Дитя эпохи, стр. 88

Патриарх всея Бризании

– Милости прошу! – раздался голос из дома.

Миновав темные сени, мы оказались в горнице. Посреди нее возвышалась русская печь. Вероятно, это была самая южная русская печь в мире, поскольку находилась она почти на экваторе. Приглядевшись, мы обнаружили, что это не печь, а бутафория. Она тоже была сложена из пальм.

На печи, свесив ноги, сидел заспанный старик в длинной рубахе. В избе было чисто. В красном углу висел набор икон. В центре традиционная Богоматерь, справа от нее портрет Пушкина, а слева изображение бородатого мужчины с эполетом.

– Алексей Буланов, – шепнул Черемухин, показав на икону глазами.

– Чепуха! – шепнул генерал. – Это Николай Второй.

– Садитесь, господа, – сказал старик с печки.

Мы уселись на лавку.

– Что ж, познакомимся, – продолжал старик. – Зубов моя фамилия. Сергей Александрович.

Генерал по очереди представил нас. Зубов благожелательно улыбался и с удовольствием повторял наши фамилии. К каждой он добавлял слово «господин».

– Мы прибыли из России... – начал генерал.

– Знаю, голубчик, знаю, – сказал старик.

– Может быть, вам тоже неизвестно, что в России произошла смена государственного устройства? – вызывающе спросил генерал.

– Как же, наслышан, – ответил Зубов.

Он пошарил рукой по печке, и изба огласилась нежной музыкой позывных «Маяка».

– Московское время восемнадцать часов, – сказала дикторша.

Мы инстинктивно сверили часы. Отец Зубов выключил транзистор и спрятал его.

– Только – тсс! Никому! Умоляю!... – сказал он, прикладывая палец к губам. – Мой народ еще не дорос.

– Почему вы не сказали вашему народу правду? – воскликнул Лисоцкий.

– Они ничего не знают о Советском Союзе! – выпалил Черемухин.

Патриарх с удовольствием кивал, прикрыв глаза. Мы уже думали, что он заснул, как вдруг Отец Зубов открыл один глаз, отчего стал похож на курицу. Этот глаз смотрел злобно и насмешливо.

– Зачем нервировать народ? – тонким голосом спросил Отец и вдруг без всякого перехода добавил таинственно:

– Вы знаете, какой сейчас в России государь?

Вопрос был явно провокационный, но мы настолько опешили, что раскрыли рты и отрицательно помотали головами.

– Кирилл Третий! – воскликнул патриарх и радостно засмеялся.

– Шизик, – шепнул Черемухин. – Все ясно. Нужно сматывать удочки. Это не Бризания, а психиатрический заповедник.

– Я, знаете ли, господа, фантазер, – продолжал патриарх. – И потом скучно, господа! Вот и меняешь государей со скуки. Сейчас замышляю скоропостижную кончину Кирилла и восшествие на престол наследника Павла Второго.

Генерал поднялся с лавки. Мы тоже встали.

– Мы вынуждены откланяться, – сказал генерал.

– А какие я выигрываю войны! – воскликнул патриарх. – Да сядьте, господа! Я не видел русских шестьдесят пять лет, а вы уже уходите.

Отец Сергий явно увлекся. Глаза его горели сумасшедшим огнем. Длинные руки были в непрестанном движении, как у дирижера. Старик излагал нам историю России новейшего времени.

– Война с турками в тридцать четвертом году! Князь Ипатов с тремя танковыми дивизиями взял Стамбул и заключил почетный мир. Граф Тульчин бомбил Анкару. Каково?

Все стало ясно. Это у него был такой шизофренический пунктик. Мы слушали сумасшедшего обреченно.

– Война с пруссаками! Разбили их вдребезги. Китайцев и японцев в сорок седьмом гнали до Великой китайской стены. Государь Кирилл Второй пал в этой кампании. Мир праху его!... Скажу вам по секрету, господа, положение на востоке до сих пор тревожное. – Патриарх перешел на шепот. – Военный министр граф Растопчин просит святейший Синод благословить увеличение военных ассигнований. Понимаете?

Я почувствовал, что мозги у меня сворачиваются, как кислое молоко.

– Так что вы очень неосторожно появились здесь со своей трактовкой, – закончил отец.

– С какой трактовкой? – не понял генерал.

– Ваш взгляд на историю России последних десятилетий не совпадает с официальным, – сказал Отец. – Я вынужден потребовать от вас отречения. Народ взволнован... И вообще, господа, что вас сюда привело?

– Мы приехали в Бризанию по приглашению, – сказал Черемухин.

Старик очень удивился. Когда же он узнал о политехническом институте в Бризании, то посмотрел на нас совсем уж недоуменно и выразил твердое убеждение, что никакого института в Бризании нет и быть не может.

– Стойте! – вдруг сказал он. – Кажется, я начинаю понимать!

И патриарх вдруг залился диким хохотом. Он корчился на печке, пока не свалился с нее, а потом продолжал корчиться на полу.

– Ну, москвичи! Ну, деятели! – вскрикивал он. – Наверняка это они! Значит, Бризанский политехнический? Ох, умираю!

Он отсмеялся и заявил, что произошла страшная путаница, в которой виноваты москвичи – административное племя, в котором живут бризанский император и чиновники. По-русски они говорят плохо, сказал Отец, а император просто самозванец.

– Так в чем же дело? Что с институтом? – спросил генерал.

Но тут вошел вятич, который привел нас к Отцу, и доложил, что народ приготовился к государственному молебну.

– Простите меня, дела! – сказал патриарх.

Вятич вывел нас из избы. Через несколько минут оттуда вышел Отец Сергий в рясе и направился на молебен. Мы последовали за ним.

Бризанская ночь

Пока мы шли по Вятке, сумерки сгустились. Отец Сергий вышагивал впереди, его дряхлая ряса свободно болталась на нем. В сумерках он был похож на призрак. Мы миновали поселок и вышли на опушку джунглей. Все племя было там.

Вятичи сидели вокруг высокого костра. Среди них была наша Кэт, которую окружало несколько молодых людей, ведущих с нею непринужденную беседу. Кэт улыбалась им и строила глазки. Судя по всему, она была довольна. Молодые вятичи были сложены атлетически. Они рассыпались в комплиментах. Кэт настолько увлеклась беседой, что не заметила нашего появления.

Старик подошел к костру и осенил народ крестным знамением.

– Дети мои! – начал патриарх. – Помолимся вместе.

И старик Зубов начал звучно читать седьмую главу «Онегина»:

Гонимы вешними лучами,
С окрестных гор уже снега
Сбежали мутными ручьями
На потопленные луга...

Я смотрел на вятичей. Видимо, большинство из них и вправду были детьми Зубова. В крайнем случае, племянниками. Их объединяло едва уловимое сходство. Семья священника Зубова, три сына и дочь, пустили в Бризании такие глубокие корни, что из них выросли молодые славянские побеги. Это выражаясь фигурально.

Черемухин не умел выражаться фигурально. Он толкнул меня в бок и сказал:

– Здорово поработали наши попы! Негров на все племя раз-два и обчелся! Да и те старые.

«Как грустно мне твое явленье, весна, весна! пора любви!» – читал в это время патриарх.

Молодые вятичи из окружения Кэт, воспламененные стихами, бросали на нее нескромные взгляды.

Старик Зубов дочитал третью строфу и замолчал. Ему поднесли плетеное кресло, он уселся и перешел ко второму пункту повестки дня. Второй пункт тоже был традиционным. Он назывался «Новости из России».

Мы внутренне подобрались, готовясь к тому, что разговор будет о нас. Но ничего подобного. Зубов читал последние известия. Это были своеобразные последние известия. Старик обильно сдабривал сообщения «Маяка» собственным творчеством.

– Государь реставрирует Зимний дворец, – говорил он. – Из Италии приехали знаменитые мастера... Температура воздуха в Петербурге плюс восемнадцать. Холодно, – прокомментировал отец. – На полях Ростовской губернии хлеба достигли стадии молочно-восковой спелости. На Каме строится большой автомобильный завод. Гигант! – гордо сказал отец. – Граф Малютин-Скуратов продал свой футбольный клуб купцу Шалфееву за полмиллиона рублей.