Ребята с Голубиной пади, стр. 45
Бледнолицый офицер ударил по столу.
— Лжешь! Ты убил моего отца!
— Не довелось быть такому счастью. Говорили, что его кузьминские мужики пришибли, когда он в ту ночь бросил вас с матушкой, а сам шкуру свою спасти хотел.
…Солнце зашло. Комната слабо освещалась алым отблеском заката. Ординарец Жирбеша внес зажженную лампу. Пока он устанавливал ее на столе среди тарелок и арбузных корок, в комнате стояла тишина. Вошел дежурный офицер. Щелкнув шпорами, он отрапортовал:
— Поиски второго партизанского мальчика-разведчика пока не увенчались успехом. По всем дорогам разосланы патрули, усилены секреты. Задержано восемь подозрительных крестьян, шедших в село из тайги.
Коля крепко сжал руку Суна и шепнул:
— Хотели Левку поймать!
— Не разговаривать! Увести этих оборвышей!
— Берись за шею, донесу, — сказал Коля еле стоявшему на ногах Суну.
Коля поднял Суна и вынес его из комнаты.
Бледнолицый офицер продолжал допрос деда Коптяя.
— Вижу, что за долгие годы ты совсем не раскаялся, — сказал он.
— Неправда, ваше благородие. Был такой грех — раскаялся. Как зверь в лесу, один жил. Думал, что плетью обуха не перешибешь, а вышло, что без меня перешибли. Пока я в тайге хоронился, народ всем миром поднялся. Теперь вам крышка, господа. Я народ предавать не буду… Такого греха на душу не приму, — старик шагнул к столу.
Несколько офицеров выхватили револьверы. Брынза и ординарец Жирбеша схватили было деда Коптяя за руку, да отлетели оба в разные стороны. Дек Коптяй был страшен в эту минуту, от его голоса дрожали стекла.
— Погубили всех! Сына, жену, брата. Помощи теперь просите, Иуды! Будьте вы прокляты! — Коптяй внезапно умолк и, помолчав, уже совсем тихо сказал:
— Это мое последнее слово.
Над головой деда Коптяя стреляли из пистолета, ему связали руки и били шомполами, но он молчал. Поздно ночью его втолкнули в сарай. Коля и еще кто-то из арестованных помогли ему добраться до вороха сена. И только здесь дед Коптяй, наконец, заговорил.
— Развяжите руки, — попросил дед Коптяй.
Коля, обламывая ногти, стал развязывать узлы веревок на руках деда и утешать его, передавая рассказанное Суном:
— Вот увидишь, дедушка, Левка приведет шахтеров! Ну, тогда мы дадим перцу белякам и американцам! Ишь, гады, по двадцать человек на одного набрасываются!
— Нет ли табачку у кого? — попросил дед Коптяй. — Мой-то отобрали.
Табак нашелся. Старик закурил.
Несколько раз за ночь кого-нибудь уводили на допрос или приводили с допроса. Коля и Сун дремали возле деда Коптяя. Но лишь звенел дверной запор, они вскакивали с одной мыслью: «Не Левку ли поймали?» Наконец под утро все в сарае забылись тревожным сном. Не спали только дед Коптяй да учитель с женой. Женщина плакала. Муж утешал ее, повторяя:
— Пойми же, Валя, пойми, иначе я не мог! Не мог я поступить иначе!..
Необыкновенно медленно проходила эта ночь. Но прошла и она. По стенам побежали солнечные зайчики, запахло дымом, где-то за дверью смеялись солдаты, звенела бадья, лилась в колоду вода, фыркали кони…
На площади, еще серебряной от инея, металась зловещая тень от виселицы: десять солдат под руководством Брынзы поднимали ее под лучами ласкового утреннего солнца.
А по широкой сельской улице разъезжал ординарец Жирбеша. Он так же, как и вчера, останавливался возле каждого третьего дома и кричал веселым голосом:
— Эй, христьяне, все на сход! Большие и малые! Кто не пойдет — пятьдесят шомполов, пятьдесят шомполов!
НА ПЕРЕВАЛЕ
После побега из села Левка недолго плутал по тайге. Он нашел дорогу, но не пошел по ней, а стал пробираться обочиной. Предосторожность оказалась не лишней. Вскоре послышался топот, и вдали на дороге показались три конных белогвардейца. Минут через пять они повернули назад и опять проехали мимо Левки, возвращаясь в село. Левка подождал, пока затихнет конский топот, вышел на дорогу и побежал по ней.
В десяти километрах от села, занятого карательным отрядом, немного в стороне от дороги, находилась знакомая деревня. В ней ночевал отряд Острякова по дороге на Коптяевскую заимку. Там Левка надеялся разузнать что-нибудь о партизанах. К деревне он подошел уже затемно, но в деревню не вошел, а свернул к речке, где горел костер. К Левке с лаем бросились собаки, но Левка так решительно шел вперед, что псы уступили дорогу.
Возле костра с печеной картошкой в руках сидели два мальчика.
Левка спросил:
— Ребята, у вас не стоят шахтеры?
— Шахтеры? — удивился мальчик в картузе с поломанным козырьком. — Какие шахтеры?
— Не бойся, — успокоил товарища второй мальчик и улыбнулся Левке, как старому знакомому.
— Я и не боюсь! А каких ему шахтеров надо?
Мальчики повели между собой разговор о Левке так, как будто того здесь не было.
— Ты что, не узнал его?
— А когда я его видел?
— Помнишь, партизанский отряд ночевал? Помнишь парня в красных штанах?
— Еще бы! Он у меня еще полтинник выиграл.
— Ну, а этот — его дружок.
— Дружок?
— Ну да. Командирский сын…
Мальчик в фуражке долго смотрел на Левку, потом улыбнулся и сказал:
— Ну вот теперь и я узнал. Хочешь картошки?
Левка отказался.
Мальчики снова начали совещаться.
— Сказать ему, что ли? — спросил мальчик в фуражке.
— Надо. Может, у него сообщенье какое.
— Сообщенье? А какое сообщенье, пусть скажет!
— Скажите, ребята, очень надо, — сказал мальчикам Левка. — Белые наших захватили, а партизанам хотят ловушку устроить.
— Кого захватили?
— Деда Коптяя, Кольку Воробьева и Суна.
— Второго твоего дружка? — спросил мальчик в фуражке. — А третьего парня, пулеметчика, не захватили?
— Нет.
— Ну так что? — спросил мальчик в фуражке у товарища.
— Надо ехать! Ты оставайся, а мы с ним поедем, а то он один еще не найдет пасеку.
— Лови Красотку, а я поймаю Цыганка, — согласился мальчик в фуражке.
Не прошло и десяти минут, как Левка мчался в кромешной тьме, низко пригнувшись к шее Цыганка. Временами его проводник сдерживал лошадь и спрашивал:
— Ну как, не сбросил тебя Цыганок?
— Нет, — отвечал Левка, и скачка продолжалась.
— Нагибайся ниже: веткой сшибет!
— Ладно!
На пасеку, где ночевал партизанский отряд, они добрались к полуночи.
…Всю ночь дежурили секреты карательного отряда, выставленные вокруг села. Под утро солдат разморило. Они задремали, доверившись обманчивой тишине тайги. А тайга не спала! Пядь за пядью, бесшумно скользя между деревьями, ползли к часовым партизаны-пластуны. Вскоре тишину прорезал осторожный свист-сигнал: «Путь свободен». Пригнувшись к самой земле, от куста к кусту, от дерева к дереву перебегали партизаны к темневшему невдалеке селу.
К рассвету человек тридцать партизан подобрались к северной окраине села. Замаскировавшись в стогах сена, в картофельной ботве, они ждали сигнала с южной стороны села, откуда наступали главные силы отряда. Но там произошла заминка.
Разведчики, посланные снять секрет возле дороги у въезда в село, наткнулись на очень бдительную охрану. Здесь находилось трое белогвардейцев и два американских солдата. Белогвардейцы храпели в кустах возле дороги, зато американцы не спали. Изъеденные мошкарой, чем-то встревоженные, они притаились возле одинокой сосны на опушке, держа ружья наготове. Изредка, когда им особенно досаждали мошка и комары, раздавались их приглушенные проклятья и ожесточенные шлепки.
Проходила минута за минутой, уже заалело небо на востоке, а секрет все еще преграждал партизанам путь к селу.
Левка сидел на влажной траве возле Шулейки — командира партизанского отряда шахтеров. В синеватом предутреннем свете Левка заглядывал в небритое лицо командира, безмолвно спрашивая: «Ну когда же, когда?!»
Командир отводил взгляд. Нахлобучив на глаза фуражку, он нетерпеливо забарабанил пальцами по кожаному футляру бинокля.