Адская война, стр. 35

Ни одно орудие, ни одно ружье не откликнулись на этот вызов. Тишина стояла мертвая.

— Да что же вы сделали с японской эскадрой? — воскликнул я в изумлении.

— Я ее заморозил, — спокойно ответил Эриксон. — Заморозил со всем экипажем, от адмирала до последнего юнги, и со всем десантом.

XV. НАУЧНАЯ БОЙНЯ

Костер из девяти тысяч трупов. На станции в Аризоне. Отраженные аэрокары. Взрыв на расстоянии. Искусственное землетрясение. Дождь азотной кислоты. Массовая электрокуция. Смерть Эриксона. Обессиленная станция. Отступление. Схватка с китайцами. Снова в плену.

Я попросил Эриксона объяснить мне, каким образом удалось ему осуществить такое предприятие.

— О, это довольно просто, довольно элементарно… Вы увидите в дальнейшем более замечательные в смысле новизны изобретения. Здесь же прием по существу не представляет чего-либо нового. Бьенвильский рукав отделен от моря шлюзом, затворы которого, когда эскадра войдет в гавань, запираются, чтобы обеспечить глубокую стоянку. От реки он также отделен разборной, составной подводной плотиной, которая выдвигается над уровнем воды автоматически, когда я нажму регулятор. Таким образом, бухта превращается в озеро. Избыток воды, задержанный плотиной, изливается в другой рукав Миссисипи через особый канал шириной в пятьсот метров на милю выше по течению.

На дне бухты заложена мною система колоссальных труб, громадный змеевик известного вам типа холодильной машины. Охлаждение достигается посредством жидкого воздуха, быстро испаряющегося в трубах, причем длина последних предупреждает возможность взрыва от внезапного расширения газа. Не буду описывать упрощений, введенных мною в устройство машины. Главное все-таки колоссальный масштаб этого сооружения, возможный потому, что я располагаю здесь энергией в 1 200 000 лошадиных сил…

Аппарат был пущен в ход с таким расчетом, чтобы к моменту появления эскадры в гавани температура понизилась в достаточной степени для образования тумана — на случай, если Курума вздумал высаживать десант тотчас по прибытии. В ясную ночь это еще возможно, но в таком тумане было бы слишком неблагоразумно. Впрочем, он и без того отложил эту операцию до утра…

Затем я сообщил своей машине полное действие. В силу испарения жидкого воздуха и быстрого расширения газа, температура воды в соседстве с трубами понизилась до двухсот градусов холода; в воздухе над водой до высоты в несколько метров она упала до ста с лишним градусов ниже нуля. Такого холода человек не выдержит, особенно если застигнут им врасплох.

— Далеко ли распространяется действие этого холода? — спросил я.

— О, нет. Действие холодильного аппарата локализировано в очень небольшом районе. Догадайся японцы забраться на верхушки мачт, они бы нашли там холод всего градусов десять — пятнадцать ниже нуля. Но это им не могло придти в голову… Вы можете отправиться посмотреть на место действия. Машины давно уже остановлены, иначе и нашим нельзя было бы приблизиться к эскадре. Теперь же температура, вероятно, немного ниже нуля. Сходите, полюбуйтесь на мое поле сражения. На шести этих громадах было тысяч девять душ. Ручаюсь вам, что не спасся ни одни! Так что мы нанесли врагу ущерб в девять тысяч человек и приобрели шесть первоклассных военных судов с полным оборудованием, с потерей, с нашей стороны… ни одного человека. Недурно ведь, а?

Мы отправились к эскадре. Маршал сказал правду — ни один японец не уцелел. Всюду на палубах, между палубами, в орудийных казематах, грудами и по одиночке лежали окоченевшие трупы, иные со спокойными лицами, точно спящие, другие, искаженные судорогой, с выражением страдания. Адмирал Курума был найден в кресле у телефона, трубка которого оставалась в его окоченевшей руке. Видимо, он пытался еще отдавать какие-то распоряжения, когда смерть застигла его. Судя по начатым работам, он хотел попытаться проложить путь из гавани, прорубая лед перед судами. Но было уже поздно…

— Тела будут сожжены, — сказал мне один офицер. — Пятьсот рабочих уже готовят костер на берегу. Костер из девяти тысяч трупов — эффектное будет зрелище!

Осмотрев адмиральский крейсер, я сказал Дэвису:

— Пойдемте! Я достаточно насмотрелся на этих несчастных. Мне кажется, эти горы трупов будут мне сниться каждую ночь… Будет с меня одного крейсера; на других ведь то же самое. Уйдем!

Вернувшись на станцию, мы поздравили маршала с блистательной победой.

— Да, — сказал он, — это серьезный успех. Можно сказать, что атлантическая японская эскадра не существует более. Четыре крейсера, погнавшиеся за нашими по другому направлению, без труда будут уничтожены Клиффордом. Теперь надо принять меры против сухопутной японской армии. Мне сообщили, что число японских солдат в Калифорнии достигло уже двухсот тысяч. Если хотите, едем со мной в Туксон, в Аризону.

Мы, разумеется, согласились.

Немного погодя на рейде появилась английская эскадра Кноллиса. С ней прибыл и мой верный Пижон, не усидевший в Нассау, где, по его уверениям, было слишком мало опасностей для его геройского духа. Я был доволен его приездом, так как предстояло протелеграфировать грандиозную статью в «2000 год». Мы немедленно занялись этим делом, которое обошлось нам в 40 000 франков.

Вечером мы видели сожжение японских трупов.

Незабываемое и зловещее зрелище! За городом, в мелководном озере Поншартрэн, был устроен помост на сваях, на котором сложили тела в несколько громадных пирамид. Щедро политые керосином, они были подожжены с разных сторон. Вскоре столбы пламени, перевитые клубами черного дыма, взвились к небу. Когда эта ужасная гекатомба из девяти тысяч человеческих трупов, несмотря на все принятые предосторожности, начала распространять отвратительный запах, мы вернулись на станцию.

Сорок восемь часов спустя мы вышли из поезда на станции Туксон, откуда отправились в экипажах, под охраной отряда всадников, на станцию Электрического Отдела, устроенную на Свинцовой Горе, в пустынной, бесплодной местности. Отсюда Эриксон намеревался действовать против японской армии, направлявшейся из Калифорнии через Техас в Луизиану с целью овладеть южной, смежной с мексиканским заливом, частью Штатов. Гарнизон станции состоял из 10 000 человек под начальством генерала Страуберри.

Эриксон занялся на станции, поручив своим помощникам, Ронбиггеру и Берку, ближайшие операции против наступавшей армии. Мы отправились с ними ночью, верхом, в сопровождении трех тысяч пехотинцев-рабочих и каких-то повозок с неизвестными мне аппаратами.

Нам предстояло, как объяснил мне Берк, прежде всего задержать воздушную эскадру японских разведчиков, присутствие которых было обнаружено у Водопадов Сильвестра, в сорока километрах от станции Электрического Отдела.

На рассвете мы остановились в степи, на берегу маленькой речки, и наш отряд тотчас принялся расставлять приборы, протягивать канаты, ставить какие-то мачты.

Немного погодя кто-то крикнул:

— Вон аэрокары!

В самом деле, вдали появилось с дюжину воздушных судов.

Тотчас раздалась команда, запыхтели динамо-машины; но я не замечал никаких последствий.

— Посмотрите хорошенько, — сказал мне Пижон, указывая на аэрокары, — они не двигаются вперед. Посредством электромагнитных волн Ронбиггер и Берк парализуют все их усилия. Видите? Они поворачивают назад, убедившись, что не могут перейти запретную границу.

В самом деле, в воздухе происходила немая борьба. Тщетно японские аэрокары рвались вперед — какая-то невидимая сила отталкивала их, пока наконец, утомленные этим неодолимым сопротивлением, они не повернули обратно и не исчезли на горизонте.

После этого Берк приказал наполнить три сторожевых аэрокара и любезно предложил нам занять в них места.

Я оставил Пижона на земле для наблюдения за деятельностью аппаратов, в которых он понимал гораздо больше меня, а сам поместился в гондоле «Орла» с Берком и механиком. Том Дэвис с генералом Страуберри сели на «Коршуна»; третий аэрокар носил название «Кондор».