А я верну тебе свободу, стр. 45

Я как раз спросила у Колобова про братков-взломщиков.

— Это Редькины, — сообщил он уже известный мне факт. — Были посланы у тебя деньги искать. Но дальше коридора не прошли. — Колобов опять ухмыльнулся.

— Какие деньги они у меня искали? — устало спросила я. — Те, которые у вас сперли в гостинице?

Колобов кивнул.

— Значит, Редька считал, что они у меня?

Тогда почему вы отправили Виктора проверять Редькин сейф? Если он ищет деньги у других, разве это не доказательство его невиновности?

Я понимаю, почему вы обыскивали квартиру Сергея. Кстати, кто там бардак устроил?

— Твои незваные гости, друзья Сары и Барсика, — хохотнул Колобов. Очень кстати змейки оказались. А то бы у тебя был такой же бардак. До Серегиного сейфа эти идиоты, кстати, не добрались. А Сергей вполне мог положить деньги в квартире Креницких. Ведь он мог бы поменять шифр замка и теперь пользоваться сейфом единолично. Пока бы Редька его открыл… Если бы вообще когда-то открыл. Не думаю, что он стал бы звать помощников, поняв, что у сейфа новый шифр. А Серега мог или знать старый, или его вычислить. Серега по сообразительности всегда давал фору тестюшке.

Поэтому тот его и держал поблизости. Свой человек, родственник.

Но в сейфе Креницких лежала только какая-то «мелочь»: тысяч тридцать долларов, двадцать — финских марок, рубли на миллион.

Более того, на нем не осталось отпечатков пальцев Сергея, только одного Редьки.

— Значит, теперь вы убедились в том, что, по крайней мере, Павел Степанович у вас ничего не крал? — уточнила я.

Колобов долго молчал, глядя в рюмку, потом поднял на меня глаза:

— Сам не крал. У него не было возможности, как я тебе говорил. Но он явно считал, что это сделал Сергей. Или они действовали на пару. Сергей не должен был знать, что я повезу деньги. Он мог узнать об этом только от Редьки. Потом, если они действовали на пару, Сергей мог захотеть его кинуть. Или наоборот — его захотел кинуть Редька и обеспечил ему отдых в «Крестах», а сам принялся искать деньги.

Думал: быстро найдет, ан нет, не тут-то было.

Ни в своей квартире, ни у тебя Серега их не укрыл. Или они все-таки у тебя?

— Думаете теперь своих молодцев ко мне послать? — устало посмотрела я на Колобова.

— Так они уже были, — Александр Иванович с Колей разразились хохотом.

Я смотрела на них в полном недоумении.

— Юленька, ну я же тебе сказал, что у меня профессионалы работают! Они не стали тебе громить квартиру. Зачем? А ты даже не поняла, что в твоих вещах кто-то рылся?

Я покачала головой, ругая себя последними словами. Как я могла этого не заметить? Хотя в последние дни мне было некогда проверять свои шкафы.

— Юля, я не зря сегодня про белье говорил.

Убери деньги в другое место. У тебя там, конечно, копейки, но для тебя, как я понимаю, это немало. И не волнуйся: пока все цело. Мои мальчики — не воры. И не солидно это: пачкаться такой мелочью. У девочки-журналистки последнее отбирать.

Александр Иванович дал мне конкретные рекомендации, куда именно в моей квартире можно надежно положить оставляемое на черный день.

— Значит, вы поэтому и возили меня за город? Чтобы спокойно обыскать мою квартиру?

Александр Иванович только хитро улыбнулся, помолчал, выпил и заявил:

— А теперь давай думать вместе, где они могут быть. Юля, я ведь с тобой не просто так разговариваю. У тебя голова работает, и ты способна на неординарный подход. Если окажешь мне реальную помощь — получишь свой процент.

— Всего один?

С Колей началась настоящая истерика. Колобов тоже не удержался и рассмеялся.

— Юленька, деточка, это — двадцать тысяч долларов. Можешь ты напрячь мозги за двадцать тысяч «зеленью»?

Я открыла рот — после того, как посчитала, сколько будет сто процентов. За два миллиона долларов можно убить не одного человека.

А «прибалт» и Редька уже мертвы. Сергей в тюрьме. Колобов напряженно ищет деньги. И сколько вокруг меня активности!

Вот только кто их прихватил? И зачем Сереге требовалось алиби? И вообще мог ли он решить подставить меня, даже пожертвовать мною за два миллиона? «Мог», — ответила я сама себе, как бы мне ни было это неприятно. Мог и подставил.

Но хоть Колобов считает, что я не причастна к делу. Или как раз наоборот?

Перед тем, как распрощаться, я спросила его мнение о том, что произошло в квартире Креницких. Что Александру Ивановичу удалось выяснить у знакомых ментов?

— Похоже, Редька в самом деле умер от естественных причин, — вздохнул он. — Нервничал он здорово в последнее время. Признаюсь: сам сорвался, когда в гостинице обнаружил пропажу. Ну и вообще жизнь современного бизнесмена в России — это постоянный напряг. Крыша, налоговая, таможня, другие сборщики дани.

Где купить подешевле, где продать подороже.

Теперь я вспоминаю: он жаловался на сердце.

Ну и тут все одно к одному…

— А кто его по голове статуэткой шарахнул?

Александр Иванович грустно усмехнулся.

На этот счет его мнение совпадало с мнением компетентных органов. Шарахнула Елена Сергеевна — тем более ее отпечатки пальцев это подтверждали. Елена дико орала на мужа после возвращения со встречи с молодым любовником. Возможно, этот крик и послужил причиной остановки его сердца. А потом она через некоторое время вернулась в комнату. Опять хотела учинить скандал — а муж не отвечает.

Ну не подумала она, что он уже мертв. И добавила попавшейся под руку статуэткой. Хотя бы для того, чтобы он ей ответил. Удар не рассчитала. В состоянии аффекта была. Статуэтку на пол потом бросила.

— Она что, такая дура? — спросила я.

— Интеллектом никогда не блистала, — ответил Колобов. — У нее другие таланты, — и сально усмехнулся.

Внимательно посмотрев на него, я предположила, что этими талантами Александру Ивановичу доводилось пользоваться. Возможно, в более молодые годы Плены Сергеевны. Хотя Стае ее и теперь оценил. Оценил как раз ее ум…

А Стае на своем веку немало повидал женщин, всяких и разных. Возможно, даже больше, чем Колобов. Так кому мне верить?

«Никому», — решила я и распрощалась с Александром Ивановичем.

Глава 16

После встречи с Колобовым заехала в «Пятерочку», закупила еды, потом остановилась у палаточного городка, купила фруктов. Посмотрела на часы: подходило время встречи с Людмилой, которая узнала на фотографии ныне убиенного Толю. Поехала к Людмиле.

Меня встретила женщина лет тридцати пяти или тридцати семи на вид, усталая и явно видавшая лучшие времена. Ее волосы следовало бы подкрасить: в каштановых седина заметнее, чем, например, у блондинок, не помешала бы и стильная стрижка с укладкой. Остатки наложенной с утра туши еще не были смыты с ресниц, помада уже «съедена». Одета Людмила была в старые леггинсы и вытянутый трикотажный свитер, явно секонд-хэндовский.

— Вы — Юлия Владиславовна? — посмотрела она на меня с удивлением. — А вы в жизни не такая, как на экране.

— Лучше или хуже? — опросила я. — И давайте без отчества.

Она еще раз оглядела меня внимательнейшим образом и объявила:

— Не знаю. Но точно другая.

Людмила пригласила меня на кухню, все время внимательно разглядывая, словно какое-то экзотическое животное, сбежавшее из зоопарка.

— А как вы пишете? — спросила Людмила, когда мы уселись на кухне. Как выяснилось, она с большим интересом читает мои статьи, чем смотрит репортажи.

Мне всегда трудно ответить на такой вопрос, и вообще я считаю его идиотским. Сажусь и пишу. Вначале собираю материал, для себя набрасываю план статьи, потом набираю текст.

— Но как? — не унималась Людмила, впервые встретившая живого репортера лицом к лицу.

— На компьютере, — пожала плечами я.

— А я вот где-то читала, как один известный писатель, тот, которого мы читали еще в советские времена, говорил, что не признает никакие компьютеры. Что для него очень важно слышать, как шуршит бумага. А современные авторы сами себя лишают этого удовольствия.