Охотник на санги, стр. 32

– Какого черта?! – заорали мы с Бэзилом.

– А что вы предлагаете? Ну не пытать же его, в самом деле, вы собирались?

Я промолчал, не будучи уверен в ответе. Равнодушный цинизм пришельца здорово задел меня за живое.

– Вы можете лететь? – продолжал сэр Перси, обращаясь к освобожденному сату.

– Кажется… – Тот неуверенно расправил затекшие крылья и осмотрел рану, нанесенную гарпуном. Она уже затягивалась.

– Я постараюсь отвлечь людей, – говорил сэр Перси. – а мои молодые друзья отведут вас в восточное крыло и выпустят через черный ход. Я хочу, чтобы вы вернулись к своим и рассказали о том, что видели и слышали. Мы не миражи. Мы здешние обитатели. Но Атхарта – бесконечно большой мир, здесь всем хватит места. Вам необязательно воевать с нами, чтобы найти себе место под здешним солнцем. Ну прощайте!

Сэр Перси протянул сату руку. Этот жест явно был незнаком пришельцу, но он быстро сориентировался и ответил пожатием когтистой лапы.

32

Сат улетал. Мы смотрели ему вслед. Его силуэт уже ничем не отличался от обычной птицы.

– Сэр Перси очень мудрый человек, – сказал вдруг Самир.

Мы с Бэзилом уставились на него, как на говорящую лошадь. До сих пор наш ручной террорист открывал рот, только когда его спрашивали. Самир нахмурился под нашими взглядами.

– Послушай, – сказал я, – а чего ради ты кинулся нас спасать? Спасибо, конечно… Но если ты рассчитывал на нашу дружбу, то извини. В общем, глупо было так рисковать.

– Вы взяли меня с собой, – бесстрастно пояснил Самир. – Я не мог поступить иначе.

– Отморозок, – хмыкнул Бэзил.

Я тоже считал террористов отморозками. Но поступок Самира меня тронул – независимо от причин. Вот мы с Бэзилом друзья. Но ни один из нас не бросился отвлекать внимание сата на себя, чтобы спасти другого. Почему? Я искренне сказал шахиду:

– Я этого не забуду.

– И взорванный магазин не забудешь? – спросил он.

Я кивнул. А как еще?

Самир взглянул на меня исподлобья и сказал:

– Меня здесь все считают кровожадным ублюдком. Но я убивал одних людей ради других.

– Тебе задурили голову, – подсказал я в порыве великодушия.

– Я сам отвечу за свои грехи.

Он произнес это спокойно, не рисуясь. Я невольно почувствовал к нему что-то вроде уважения. Но зловещая тень пятнадцати невинных жертв по-прежнему перевешивала все остальное.

Неловкое молчание было прервано появлением сэра Перси. Я никогда не видел его таким взволнованным и… таким несчастным.

– Отражатель, – выдохнул он. – Его взяла Эсмеральда. Думаю, она понесла его к Нэю. Что я за старый дурак!

33

Часы на стене раздражающе шуршали. Утробно гудел компьютер. Стыла недопитая чашка зеленого чая. Ася сидела у окна, закутавшись в пуховой платок Татьяны Митрофановны, менеджера кафе «Шаганэ». Это была одна из трех организаций, которым Ася оказывала бухгалтерские услуги.

Самостоятельная жизнь свалилась на Асю как снег на голову только после смерти Алеши. Сначала – единственный, балованный ребенок. Потом – любимая, опекаемая жена. И вот теперь – наедине с миром, без карьеры, без перспектив, даже без молодости. Ведь женщине столько лет, на сколько она себя чувствует. Ася чувствовала себя на все пятьдесят.

Слава богу, родители не только могут обеспечить сами себя, но и ей готовы помочь. Но брать у них деньги Асе казалось неправильным. Это взрослые дети должны содержать родителей, а не наоборот. Поэтому приходилось крутиться и даже терпеть директора «Шаганэ», двадцативосьмилетнего Карена, который бросал на нее по-восточному страстные взгляды. Ася понимала, что относиться к этому следует с юмором, но все равно чувствовала себя неловко. Быть может, оттого что вспоминала свой единственный в жизни служебный роман. Восемь лет назад она вышла замуж за своего сослуживца – талантливого молодого дизайнера Алексея Мишкина. Ася улыбнулась, вспомнив, как наотрез отказалась стать мадам Мишкиной и сохранила свою звучную фамилию.

Нет, больше никаких служебных романов. Да и вообще… После немыслимого загула, случившегося около года назад, Ася обрекла себя на монашеское воздержание. Она даже стала стесняться своей привлекательности, старалась выглядеть невзрачной… В этом не было никакого насилия над собой. Просто остыло сердце… Так что Карен напрасно вьется вокруг нее.

Зато в «Шаганэ» ей платят больше, чем в двух других местах. А деньги нужны. Когда живешь одна, столько расходов, кто бы мог подумать! Квартира, электричество, телефон – раньше она в глаза не видела этих счетов. И вдобавок визиты к психотерапевту. Ася упорно платила всю сумму, хотя Марк предложил ей пятидесятипроцентную скидку: «Остальное – когда-нибудь потом». Нет, так не годится, Ася была слишком щепетильна в денежных вопросах.

Порой ей казалось, что эти деньги она бросает на ветер. Чего, собственно, она ждет от визитов к доктору Зимину? Просто уже привычка. Отдушина в жестоком круге одиночества. «О одиночество, как твой характер крут…» За годы замужества Ася растеряла своих немногих подруг. Ее миром стал Алеша, потом – их неродившийся ребенок. А потом мир разлетелся на части.

Как трудно сегодня сосредоточиться… Ночь опять была… Нет, бессонной ее не назовешь. Но этот сон не принес отдыха. Это снова была встреча.

За распахнутым окном шел дождь. Пахло, словно в лесу – грибной сентябрьской сыростью. Прикрыв одеялом грудь, Ася смотрела на мужчину, курившего у окна. Слегка полноватый; но складный. Аккуратные баки, длинные волосы стянуты в хвост резинкой. Ася поймала себя на том, что разглядывает его крепкие ягодицы, и почувствовала, что краснеет.

Господи, да кто это?! Как она оказалась в постели с незнакомцем?! Из ее гортани вырвался хриплый смех.

– Я сегодня смешной? – обиженно спросил мужчина, щелчком выбрасывая в окно окурок. – Ну и ладно, мне не жалко. Пусти меня, я замерз!

Он юркнул под одеяло. Лед его босых пяток обжег Асины ноги. Он прижал ее к себе – всю-всю, как обнимают только самых близких, – и шепнул:

– Так над чем ты смеялась?

– Над собой, – призналась Ася. – Какая распущенность! Девятый мужчина за две недели!

Он приподнялся на руках и заглянул ей в глаза. Какое красивое, породистое лицо, подумала Ася. И эта страдальчески надломленная бровь… Ася нежно коснулась ее рукой. Он поцеловал Асино запястье.

– Тебе трудно поверить, да? Но я – это всегда я, Егор. И нет больше никаких мужчин.

– Я тебя совсем не знаю, – улыбнулась Ася.

– А я тебя знаю всю жизнь. Как будто вчера мы отметили серебряный юбилей. Я помню тебя с косой до самой попы. В старших классах девчонки носили синие форменные пиджаки, а ты ходила в коричневом платье с фартуком. Почему?

– Не знаю. Мама считала, что это красиво.

– И ты совсем не красилась, а все-таки была лучше всех. Ты всегда была лучше всех…

Ася закрыла глаза. Господи, какой это был сон – до краев переполненный нежностью… Со временем такие минуты превращаются в самые дорогие воспоминания. И каждая деталь – тиканье часов, шум дождя за окном, уют нагретой постели – отдельная драгоценность. Так Ася берегла в памяти единственную новогоднюю ночь, которую они с Егором встретили вместе.

Наступал девяносто второй год – год Черной Обезьяны. На новогоднюю вечеринку, где собрались бывшие одноклассники, Ася явилась с институтским приятелем. Впрочем, не просто приятелем: родители очень одобряли их отношения. Мама считала, что надо пораньше выйти замуж и родить ребенка, а в тридцать пять начать жить для себя. Так оно и вышло бы, не приди на праздник Егор.

Они не встречались с выпускного. Увидев ее, он застыл в дверях – светловолосый, похудевший. Ася холодно кивнула и отвернулась. Она сто раз уже проклинала ту любовную записку! Ничего, решила она, этим вечером он пожалеет, что упустил свой шанс. Он меня заметит.

Асе даже теперь неловко было вспоминать, как ошалел ее спутник от неожиданного страстного поцелуя. Она вытаскивала его на каждый танец, а сама косилась: смотрит ли Егор? Он смотрел.