Дитя эпохи, стр. 45
– Петр Николаевич, – поправился я, глотнув воздуха, и добавил без дальнейших околичностей, косясь на спутник: – Как вы думаете, мы успеем?
– Должны успеть, – сказала она твердо. – Мы все рассчитали.
Как выяснилось, мы – это она и ее муж, который, добросовестно все рассчитав, отбыл служить в Советскую Армию. Таким образом, все упало на меня, включая советы из книги «Наш ребенок», дородовый период. Их я пересказал популярно со слов своей жены.
Начали мы с ней теперь рассчитывать совсем другое. Разные там взаимодействия на предмет выяснения зонной структуры. Надо сказать, дипломантка попалась сообразительная. Косинус от фикуса она отличала четко. Хотя в общем ей было наплевать и на то и на другое, и я ее понимал. Она больше интересовалась своим внутренним содержанием. Я ей толковал про волновые функции и по ее лицу отмечал, когда там, внутри, оно трепыхало ручкой, ножкой или еще чем. В эти моменты Надя смущенно улыбалась, будто отвечала за его поступки. Вообще же, оно могло появиться в любой момент. Это я знал по своему жизненному опыту.
Диплом Надя переписала красиво, и мы стали планировать защиту. Я настаивал на самых ранних сроках.
– Ой, – сказала она, и я вздрогнул. – Давайте лучше потом.
– Когда потом? – не понял я.
– Ну, когда из больницы выйду... Приеду и защищусь.
– Когда вы выползете из больницы, – проговорил я с видом знатока, – условия будете диктовать не вы. И не я. Их будет диктовать он. Вы знаете, сколько нужно времени, чтобы сказать речь, ответить на вопросы, дождаться решения комиссии и получить значок с аплодисментами?
– Нет, – сказала она.
– А сколько времени проходит между двумя кормлениями?
– Не знаю, – вздохнула она.
– То-то! – сказал я. – И вообще, зачем нам упускать такой козырь? С вашими внешними данными вы пройдете как по маслу. А если потом, то вы уже будете, так сказать, на общих основаниях.
– Ой! – сказала она, и я опять вздрогнул.
Оставшиеся до защиты дни я провел тревожно. Все время подходили товарищи по работе и, понизив голос, интересовались:
– Ну как?
– Терпим, – отвечал я значительно.
Защита прошла, как я и предсказывал. Комиссия тактично смотрела куда угодно, только не на дипломантку, будто от одного взгляда могли начаться схватки. В сущности, так оно и было. Никто не кашлял, не чихал, не барабанил пальцами по столу. Дышать старались через нос.
Когда раздали значки и прозвучали аплодисменты, Надя тихо сказала «Ой!» – и я помчался вызывать «Скорую помощь». Сына назвали Петей, а меня на кафедре прозвали крестным отцом.
Экономия средств
Перед Новым годом пронесся слух, что в январе будет запись на машины всех марок. Такие вопросы почему-то всегда волнуют широкие массы общественности. Все начали обсуждать технические данные, сравнивать лошадиные силы и ругать ГАИ. Стало ясно, что настает эра всеобщей автомобилизации.
После праздника мы отправились записываться. Меня взяли за компанию. Шеф шел записываться на «Волгу», поскольку сдал докторскую в переплет, Гена рассчитывал избраться в доценты и шел на «Москвич», Саша шел на «Жигули», а я шел от чистого сердца.
Приходим, а там толпятся мужчины. Пар изо рта идет, глаза блестят, над толпой носится дух наживы и еще что-то. Не обходится и без мата, но в умеренных дозах. Публика все больше интеллигентная.
Стали записываться. Я потолкался, потолкался, да и не выдержал. Записался на «Запорожец». А тут шеф подбегает.
– Быстрей! – говорит. – На «Волгу» сейчас немного народу стоит! Чего ты теряешь? Потом разберешься!
И я побежал записываться на «Волгу».
– «Волгу» хочу! – говорю. – И чтоб цвета морской волны!
– Будет тебе морская волна, дорогой, – отвечает какой-то грузин.
Подошел Гена с пятизначным номером. Счастливый.
– Послушай! – шепчет. – А вдруг обстоятельства изменятся? Давай уж записывайся на всю катушку!
И я записался на «Москвич». И на «Жигули» тоже записался. А потом побежал в соседний магазин и записался на холодильник «ЗИЛ». Для ровного счета.
Пришел я домой возбужденный. По дороге купил кефир и 150 граммов колбасы «отдельной». Мы с женой поужинали и на ночь затвердили наши номера. И еще поговорили про гараж.
А потом начались суровые дни. Вернее, суровые воскресенья. Каждое воскресенье я ездил отмечаться. То на «Запорожец», то на «Волгу», то еще на что. И на холодильник тоже.
Меня уже там узнавать стали.
– Вон, – говорили, – миллионер идет!
Так продолжалось три месяца. А потом я лишился «Волги». Торопился отмечаться и улицу в неположенном месте перебежал. Нарвался на штраф. Порылся в карманах, выскреб всю мелочь – рубль и две копейки. Рубль я отдал, а на две копейки позвонил жене.
– Иду пешком домой, – говорю. – Ехать ни туда, ни сюда не могу. Потерял рубль, но сэкономил девять тысяч. Новыми!
– Старыми тоже было бы неплохо, – мечтательно сказала жена.
Таким образом, одно воскресенье в месяц стало свободным. Я его личной жизни посвятил.
А потом обстоятельства стали меняться. Как и предсказывал Гена. Жена опять ушла в декретный отпуск, и где-то тут в суматохе я потерял «Москвич» и «Жигули». Сэкономил и на этом баснословную сумму. Мне уже можно было давать премию за экономию средств. Но «Запорожцу» я не изменил. Я приближался к нему медленно, но верно. Как червяк к сердцевине яблока.
Развязка наступила неожиданно. Оставалось еще больше тысячи номеров, и обстоятельства могли вот-вот совсем уж измениться. Как вдруг на очередной проверке мне вручают какой-то листок.
– Приходите завтра получать, – говорят.
– Чего получать? – спрашиваю.
– Машину. Белого цвета хотите?
– Нет, – говорю. – Белого никак не устроит. Хочу розового.
– Розовые тоже есть.
– Хочу двойного цвета. Снизу голубого, а сверху розового.
– Таких нету, – говорят.
– Ах, нету! – сказал я. – Что же вы думаете? Что я всякий металлолом неокрашенный буду покупать? Я денег не печатаю!
Это я правду сказал. Я их действительно не печатаю.
Я бросил этот листок и пошел домой. У пивного ларька встретил дядю Федю. Выпили мы с ним по маленькой. Он и говорит:
– Слушай, Петьк! Тебе, я слыхал, скоро коляска понадобится? Жену-то свез уже?
– Еще нет. Скоро, кажется, – сказал я.
– Так об чем я и говорю! У меня внучка уже ходит, бери ейную коляску, задешево отдадим. За три поллитры.
– Только после получки, – сказал я.
– Идет! Коляска-то еще совсем новая. Двойного цвета: снизу голубого, сверху серого...
– Дядя Федя, а холодильник тебе не нужен? – спросил я.
– Нужон! – сказал дядя Федя.
Ремонт
Неожиданности нас подстерегают на каждом шагу. Например, звонят из парткома и предлагают завтра дежурить в дружине. Или ехать на овощную базу перебирать капусту. То есть не предлагают, конечно. Это не то слово.
Но когда без всякого звонка, это уже некрасиво.
Короче говоря, я настраивал прибор. Приклеивал пластилином зеркальце, чтобы луч лазера от него отражался под определенным углом. Под каким именно – неизвестно. Это как раз и предстояло определить. Работа тонкая, тут даже чужое сердцебиение мешает.
Внезапно дверь в лабораторию открыли и без всякой паузы стали что-то просовывать внутрь. Какую-то конструкцию из необструганных досок, заляпанных к тому же известкой. Вместе с конструкцией ввалились трое. Мужик в кепке с «Беломором» в зубах и две девушки в комбинезонах, гладкие и круглые, как божьи коровки. Только покрупнее.
– Убирайте, – говорят, – свою подзорную трубу, а то стеклышки могут загрязниться.
Я понял, что это они про лазер, и указал на различные принципы действия подзорной трубы и моего прибора.
– Если на пол грохнуть – раскокается? – спросил мужик.
Я ответил, что да, пожалуй, раскокается.
– Ну вот! А ты говоришь – разный прынцип! – захохотал мужик, ущипнув одну из божьих коровок.