Жаркая ночь, стр. 2

Энни.

Глава 1

«27 июня 1832 года.

Диксон, штат Иллинойс, на переправе

Мы готовимся выступать, так что я должен быть краток, чтобы успеть отправить вам весточку. Я прочел ваше последнее письмо и прошу вас, дорогая матушка, не беспокоиться о моем здоровье. Погода стоит теплая и ясная, зверья вокруг полно – вот бы отцу здесь поохотиться! – и настроение у меня превосходное. Места эти красивы настолько, что просто дух захватывает. Посылаю вам несколько рисунков, чтобы вы смогли моими глазами увидеть голубые реки и высокие колышущиеся травы. Передайте сестренкам, что я их очень люблю, а Эмили скажите, что рубашка просто великолепна и я ношу ее с гордостью. Надеюсь вернуться домой к Рождеству, и тогда исполнятся самые сокровенные мечты моей ненаглядной.

С любовью, ваш послушный сын Льюис».

Из письма Льюиса Хадсона своей матери Августине

– Ох!

У Рика Магнуссона даже дыхание перехватило от острой боли, пронзившей большой палец ноги. Он резко выпрямился, и горячий кофе выплеснулся из чашки прямо ему на руку.

– Черт!

Его резкий возглас нарушил тишину рассвета и вспугнул двух голубков, ворковавших на перилах крыльца. Взмахнув крыльями, они шумно взмыли ввысь. Стукнувшись голым пальцем об оторвавшуюся от крыльца доску, Рик еще не до конца проснулся – как-никак всего половина шестого утра, – но уж когда огненная жидкость обожгла ему руку, сна как не бывало.

Вытерев руку о джинсы, Рик с отвращением посмотрел на пол и в десятый раз в течение этого лета напомнил себе, что нужно будет поправить проклятую доску, как только у него появится немного свободного времени и денег.

Напоследок чертыхнувшись себе под нос, Рик похромал в самый дальний угол широкого крыльца и, подпрыгнув, уселся на перекладину. Облокотившись о резной столбик, он принялся прихлебывать кофе, глядя, как лучи восходящего солнца заливают нежным золотистым светом все двести двадцать акров его владений.

В зыбком мареве выжженные солнцем проплешины на поле были не так заметны, но все равно было видно, что пшеница в этом году почти на фут ниже, чем обычно бывает в этом месяце, и что она сухая, как порох. Не приведи Господи, упадет какая-нибудь искра – весь урожай сгорит дотла.

По деревянному настилу застучали коготки, и Рик, глянув вниз, увидел, что к нему направляется Бак – собака породы колли.

– И все-таки ты должен признать, – проговорил он, отставив чашку и потрепав собаку по холке, покрытой густой длинной шерстью, – что во всем мире не сыскать такой красоты, как у нас.

Бак, однако, был глубоко безразличен к красотам природы. Для него поля были не чем иным, как отличным местом для охоты на мышей. Сейчас же он сидел, высунув язык, и смотрел своими блестящими глазами на хозяина, явно намекая на то, что неплохо бы положить в миску еды, а потом, по пути к коровнику, побросать ему палочку.

– Может, позже, приятель, – пообещал Рик, и Бак ответил восторженным лаем. Рик глубоко вдохнул в себя знакомый сладковатый запах сена, который принес с собой легкий утренний ветерок. Тот же ветерок донес до него и протяжное мычание из коровника. Все ясно. Пора отрывать задницу от перекладины и начинать утреннюю дойку своего стада в сорок голов, после этого починить крышу гаража, потом установить на «Джоне Дире» радиатор – трактора нынче делают ни к черту, – а после быстрого ленча накормить лошадей бельгийской породы, вывести их, как обычно, поразмяться, а потом снова подоить коров.

Обычный рабочий день на ферме Блэкхок-Холлоу.

Сейчас же он наслаждался редкими минутами отдыха, попивая кофе и жуя кислое яблоко, сорванное с собственной яблони, предварительно нарезав его перочинным ножиком на ломтики.

Вот это жизнь! Ни тебе дурацкого нормированного рабочего дня, ни идиотов начальников, которые постоянно будут тебя доставать. Занятие сельским хозяйством не для тех, кому нужны быстрая прибыль и мгновенный результат, и не для тех, кто боится испортить потом шикарную рубашку, но в нем, несомненно, есть своя прелесть.

Как, например, сейчас. Даже состарившись, он будет обозревать свои земли, чувствуя в душе глубокое удовлетворение. Прав был отец, когда говорил: «Все, что заработаешь, – твое, и никто этого у тебя не отнимет». Во всяком случае, ты этого не отдашь без борьбы. А если вдруг почувствуешь, что грядут какие-то невзгоды, будешь работать еще усерднее, чтобы их предотвратить. Так уже бывало.

Это навело Рика на мысль о настырной писательнице и ее дурацком предложении. Не следовало соглашаться, он это с самого начала чувствовал.

Рик решительно выпрямился.

– Не нужны нам, черт побери, ее деньги, – сказал он Баку, и собака насторожила уши. – Среди Магнуссонов никогда не было попрошаек.

Собака забила своим пушистым хвостом по крыльцу, потом перекатилась на спину, скрестила лапы и жалобно заскулила, прося подачку. Усмехнувшись, Рик покачал головой и почесал Бака по животу.

– Разве что среди их собак они были.

Приласкав пса в последний раз, Рик взглянул на небо: оно из серого постепенно становилось голубым. Похоже, уже около шести, пора приниматься за работу.

Но сначала нужно позвонить, чтобы все расставить по своим местам.

О Господи! Что за жизнь!

Подавив зевок – угораздило же подняться в такую рань, – Энни Бекетт направилась на кухню, аккуратно лавируя между раскиданными по полу гостиной коробками и чемоданами.

Вчера вечером, вернувшись из Санта-Фе, она не стала распаковывать чемоданы. Зачем? Ведь утром ей снова предстояло ехать в международный аэропорт Колумбуса. Половина чемоданов стояли открытыми: предстояла обязательная проверка оборудования, которую Энни проводила перед каждой поездкой. Процедура нудная, однако без нее не обойтись. Вдруг посчастливится сделать какой-нибудь потрясающий снимок, а он не получится, потому что поцарапаны линзы или сели батарейки. Нет, ничего подобного Энни допустить не могла.

Очутившись в крохотной кухоньке, Энни поставила на плиту чайник, после чего вытащила из буфета кружку и еще не начатый пакет ароматизированного чая. Открыла его – и сразу же помещение наполнилось острым запахом апельсина и корицы.

Еще раз зевнув, Энни быстро просмотрела лежавшую на подоконнике стопку корреспонденции. Обычные счета, которые нужно будет оплатить за несколько месяцев вперед и отослать; несколько писем – их Энни отложила, с тем чтобы ответить на них в аэропорту или в самолете – и письма от фермера из штата Висконсин, написанные корявым почерком на почтовой бумаге, купленной в магазине Доу «Корма и семена».

Рюрик Магнуссон...

Такое имя больше подходит парню, который наверняка носит грязные джинсы, щеголяет темным загаром и любит жевать табак, а не деревенскому простаку преклонных лет, который, как явствует из его коротких и не слишком вежливых писем, живет один и ревностно охраняет свое одиночество и удобный для него распорядок дня.

Дожидаясь, пока закипит чайник, Энни отправилась в гостиную, прихватив с собой корреспонденцию, и уселась, скрестив ноги, на полу рядом со столом. Пододвинув к себе кожаный дипломат, она сунула бумаги в первое отделение, после чего открыла свою картотеку и принялась сортировать карточки, на которых записывала информацию, имевшую отношение к лейтенанту Хадсону.

Если повезет, она делает это в последний раз.

Какая ирония судьбы – разыскивать родную мать, а найти лейтенанта Льюиса Хадсона! Льюис оказался ее дальним родственником. Августина Хадсон не прекращала разыскивать сына в течение тридцати лет. Жаль, что мать Энни не унаследовала от своей прародительницы ее великолепного материнского инстинкта.

Послышался свист чайника, и одновременно раздался телефонный звонок. Энни ошеломленно взглянула на часы. Тот, кто звонит в такую рань, либо ошибся номером, либо человек, с которым ей не хочется общаться.

Энни направилась на кухню, предоставив автоответчику разбираться со звонком. Едва она успела выключить газ, как из маленькой комнатки донесся незнакомый низкий мужской голос: