Затерянные в океане, стр. 81

– Да, у тебя была хорошая школа! – заметил Ланжале.

– Благодарю! В случае надобности, я мог бы заменить любого из артистов, но при наборе я вытянул несчастный жребий, и мне пришлось обменять свое вышитое блестками платье и гири на длинный кларнет. После этого я протянул в одном из африканских полков длинные семь лет музыкантской службы. Окончив наконец срок службы, я просил начальство устроить меня в полицию. Что же мне оставалось делать? Средств у меня не было, навык к гимнастическим упражнениям и фокусам пропал, и мне необходимо было поработать над собой на свободе пять-шесть месяцев, чтобы снова войти в прежнюю колею, а у меня не было на что жить… ни гроша…

– Но послушай, милейший, долго ли ты будешь рассказывать мне эти истории? – прервал его наконец Ланжале. – Ведь ты мне, по меньшей мере, раз двадцать рассказывал все это.

– Ну, так это будет двадцать первый раз!

– В таком случае позволь мне докончить за тебя: … вступив в полицию, я выдвинулся благодаря своим удивительным способностям и необыкновенному чутью, позволявшему мне безошибочно нападать на след преступников, что обратило на меня внимание начальства, которое…

– Довольно! Довольно!.. – прервал его, в свою очередь, Гроляр. – Поговорим о чем-нибудь другом; с тобой нельзя даже поболтать о прошлом, хотя бы только для препровождения времени.

– У нас есть и другое дело, – возразил Ланжале, разом понизив голос.

– Что такое? – встревожился сыщик, которым уже снова овладел страх чего-то неизвестного.

– Разве ты не слышал глухой плеск воды, как будто пловец подплывал к нашей пироге?

– Ну вот, ты уже запугиваешь меня на всю ночь; теперь мне все будет казаться, что кто-то подплывает.

– Хороший же ты был бы часовой! Но тс-с… молчи… будем хорошенько прислушиваться, так как различить что-нибудь совершенно невозможно… ни зги не видать…

И оба, затаив дыхание, старались уловить малейший доносившийся до них шум, но напрасно – ничто не шевелилось кругом.

– Вероятно, я ошибся; быть может, то плескалась рыба под кормой нашей пироги!..

Со стороны берега также не доносилось ни единого звука, ни единого крика животного или зверя, пришедшего на водопой, ни малейшего шелеста или шороха в кустах.

Только очертания темных гор, вырисовывавшихся чернильным пятном на темном, почти черном фоне неба, казалось, постепенно вырастали; это свидетельствовало, что расстояние между пирогой и берегом постоянно сокращалось: видимо, течение незаметно подгоняло ее все ближе и ближе к берегу, и вскоре они стали отчетливо различать тихий шум ночных волн, раскатывавшихся на прибрежном песке.

– Мы не дальше как на расстоянии двух ружейных выстрелов от земли, – сказал Ланжале, внимательно прислушавшись к однообразному рокоту волн. – Если так будет продолжаться, то мы скоро будем выкинуты на берег залива, что для нас не совсем удобно, так как тогда мы легко можем подвергнуться неожиданному ночному нападению. Я попытаюсь остановить лодку, если только мы находимся не на слишком большой глубине!

С этими словами он привязал на крепкую лесу один из пяти или шести больших камней, служивших балластом для пироги, – и спустил этот камень вдоль кормы; вскоре камень лег на дно. Тогда Ланжале закрепил причал – и судно их остановилось, как на якоре. – Вот мы и в порту, – сказал он весело и вздохнул с облегчением, хотя, признаюсь, я вовсе не желал теперь приставать к берегу.

Между тем пирогу еще больше снесло течением, которое, по мере приближения к берегу, становилось все сильнее, так что теперь наши приятели могли смутно различить белую линию прибоя, с тихим плеском набегавшего на песчаную отмель берега.

– Мы всего в каких-нибудь полутораста метрах от берега, – продолжал Ланжале. – Пора остановиться!

– Это все равно, что сойти на берег! – вздохнул Гроляр. – Как же ты хочешь, чтобы мы могли увидеть суда, проходящие в открытом море, или быть замеченными ими, когда рассветет?!

– Это не по моей вине, я не могу повелевать течением, – сказал Ланжале. – Кроме того, между течением, которое вынесло бы нас в открытое море и унесло от этого берега, и течением, притащившим нас сюда, к этому острову, я всегда предпочел бы последнее, так как этот берег все же, что ни говори, наше спасение!

Гроляр, по-видимому, был несколько иного мнения, но что было пользы противоречить его молодому другу в данном положении?! А потому он счел за лучшее смолчать, но не мог удержаться, чтобы не пробормотать себе под нос:

– Ладно, ладно… Мы еще посмотрим, чем все это кончится!

XII

Настороже. – Смелый план. – Вплавь к берегу. – Еще акула. – Бессильная прожорливость. – Плавает лучше, чем рыба. – Нападение. – На суше.

Ланжале не спускал глаз с берега и, хотя ничего не мог различить, кроме белой линии прибоя, обдумывал в уме какой-то план, который он пока еще не решался доверить своему другу. Однако размышления эти вскоре были нарушены его товарищем, который хотел знать, почему он так долго хранит молчание.

– Мне, видишь ли, почему-то не верится, чтобы этот остров не был населен, и я обдумывал средство убедиться в этом прежде, чем сойти на берег. Ведь если допустить мысль, что здесь, в тени этих лесов, приютилось какое-нибудь селение, обитатели которого так упорно таились от нас все это время, – то ясно, что мы не можем особенно рассчитывать на их гостеприимство, а тогда надо будет еще раз обсудить ситуацию прежде чем довериться им!

– Все это прекрасно, – согласился Гроляр, – только знаюсь, я не вижу никакой возможности осведомиться об этих людях и их намерениях по отношению к нам…

– Возможность есть, только для этого потребовалась бы известная твердость и решимость с твоей стороны.

– Ну-ка скажи, в чем заключается эта возможность?

– Во-первых, в том, чтобы ты согласился остаться один в этой надежной пироге, где тебе не грозит решительно ничего. Этот мрак продлится еще, по крайней мере, полчаса, если не больше и я хочу воспользоваться им, чтобы вплавь добраться до берега! Очутившись на берегу, я осторожно проберусь под покровом густой чащи до края долины, и, вероятно, мне легко будет убедиться, безлюдна ли в самом деле эта часть острова или нет Помнишь, перед заходом солнца мы с тобой заметили множество банановых и кокосовых пальм. Мне достаточно увидеть, как эти бананы размещены, чтобы сказать, дикие они или посажены руками человека; точно так же нет возможности ошибиться относительно населения при виде разбитых скорлуп кокосовых орехов, которые должны валяться под этими деревьями. Словом, ручаюсь, что я не вернусь, не решив положительно или отрицательно интересующего нас вопроса.

– Что же, я останусь и буду терпеливо ждать тебя, – сказал Гроляр, который ничего так не боялся, как возможности попасть в руки людоедов. – В сущности, я ведь действительно не подвергаюсь здесь никакому риску!

– Вот и прекрасно! Признаюсь, я ожидал от тебя большего упрямства.

– Я, конечно, предпочел бы, чтобы ты оставался здесь со мной, тем не менее, раз это необходимо для нашей безопасности, то что же делать?!

– Ну да, так вот, когда я буду возвращаться, я тебя окликну, а ты ответишь, чтобы я мог направляться по твоему голосу, если будет так же темно, как сейчас. Конечно, в том только случае, если я буду уверен, что остров безлюден; в противном же случае я возвращусь к тебе молча и неслышно и, только поравнявши с пирогой, тихонько свистну, а ты ответишь мне таким же чуть слышным свистом.

– Решено! Но только будь осторожен, милый, так как помимо моей любви к тебе, о которой ты даже не имеешь надлежащего представления, мы должны беречь свою жизнь для важных интересов о которых я не стану говорить тебе теперь… С Богом! Возвращайся скорей.

Едва успел его товарищ договорить эти слова, как Ланжале л уже за бортом и беззвучно плыл к берегу.

Не успел он проплыть и сорока метров, как чуткий слух его овил странный звук тихого плеска воды, как будто какой-то … другой пловец плыл за ним.