Амулет смерти, стр. 41
Трусиков не оказалось, как и лифчика.
Борису стало неловко из-за того, что у него самого под джинсами были плавки. Казалось, девушка-лиска посмотрит сейчас с укоризной и скажет: «Что за пролетарская привычка носить лишнюю одежду?!»
Наконец все с себя скинув, Борис повернулся к кровати… И снова застыл.
Под светом из черной ладони светильника юная лиска полулежала с широко разведенными ногами и мастурбировала. Глаза ее были полуприкрыты, а рот приоткрыт.
Ее родители состояли в свое время в ВЛКСМ. Возможно, даже в КПСС. И вот результат. Дожили. Их нравы.
В тот же миг Борис приник губами к груди восхитительного создания. Она со стоном ухватила его за уши и потянула на себя. Он тоже чуть было не застонал – от боли. Ее стройное тело трепетало и выгибалось, как у весенней кошки.
Сидя верхом на впалом девичьем животе, Борис нагнулся вдруг, как цирковой джигит, на всем скаку поднимающий с пола монету. Дотянулся до брошенной тенниски. Достал из нагрудного кармана презерватив и впился зубами в упаковку.
Спустя четверть часа Борис натянул джинсы на голое тело и вышел со словами:
– Пойду принесу выпить и поесть…
– И сигарет, – слабым после перегрузок голоском попросила девушка.
Хотя первым делом он, конечно, отправился на поиски туалета. Воздух в коридоре раскачивался на волнах блюза. Борис сунулся в одну из комнат. В окно светила луна. Это тоже была спальня. Черт знает какого цвета. В темноте все кошки серы.
Может, красная, раз черная уже есть.
Кровать выделялась тем же большущим белым пятном. Там шла какая-то возня.
Глаза привыкли. Они уже различали два тела.
«Клянусь, это Катька с Кофи!» – произнес про себя Борис Кондратьев и спешно ретировался. Ему стало нехорошо. Тревожно. Сестра в постели с негром. Впрочем, он сам их познакомил… Но где же этот чертов сортир?
35
Катя ласкала сильное черное тело.
А черное тело извивалось от этих ласк.
В глотке у Кофи хрипело. Катя и сама дышала часто-часто. Но отталкивала черные руки, едва те тянулись к ее бедрам.
Наконец Кофи зарычал и задергался.
Словно в настоящих предсмертных конвульсиях.
Постепенно он затих. Вытянул на постели длинные худые ноги. Катя положила голову ему на плечо.
– Все равно вы все расисты, – глухо сказал молодой вождь. – Раз из Африки, значит, ВИЧ привез.
– Миленький мой, ну что ты городишь? – Катя провела языком по его виску. – Если б ты из Америки приехал, я бы то же самое сказала. Зайдешь завтра ко мне на работу, и сделаем анализ.
Кофи отбивался, как обиженный мальчик, у которого не осталось аргументов, но осталось уязвленное самолюбие.
– До моего народа ВИЧ вообще еще не добрался, – канючил он. – И зеленые обезьяны в наших местах не водятся. Мои люди самые здоровые среди африканцев.
– А средняя продолжительность жизни?
– Мой дед, может, девяносто лет прожил!
– Это я уже слышала. Честь и хвала твоему деду! Я про среднюю продолжительность спрашиваю.
– Ты издеваешься, как настоящая расистка. Ну кто в тропиках такую статистику собирает!
– Вот видишь! – Катя в полемическом запале ущипнула вождя за бок.
– Катька, дура, больно!
– А за дуру еще разок… ВИЧ не то что не добрался, а ВИЧ выбрался из твоей деревни! Вот тебе, вот тебе!
– Ну больно же, говорю!
– А придешь завтра ко мне на работу?
– Не приду, – проворчал Кофи.
Катя прильнула сзади. Прижалась к его идеально гладкой коже. Гибкое тело вождя вновь стало отвечать рукам Кати ритмичными движениями. Его широкие ноздри втягивали жгучие Катины запахи. Смутно белели в лунном свете трусики на ее широких бедрах.
После посещения туалета и ванной Борис с голым торсом заглянул в гостиную. Несколько молодых людей там еще ели, пили и болтали. Одежды на некоторых было еще меньше, чем на нем. Одна пара продолжала танцевать: девушка в безрукавной блузке и юноша в одних носках.
– О, Борька! – раздался голос хозяина. – Ну как тебе у меня?
– Спасибо, Димыч. У тебя превосходно. Меня одна твоя гостья послала выпить и закусить принести.
Не выбираясь из кресла, бывший одноклассник протянул тарелку бутербродов с красной икрой.
– Попроще ничего нет?
– Вот, пожалуйста.
С этими словами Димыч сунул другую тарелку бутербродов. Они были щедро покрыты черной икрой.
– Красиво жить не запретишь! – воскликнул Борис, захватил початую бутылку финской водки и вернулся в черную спальню.
Здесь он вновь застыл с полными руками. Третий раз за вечер. На одном и том же месте.
Его юная соблазнительница оседлала какого-то парня и неслась теперь галопом.
Борис видел ее нежную спинку, взлетающую и опускающуюся между мужских ног.
На Бориса никто даже не обернулся.
Тихонько постояв, он вышел в коридор.
Он решительно шагнул к двери, за которой видел сестру. Вошел. Поставил водку с закуской на пол, зажег свет. Приглушенный свет бра над изголовьем. В этой спальне стены, пол и потолок действительно оказались красными.
– Ой! – взвизгнула Катя.
Кофи стыдливо потянул на себя простыню.
– Ну что ты переполошилась? Что я, твоей задницы не видал? Ребята, как вы относитесь к финской водке с русской икрой?
– Отлично! – пробормотал Кофи.
Катя укрыла пышную грудь майкой и свесила ноги с кровати.
– А где же ты свою шлюшку потерял?
Хоть бы сестру с ней познакомил. Должна же я знать, с кем мой младший братец это делает?
Борис уже нашел стаканы и разливал водку.
– Думаешь, я сам с ней успел познакомиться? – бросил он косой взгляд на Катю. – Я успел только раз сделать ЭТО, как ты по-медицински точно выражаешься, и сходить за водкой с икрой. Возвращаюсь, а она…
– Стоп, давай угадаю! Возвращаешься, а она уже с другим!
– Точно. Они здесь, наверное, групповуху практикуют. Ну, давайте по глоточку.
Кофи!..
Они выпили, и Катя строго спросила:
– Ты был осторожен?
– Так точно! – Борис отдал честь. – Но оставаться там с ними мне не захотелось. Я, видно, недостаточно богемный.
Предпочитаю делать это вдвоем.
– Уже не мутик, но еще не богема, – засмеялась Катя.
– Да и вообще, – сказал Борис, закуривая, – я в ванной пока мылся, думал: домой попаду – снова вымоюсь. Здесь все время такое чувство, что ты по шею в дерьме.
– Это тебя жаба душит! – неожиданно произнес Кофи. – Зато сперма на глаза уже не давит.
. Брат с сестрой покатились от хохота по безразмерной кровати. Кофи старательно прятал улыбку. Трудный этот русский язык. Но нет ничего невозможного для молодого африканского вождя.
– Слушай, Кофи, а ты в русской деревне никогда не бывал?
– Нет, а что?
Кофи смотрел с интересом. Русское слово «деревня» ассоциировалось у него с родным словом «Губигу».
– У нас с Катькой дед с бабушкой за Вырицей живут. Ну, родители нашего отца. Озеро Вялье, не слыхал?
– А ты про город Котону не слыхал?
– Это где?
– В Бенине. Крупный порт. Гвинейский залив.
– Ладно, Кофи, не подкалывай. Наша деревня в ста километрах от Питера. Давай махнем на рыбалку? Представляешь, красота какая: на вечерней зорьке с удочками в лодке? И тишина.
– То-то деревенские ошалеют, – вставила Катя, поедая бутерброды с красной и черной икрой попеременно. – Они к африканцам непривычные.
Борис еще понемногу плеснул в стаканы и сказал:
– Пора привыкать. Пора цивилизации прийти и на берега озера Вялье!.. Мама сегодня приехала оттуда. Говорит, у деда каждый день сумасшедшие уловы. В конце лета самый клев! Особенно после этого притона тянет очиститься. Там же сплошная чистота: вода, воздух, пища, людские отношения.
– Ну ты, братик, даешь, – едва выговорила Катя набитым ртом. – Матерым почвенником вдруг заделался!
– Такое чувство, что весь в дерьме, – не унимался Борис. – Там банька своя. Ты бывал в русской парной, Кофи?