Черный амулет, стр. 8
– Ясно, – кивнул Иванов и впервые обратился к молодому вождю: – Паспорт с собой?
– Конечно!
Кофи достал из кармана зеленый бенинский паспорт и подал кадровику. Тот стал листать изрядно замусоленные почти за пять лет страницы.
«Ага, вот этот штампик! – обрадовался Иванов. – Тогда все в ажуре. Такой серьезный аргумент, что и Василий не обидится».
Он поднял глаза и сочувственно перевел их с Бориса на Кофи и обратно.
– Ничего не попишешь, хлопцы, – сказал Иванов и протянул раскрытый на нужной странице документ. – Вот российская въездная виза. А ниже, видите?
Штамп: «Без права работы по найму».
Если я человека с таким штампом приму на работу, – значит, его выгонят, а меня уволят и отдадут под суд. Скажут: «У нас своих безработных хватает, а начальник отдела принимает иностранцев». И сделают вывод: Иванов берет иностранцев за взятки.
Кофи сидел с непроницаемым лицом, как и положено вождю.
– Дядя Сергей, неужели ничего нельзя придумать? – взмолился Борис. – Если вы не поможете, незнакомые люди тем более не помогут.
Начальник отдела кадров набычился, насупился, напрягся. Его внешность должна была извещать о том, что под седой крышей мозга ведется титаническая работа. Проблему следовало спустить на тормозах.
– Кстати, Боря. Как там дома дела?
Отец твой давным-давно не звонил. А я его сам тревожить не решаюсь. Армейская субординация – это, понимаешь, на всю жизнь. Он – полковник, а я – прапорщик.
Лицо Бориса сразу помрачнело.
– Беда у нас, дядя Сергей. У отца родители пропали.
Сергей Михайлович насторожился:
– Что значит «пропали»? Ушли из дома и не вернулись?
– Именно так, – печально кивнул Борис. – Двадцать девятого августа дед с рыбалки не вернулся…
– Константин Васильевич?!
– Он. А тридцать первого августа или первого сентября бабушка куда-то подевалась…
– Любовь Семеновна?
– Да. Никто ничего не может понять.
А сегодня уже пятое сентября!
– Вот это да… – протянул бывший прапорщик. – Вот так фокус-покус, хлопцы.
Своего бывшего командира роты он искренне любил. И в Васнецовке не раз бывал. С Константином Васильевичем и Любовью Семеновной самогонку пил.
Песни пел.
А какую они с дедом уху варили! А каких кабанов на охоте брали! С трудом перегнувшись через собственное брюхо, Иванов поискал в левой тумбе стола и извлек на свет початую бутылку греческой «Метаксы». А за нею – три хрустальные рюмочки.
В этот-то миг Бориса осенило:
– Дядя Сергей! А если я вам свой паспорт принесу? Вы меня оформите, а Кофи будет на работу ходить и деньги получать. Так многие делают, наверно…
Вместо ответа Иванов пододвинул к друзьям рюмки с коньяком. Сказал:
– Давайте за их здоровье выпьем. За дядю Костю и тетю Любу. За то, что они живы… Нет-нет, чокнемся обязательно.
Как за живых. Это за покойников пьют и не чокаются.
Они выпили. Коньяк приятно освежил. За большим окном кабинета словно светлее стало. Словно лето вернулось и разогнало надоедливые осенние облака.
– Дядя Сергей, – нарушил молчание Кондратьев-младший. – Возьмите Кофи на работу, а?
– Временно, – твердо сказал Иванов. – Возьму. Если он пойдет.
– Конечно, пойдет! – воскликнул Борис.
– Тебе хорошо за хлопца отвечать. Ты даже не узнал, что за работа, а кричишь «пойдет!».
– А что за работа?
– Так с этого начинать надо было! – сказал Сергей Михайлович Иванов и обратился к Кофи: – Пока, на ближайшие два месяца, у меня свободно только одно место. Место разносчика корма. Согласен?
– Согласен, – спокойно ответил молодой вождь.
– Ты зря не спрашиваешь, кого придется кормить.
– А кого ему придется кормить? – вмешался Борис.
– Зверюшек, – кукольным голоском сообщил бывший прапорщик и наполнил рюмки вновь. – Лошадок, осликов, коровок, обезьянок, собачек, кошечек, попугайчиков… Берите. Выпьем, чтоб старики поскорее нашлись.
Они вновь чокнулись. Иванову начал нравиться этот плечистый черный парень, который держался с достоинством и пил вполне по-русски.
Борис решил закрепить успех:
– Может, тогда я за своим паспортом смотаюсь, дядя Сергей? Чтоб Кофи мог поскорее выйти на работу.
– Да ладно, сиди. Ишь, какой напористый. Весь в отца. Ты б хоть поинтересовался, почему место разносчика временно оказалось вакантным.
– А почему, дядя Сергей?
– Потому что лежит сейчас прежний любитель животных в хирургии. С тридцатью двумя швами на левой ноге. И неизвестно, будет нога действовать или уже не будет.
Кофи решил, что неприлично долее уклоняться от разговора, и спросил:
– Что же с ним произошло, дядя Сергей?
Это обращение из уст негра, этот легкий акцент произвели на старого знатока Африки неожиданно сильное впечатление. Бывший вояка умилился. Никогда еще черные люди не называли его «дядей Сергеем».
– Ничего особенного. Просто тигр сквозь прутья решетки умудрился лапу просунуть. А этот кадр стоял спиной к клетке. И ничего не видел. Грубо нарушил технику безопасности. Во всех инструкциях записано, что к клеткам с хищниками спиной поворачиваться запрещено. Вот и поплатился… Техника безопасности разработана с тем, чтобы подчиняться ее требованиям, безусловно, по всем пунктам, всегда… Ну что, хлопчик, не передумал зверюшек кормить?
– Нет, – глядя Иванову в глаза, заявил Кофи Догме.
– Вот и добро, – констатировал бывший прапорщик и наполнил рюмки в третий раз. – За здоровье стариков Кондратьевых!
Произведя процедуру чоканья, они выпили. Посетители поднялись из-за стола.
– Спасибо вам, дядя Сергей! – сказал Борис. – Мы пойдем.
– Когда мне прийти с Борькиным паспортом? – спросил молодой вождь.
Иванов посмотрел на часы.
– Сегодня уже поздно. Я скоро домой поеду. Давай завтра. К девяти. Там и определимся, какой у тебя будет график. Халат тебе выдадут. Как и что делать – объяснят. Тебе, африканцу, с диким зверьем легче будет, чем нам, русским. Ты это зверье в натуре видал, – добродушно пошутил Сергей Михайлович и добавил: – Особенно тепло тебя наши обезьяны встретят.
Кофи Догме мгновенно опустил голову, чтобы никто не увидел пронзительных молний, которые вылетели у него из глаз.
10
В дверь постучали. Кофи узнал бы этот стук из тысячи. Так стучала только Она. Катя Кондратьева. Он оторвался от толстенного тома «Процессы и аппараты химической технологии». Пошел открывать.
– Привет, – сказала Катя и вошла.
Кофи нежно обнял ее и прошептал:
– Ты самая красивая женщина, которая заходит в общежитие иностранных студентов. Африканцы и латиноамериканцы смотрят на тебя, как на богиню.
– А европейцы?
– Катенька, ну ты же знаешь, что европейцы больше в российских вузах не учатся. Они предпочитают вузы американские. – Кофи уже расстегивал ее блузку.
– Значит, проверить реакцию на меня европейских студентов мы не можем, – произнесла Катя и попыталась отстранить его сильные руки. – Подожди, Кофи, я должна тебе кое-что сказать.
– Сперва динь-динь, а потом скажешь, хорошо?
Кофи подтолкнул девушку к кровати и усадил. Встал на колени. Принялся развязывать шнуровку ее высоких ботинок.
Спустя тридцать лет в моду вновь вошли высокие уродливые «платформы».
– Ну, милый, я хочу, чтобы прежде ты меня выслушал.
– Катенька, ты меня уже проверила на все венерические болезни, какие существуют в природе, – напомнил Кофи, срывая с ее ног модные ботинки. – Плюс на СПИД, хламидиоз и трихомониаз.
– Есть еще одна вещь, тоже очень важная.
Вместо ответа молодой вождь стянул с нее колготки. Трусики. Стал целовать.
Тут и там, там и тут. Поцелуйный смерч охватил Катин живот. Она широко развела колени.
«Какая разница, – пронеслось в ее голове, – сейчас сказать или через десять минут». При этом Катя прекрасно понимала, «какая разница». Но оттолкнула это понимание, как отталкивают порой добрый совет, услышанный в неподходящий час.