Пожиратели огня, стр. 66
За машинными помещениями были расположены крюйт-камеры, вмещающие свыше тысячи тонн всякого рода консервов, припасов и напитков, так что можно было прокормить весь наличный персонал «Римэмбера» в течение по крайней мере пятнадцати лет. По обе стороны корпуса, то есть по бакборту и по штирборту, были расположены казармы экипажа, служащих и кухня.
Передняя часть «Римэмбера» опять же была вся отведена под личную квартиру капитана, так что последний располагал двумя совершенно одинаковыми помещениями на корме и на носу и переселялся из одного в другое в зависимости от обстоятельств, а главное преимущество этого заключалось в том, что как носовая, так и кормовая каюты управления были совершенно отрезаны от всех остальных помещений его личной квартирой, состоящей и тут и там из пяти больших комнат, совершенно недоступных посторонним лицам.
Красный Капитан, покончив со своими чертежами, планами и вычислениями, построил маленькую модель своего будущего колосса, уменьшенную в 50 раз, и в павильоне над прудом испробовал ее на воде, на суше, в воздухе и под водой. Этот опыт он показал и приезжему русскому офицеру, которого привел в неописуемый восторг, что и побудило последнего дать ему средства и возможность осуществить на деле его мечту.
Но по прошествии шести месяцев отсутствия Иванович возвращался из Петербурга значительно охладевшим к этой диковинной затее. Не то чтобы явно не одобряя его, так как он был другом Великого Невидимого — его коллеги, то есть остальные члены Верховного Совета назвали его фантазером и мечтателем, и в нем самом с течением времени впечатление о виденном им чуде побледнело и несколько изгладилось; кроме того, один очень серьезный ученый, член Парижской академии наук, которому он рассказал кое-что об этом, конечно, только в общих чертах, выслушал его с недоверчивой улыбкой и заявил, что это нечто совершенно невозможное, хотя и не противоречащее явно законам физики.
— Вы видели сами эту модель в действии, говорите вы. — Пусть так, но построить игрушку — это одно, а повторить ее — понятно, совершенно другое!
— сказал ученый.
Словом, Иванович был нервен, тревожен и в продолжение всего пути упорно хранил молчание. Красный Капитан, неприятно задетый его поведением, также делал вид, будто не замечает его присутствия, и сам молчал.
Счастливейшим человеком на этот раз был Джон Прескотт, который имел теперь вместо одного двух воображаемых оппонентов, якобы сговорившихся против него, якобы подавляющих его своим большинством и лишающих его свободы слова и свободы мнений. Дэвис, давно привыкший к его беспричинным нападкам, ограничивался тем, что усмехался время от времени, не проронив ни единого слова, но Литльстон, привыкший к пассивному отношению мистера Дарлинга, которого он распекал вволю в течение многих лет, никак не мог примириться с этими ни на чем не основанными обвинениями и нападками своего нового сослуживца и пробовал протестовать.
В берлине пассажиры разместились по чинам. В самом купе заняли места только капитан и Иванович, в ротонде находились лейтенант, врач и бухгалтер, а в задней части — мистер Холлоуэй и его пять подчиненных, то есть матросов-механиков; Том, Сэм и Фо поместились с кучером на переднем сиденье.
Таким образом, у Прескотта под рукой оказались обе его жертвы, и не было никакой возможности уйти от него.
— Но послушайте, милостивый государь, дайте мне сказать хоть одно слово! — запротестовал выведенный из терпения Литльстон.
— Клянусь честью! — воскликнул громовым голосом врач. — Вы не переставали все время громоздить вздорные доказательства и ни к чему не годные аргументы, поддерживаемые Дэвисом, и теперь еще хотите лишить меня права возражать вам! Вы злоупотребляете вашим большинством!
— Но мистер Прескотт…
— Вы хотите заглушить голос правды и здравого смысла…
— Но послушайте…
— А-а… вы… вы продолжаете спорить и опровергать. Но ведь это же насилие: только из свободного обмена мыслями вытекает истина, а вы зажимаете мне рот на каждом слове, не даете высказаться, лишаете меня слова… Нет, это возмутительно…
Доведенный до отчаяния Литльстон кончил тем, что последовал примеру Дэвиса и заснул под говор своего словоохотливого спутника, который все еще продолжал говорить и доказывать, убеждать и возражать своим воображаемым собеседникам.
Когда же экипаж подъехал к долине Los Angelos, где, по распоряжению капитана, кучеру приказано было остановиться, Прескотт, любезно помогая Литльстону выйти из берейта, с самой добродушной улыбкой заявил:
— Наконец-то вы сдались, милейший; это, конечно, доказывает вашу справедливость. Но я бы рекомендовал вам поменьше горячности в спорах: когда людям предстоит жить вместе, приходится делать друг другу маленькие уступки… А главное, не поддавайтесь влиянию Дэвиса: ведь он воплощенное противоречие!
До места назначения оставалось еще полмили, но тяжелый берлин не мог со всем своим грузом свободно двигаться по этой вновь проложенной, неукатанной дороге, и потому пассажирам пришлось выйти из экипажа.
Наступала решительная минута, и хотя Джонатан Спайерс был уверен в себе, но тревожное настроение духа его спутника невольно сообщалось и ему. Что, если в самом деле после стольких лет неусыпного труда, стольких мук и безумных затрат ему суждено потерпеть неудачу на глазах у этого Ивановича, который и теперь уже сомневался в нем, и в присутствии всего экипажа, слепо верившего в него, как дикари в свой фетиш! И Джонатан Спайерс нащупал рукою в кармане свой револьвер: он внутренне поклялся в случае неудачи похоронить себя вместе с своим изобретением. Какой грандиозный саркофаг этот «Римэмбер»! Какая царская могила!..
IV
Когда пешеходы, а за ним шагом подвигавшийся берлин подошли к громадному дощатому сараю, где находился механический колосс, капитан приказал сгрузить с экипажа всю кладь и багаж, а берлину вернуться обратно в Сан-Франциско. Едва только экипаж скрылся из виду, как вся внутренность сарая ярко осветилась электричеством, и глазам присутствующих предстал невероятный, сказочный гигант «Римэмбер» с двумя своими спутниками «Лебедем» и «Осой» по бокам, подобный гигантскому кашалоту, выброшенному на берег.
«Оса» и «Лебедь» были уменьшенные до 15 метров копии «Римэмбера» во всех его деталях: тот же способ управления, те же машины, тот же механизм; в случае несчастья они могли вполне заменить «Римэмбер», тем более что каждый из них обладал достаточной силой, чтобы уничтожить целый флот или целую армию. Но управлять ими также мог только один капитан Спайерс.
Иванович при виде этих двух миниатюр гиганта самодовольно улыбнулся: он рассчитывал добиться от Спайерса, чтобы тот доверил ему управление одним из них.
Все были глубоко взволнованы. Джонатан Спайерс нажал пружину, открывавшую входной люк, и матросы с помощью негров в глубоком безмолвии стали переносить на «Римэмбер» все тюки, ящики, чемоданы и остальной багаж, доставленный сюда на берлине.
Когда это было сделано, Красный Капитан с помощью весьма простого механизма откинул на землю всю переднюю часть сарая и произнес при этом, обращаясь к Ивановичу:
— Когда прикажете? Можно хоть сейчас тронуться!
В этот решительный момент к нему вернулось обычное самообладание.
— Я к вашим услугам, приказывайте! — отозвался русский.
Все вошли в «Римэмбер», и входной люк захлопнулся, совершенно разобщив внутреннее помещение с внешним воздухом. Джонатан Спайерс был доволен: очевидно, воздушный аппарат действовал прекрасно; всем дышалось хорошо, легко: воздух был чист, свеж и приятен.
— Пожалуйте! — пригласил капитан Ивановича и прошел вместе с ним в каюту управления на носу «Римэмбера».
Тотчас же громадной силы рефлектор, направленный через иллюминатор наружу, залил ярким светом всю окрестность впереди, так что, несмотря на позднее время, без труда можно было различить малейший листочек, как в ясный полдень.