Дитя эпохи, стр. 70

– Петя, а при чем здесь математика?! – заорали мои умные друзья.

Что с них взять? Не знают они специфики телевидения.

На следующее утро мне позвонил расстроенный Прометей Игорь Петрович.

– Вы знаете, что они сделали? – спросил он.

– Знаю, – сказал я.

– Оказывается, я полчаса распинался перед выключенной камерой. Я все сказал, как мы планировали. Я смешал себя с землей. Я отрекся от прометейства...

– Ничего не поделаешь, – сказал я. – Струя.

– Струя, – согласился Прометей.

– Дарову передача понравилась? – спросил я осторожно.

– Он пел, – сказал Игорь Петрович.

– Что?

– Из оперы «Отелло».

Я понял, что передача прошла хорошо и мне можно появиться на студии. В двери уже стучались следующие Прометеи.

Мрихские камушки

Я задумал передачу об археологии. Честно говоря, хотелось поближе познакомиться с этой наукой. Морошкина разыскала институт, поговорила по телефону с директором и направила меня к нему. Я приехал.

Директор принял меня в кабинете, усадил на диван, после чего запер дверь на ключ. Потом он осмотрел меня и проговорил:

– Я дам вам на передачу Мурзалева.

Он сделал паузу, чтобы посмотреть, какое это на меня произвело впечатление. Фамилию Мурзалева я слышал впервые. Поэтому никакого впечатления на моем лице не отразилось.

– Мурзалева. Роберта Сергеевича, – еще более веско произнес директор.

Я вынул блокнот и записал фамилию.

– Вы что, не слышали о Мурзалеве?

– Нет, – сказал я. – Извините.

Директор задумался, потом махнул рукой и сказал:

– Ну что же! Может быть, это и к лучшему.

Далее он рассказал мне о деятельности Мурзалева. Роберт Сергеевич откопал где-то в Средней Азии несколько камней с непонятными письменами. Кому они принадлежали, кто там чего написал – этого никто не знал. Мурзалев десять лет возился с этими камнями и расшифровал надписи. Надписи содержали родословную какого-то царя, или не знаю, как он у них там назывался. По словам директора, это был переворот в науке.

Однако Мурзалеву не спешили верить. Представить скептикам самого царя, чтобы тот подтвердил правильность расшифровки, Мурзалев не мог. Царь и его приближенные умерли несколько тысяч лет тому назад. Государство тоже давно ушло в небытие. Народ исчез. Остались только камни с письменами. Мурзалев составил словарь исчезнувшего языка и опубликовал его. Чтобы все желающие могли почитать надписи. Тут-то все и началось.

Мурзалева объявили шарлатаном. Его словарь объявили плодом больной фантазии. Камни тоже взяли под сомнение. Было высказано мнение, что Мурзалев сам изготовил эти камни. И так далее. Просто удивительно, сколько страстей может разгореться вокруг дюжины заплесневелых камней!

Директор, как я понял, склонен был верить Мурзалеву. Может быть, в лице директора Роберт Сергеевич имел тайного покровителя. Иначе ему пришлось бы уйти. Директор поддерживал Мурзалева то ли по склонности к сенсации, то ли для того, чтобы отвлечь внимание коллектива от своей персоны. Он дал мне записку и объяснил, где искать Роберта Сергеевича.

– Ради Бога, только осторожнее! – напутствовал он меня, будто я шел разминировать снаряды.

Я нашел Мурзалева в одной из комнат, битком набитой сотрудниками и сотрудницами. Стол Роберта Сергеевича был отгорожен от других столов фанерой. Как только я приблизился к Мурзалеву, разговоры в комнате смолкли. Хотя никто особенно не глазел. Только уши у сотрудниц подрагивали от напряжения.

– Я с телевидения, – сказал я.

Мурзалев, точно глухонемой, просигналил мне пальцами, чтобы я помалкивал. Потом он схватил со стола какую-то папку и выбежал в коридор. Я понял, что мне нужно следовать за ним.

Когда я вышел из комнаты, Мурзалев поворачивал за угол в другом конце коридора. Бежал он очень тренированно, высоко поднимая колени. Я побежал следом. Вообще, мне это не понравилось, потому что неприятно все-таки бегать по чужим учреждениям.

Роберт Сергеевич добежал до лестницы и устремился вверх. Вскоре мы оказались на глухой лестничной площадке перед чердаком. Мурзалев вытер лоб платком и проговорил, часто дыша:

– Мой словарь вы читали?

– Нет, – сказал я.

– Сейчас... Тогда сейчас, – засуетился Мурзалев, развязывая тесемки у папки.

В папке оказалась толстая рукопись словаря. Слева были нарисованы картинки, а справа они расшифровывались. Это мне напомнило сценарий какой-то таинственной телепередачи. Мурзалев ткнул пальцем в первую картинку, изображавшую небритого паука, и сказал:

– Это слог «сур». Понятно?

– Сур, – зачем-то повторил я и кивнул.

– Мер, пор, гир, элш, абукр... – затараторил Роберт Сергеевич, стуча пальцем по первой странице. «Не хотелось бы все это запоминать», – подумал я, а Мурзалев перевернул страницу и помчался дальше.

– Акх, дуз, мрих, быр, згир...

Мрих – это было название древнего народа, изготовившего камушки. Мрих напоминал почтовый ящик, а згир – шестиногую лошадь. Мне становилось интересно. Однако надо было останавливать Мурзалева, чтобы не задержаться здесь до завтрашнего утра. Очень толстый был словарь.

– А есть слог «фер»? – наобум спросил я.

– А как же! – радостно воскликнул Мурзалев и, пролистнув полсловаря, показал мне «фер». Это была закорючка с рыбьим хвостом.

– Фердуз мрихеср элшузр! – торжественно произнес Мурзалев. – Это первая фраза памятника. «Я пришел сюда...»

Тут я вспомнил, зачем я пришел сюда.

– Простите, Роберт Сергеевич, – сказал я. – Нам надо договориться о передаче.

– Вы мне не верите? – огорчился Мурзалев.

– Да верю я вам! Верю! – воскликнул я. – И вам верю, и камушкам вашим.

– Нет, вы мне не верите, – покачал головой Роберт Сергеевич.

Мне стоило большого труда снять подозрения и объяснить ему, что от него нужно. Услышав о Прометее, Роберт Сергеевич оживился. Глаза его мстительно блеснули.

– Бурдзех фурс! – энергично высказался он.

– Как вы сказали? – не понял я.

– Я приучил себя ругаться по-мрихски, – сказал Мурзалев. – Вы не представляете, в какой обстановке я работаю! Наши сотрудники всю жизнь комментируют старинные рукописи. Собственно, рукописей уже не осталось. Они комментируют комментарии.

Мешая мрихские слова с русскими, Роберт Сергеевич рассказал мне о своих злоключениях. Многое я уже слышал от директора. Мурзалев добавил в научную полемику немного служебного быта. Фанеру, например, которой он отгораживался от коллектива. В буквальном смысле слова. Особенно тронула меня персональная чашечка для кофе. Этой чашечкой больше никто не пользовался. Мурзалев ежедневно ее мыл после того, как пил кофе. Удивительно, что ему еще давали общественный кофе.

Словом, волчьи законы. Бедные мрихцы не стали бы портить камней, если бы предвидели такой оборот дела.

– Послушайте, – сказал я. – Вы что, хотите, чтобы все вам поверили?

– А как же? – удивился Роберт Сергеевич.

– Зачем?

– Это же истина! Научная истина! – заволновался Мурзалев.

– И Бог с нею, – сказал я.

– Вы думаете? – сказал Мурзалев с сомнением. – Нет! Как это – Бог с нею? Я десять лет работал!

– Так что вам нужно – истина или ее признание?

– Покой, – вздохнул Роберт Сергеевич.

Ох, эти мне искатели истины! Бьются за нее годами. А за истину биться не нужно. Ее достаточно показать и тихонько отойти в сторону. Что это за истина, которую навязывают принудительно, как гипсовую статуэтку к японскому зонтику? К своей истине должно относиться с уважением. Не теребить ее понапрасну. Не хотите знать – и не надо! Вам же хуже... Вот так, на мой взгляд, следует обращаться с истинами.

Жалко мне было глядеть на Мурзалева во время передачи. Даров посадил его на бутафорский камень с письменами. Роберт Сергеевич сидел на камне со словарем в руках. Он был похож на евангелиста Луку. Говорил он преимущественно по-мрихски. Впрочем, тут же переводил и комментировал.

Взгляд его выражал надежду на то, что ему поверят. Только поэтому Роберту Сергеевичу не поверят никогда. Трудолюбивые мрихцы зря долбили камень.