — думал Емельян Павлович, — я мастер силы, мне ещё Вселенную спасать”. Думал сначала с иронией, но потом привык и уже не ощущал неловкости от сочетания слов “спасение мира”. Иногда даже спрашивал у Ивана Ивановича:

— Ну, где тот гад. от которого нужно спасти Вселенную?

— Ищем, — коротко отвечал Иван Иванович и продолжал обучение Леденцова.

В конце лета Емельян Павлович решился применить силу и к Катеньке. Иначе волокита с бракосочетанием никогда не закончилась бы. Ему уже не так важна была свадьба, как принцип: какой он тогда мастер силы, если не может добиться своего в элементарном вопросе. “Это для её же пользы!” — сказал себе Леденцов, уединился однажды в кабинете и представил себе брачную церемонию во всём великолепии. Только свадебное платье у него снова получилось схематичным.