Сердар, стр. 55

– Сахиб! Сахиб! Если ты сделаешь это… Рам-Чаудор будет твоей тенью, будет смотреть твоими глазами и думать твоей головой…

И Рам-Чаудор, подняв руки к небу, произнес страшную клятву, которую ни один индиец, будь он сто раз изменником, вором и убийцей, ни за что не нарушит, раз она сорвалась у него с языка.

«Во имя великого Брахмы Сваямбхувы, самосущего, бесконечная мысль которого находится в золотом яйце. Во имя Брахмы, Вишну и Шивы, священной триады, явленной в Вирадже, вечном сыне.

Пусть я умру далеко от своих, в самых ужасных мучениях. Пусть ни один из моих родных не согласится исполнить на моей могиле погребальных церемоний, которые открывают врата Сварги. Пусть тело мое будет брошено на съедение нечистым животным. Пусть душа моя возродится в теле грифов с желтыми лапами, или в теле вонючих шакалов, или в тысяче тысяч поколений людей, если я нарушу клятву служить преданно вам до последнего вздоха. Я сказал, пусть дух Индры запишет в книге судеб, чтобы Боги-мстители помнили это».

И, кончив клятву, Рам-Чаудор обошел всех присутствующих, брал у каждого руку и прикладывал ее к своей груди и голове. Подойдя к Сердару, он трижды повторил это действие, чтобы показать, что своим господином он признает исключительно его и будет повиноваться только ему одному.

– Теперь, – сказал Рама-Модели Сердару, – в какой бы час ночи или дня ты ни нуждался в этом человеке, каков бы ни был приказ, который ты отдашь ему, он телом и душой принадлежит тебе и никогда, будь уверен, не нарушит своей клятвы…

Наконец кончилась эта трогательная сцена, прибавившая еще одного человека, к маленькому обществу Нухурмура. Когда все прощались с Наной Сахибом, Нариндра быстро шепнул на ухо Раме:

– Мне нужно по секрету поговорить с тобой, зайди ко мне через минуту.

– Я то же самое хотел тебе сказать, – ответил заклинатель пантер.

– Смотри только, чтобы никто не догадался о нашем разговоре!

– Даже Сердар?

– Сердар в особенности.

И они расстались. Нариндра под предлогом усталости (он действительно, после того как покинул Бомбей, шел сорок восемь часов, день и ночь, без остановок) попросил разрешения уйти на отдых и удалился в свой грот.

Несколько минут спустя Рама уже поднимал циновку, служившую дверью, и входил к своему другу.

– Вот и я, Нариндра, – сказал он.

– Будем говорить шепотом, – сказал махрат, – Сердар не должен ничего знать о наших планах, которые мы исполним, если ты согласишься. Его я знаю, он ни за что не поддержит нас.

– Мне тоже есть, что предложить тебе, но говори первым, ты первый начал.

– Возможно, мы думаем об одном и том же… выслушай меня и отвечай откровенно. Что ты думаешь об эгоизме Наны Сахиба и о том бессердечии, с каким он принимает в жертву самую дорогую мечту Сердара?

– Я думаю, как и ты, Нариндра. Принцы смотрят на других людей как на средства для достижения своих целей и считают важным лишь то, что касается их самих.

– Прекрасно, теперь я уверен в твоей поддержке. Когда я увидел сегодня, как Сердар жертвует собой, забывая о восстановлении своей чести, о любви сестры, мне показалось на минуту, что мы станем свидетелями сцены, которые встречаются в пуранах или шастрах [51]. Но века героев прошли. Нана Сахиб не проявил великодушия. Ах! Скажи только Нана: «Сердар, я принимаю в жертву твою жизнь, но не могу допустить, чтобы ты поступался честью. Восстанови свое доброе имя, верни себе всеобщее уважение и любовь семьи, а затем, если пожелаешь, устрой мой побег, чтобы доставить меня в свободную страну, где потомку могольских императоров не грозит никакое унижение.»

Да! Скажи он это, как это было бы прекрасно, как соответствовало бы достоинству внука двадцати царей, которые, покоясь в прахе веков, почувствовали бы, что их последний отпрыск далек от малодушия… Нет, он соблаговолит лишь поблагодарить людей, пожертвовавших своей честью и жизнью, чтобы его гордость не страдала.

Так не будет этого, Рама! Я не хочу, чтобы истинный герой умер, обесчещенный этой марионеткой, которая играла в царя, вместо того, чтобы с мечом в руках гнать англичан до самого океана. Нет, этого не будет, потому что я, воин махратского племени, т.е. чистой индийской расы, не обязан преклоняться перед этим могольским мусульманином, предки которого еще за шестьсот лет до прихода англичан поработили мою страну…

Мы, Рама, должны спасти нашего друга помимо его воли и так, чтобы он не подозревал ничего, ибо сам он не согласится на это.

– Я слушал тебя не перебивая, Нариндра, – отвечал заклинатель, – и каждое твое слово совпадало с моими мыслями. Но как мы добьемся своей цели? Ты знаешь характер Сердара. Он непоколебим в своих убеждениях.

– Я нашел способ, Рама!

– Какой?

– Сам Нана Сахиб должен действовать в этом случае, мы сами по себе ничего не сделаем.

– Он никогда не согласится.

– Ошибаешься, Рама, – холодно отвечал Нариндра, – я решился на все.

– Даже изменить Нане? – спросил заклинатель.

– Ты забываешь, Рама, что я царского происхождения. Я также потомок древних царей, последний представитель династии махратов, царствовавших в Декане и никогда не подчинявшихся могольским владыкам Дели. Сама Англия признала право моего отца на титул раджи, но я не хотел быть пенсионером англичан и войти в стадо набобов без королевства. Я никогда не склонял головы перед Наной и не связывал себя клятвой с его судьбой… Но не бойся, я не изменю ему, я только хочу заставить этого малодушного человека действовать, хотя бы раз в своей жизни, как подобает царственному лицу… И я хотел просить тебя сегодня же вечером присутствовать при нашем разговоре, в тот именно час, когда Сердар совершает свой обычный объезд озера…

– Хорошо, я пойду с тобой.

– Ты должен дать мне одно обещание.

– Какое?

– Что бы ты ни видел и ни слышал – не вмешивайся.

– Это так важно?

– Я хочу спасти Сердара.

– Даю тебе слово.

– Мне ничего не остается, как уйти, Нариндра. Наши мысли действительно совпадают. Как и ты, я считал, что Сердар губит себя навсегда, не принося пользы нашему делу, которое так неумело защищал Нана Сахиб. Я ломал себе голову и не находил выхода.

– До вечера! Если я не проснусь сам, так как с самого Бомбея я ни минуты не отдыхал, разбуди меня, едва только Сердар выйдет.

– Хорошо… Да хранит твой сон Индра, твой, покровитель, и да пошлет он тебе счастливое предзнаменование.

ГЛАВА VI

Встреча Нариндры и Рамы с Наной Сахибом. – Бурный разговор. – Ужасная клятва. – Нана освобождает Сердара от данного им слова. – Приготовление к отъезду. – Поход для восстановления чести. – Снова шпион Кишная.

Отправляясь на обычный осмотр озера, Сердар попросил Барнета и Барбассона сопровождать его. Накануне еще он пришел к убеждению, что двух человек на лодке мало. Одному приходится следить за машиной, другому управлять рулем, а потому в случае опасности нужны свободные люди.

Он был печальней, чем обычно. Утром он дал клятву, что не покинет Нану Сахиба, пока тот не будет в полной безопасности. Он не сожалел об этом, считая неосторожность своих родных причиной новых военных мер, предпринятых вице-королем. Он не мог только побороть горьких душевных мук, зная, что погубил свои планы возвращения себе честного имени, собственного очага, любви близких.

Каково же будет горе дорогой сестры, когда она узнает, что он вопреки ее призыву продолжает безрассудную борьбу, ставшую преступной после правительственной амнистии? А между тем он разве не исполнил своего долга, приготовив это убежище в Нухурмуре, куда он привез принца после побега, и неужели он до конца жизни должен находиться в зависимости от капризов изгнанника?

Мысли эти теснились в голове и мучили его. Увы, еще накануне он был свободен… свободен ехать куда хочет, и Нана только одного просил у него: отыскать какой-нибудь отдаленный остров и отвезти его туда на «Диане», но позже… он связал себя клятвой, которая не позволяет ему даже встретить свою сестру…