Грабители морей, стр. 27
XIX
Тридцать два гребца налегли на весла, и две шлюпки полетели по воде со скоростью двенадцать узлов в час.
По всей вероятности, английский адмирал составил десантный отряд из матросов того фрегата, который вошел в фиорд и, преследуя «Ральфа», остановился перед цепями, заградившими ему дальнейший путь. Альтенс задумал захватить этот корабль врасплох, подобно тому, как англичане захватили бриг.
Спустя часть времени пираты увидали вдали могучие очертания военного фрегата, гордо выделявшегося на темном фоне ночи своими батареями и мачтами.
Шлюпки шли совершенно рядом, чтобы команда слышна была на обеих одинаково ясно и чтобы не нужно было возвышать голоса.
– Стой! – сказал Альтенс. – Этот лакомый кусочек упускать не приходится.
С тех пор, как на Альтенса легла ответственность за все, он сам себя не узнавал. Обыкновенно молчаливый и несловоохотливый, теперь он живо говорил с матросами, удивляя их своим красноречием.
– Ребята! – говорил он. – На таких кораблях, как этот, бывает обыкновенно от пятисот до восьмисот человек команды. Если адмирал взял для экспедиции пятьсот матросов, остается еще триста человек. Согласны ли вы попробовать счастья?
– Согласны, согласны! – крикнули матросы. – Мы готовы отомстить и ни перед чем не отступим.
– Хорошо, друзья. Я был в вас уверен. Да, впрочем нам и делать больше нечего, потому что на двух шлюпках нельзя проскочить под носом у английской эскадры, стоящей у входа в фиорд. Кораблем нужно завладеть во что бы то ни стало. Если нам будет удача, то мы высадим Иоиля на берег, – он пойдет в замок и даст знать командиру обо всем.
Решили потихоньку приблизиться к фрегату и напасть на него врасплох, перебив всех матросов, какие только попадутся под руку. Было полное основание рассчитывать, что устрашенные неожиданным нападением матросы даже защищаться не будут.
Для того чтобы пираты, в темноте не узнав друг друга, не нанесли как-нибудь нечаянно своим вреда, Альтенс велел каждому из них натереть себе лоб смесью серы и фосфора. Этот светящийся знак давал возможность пиратам отличить своих от врагов.
Наконец, строго-настрого было запрещено давать кому бы то ни было пощады.
Окончив все распоряжения, Альтенс повернул свою лодку к берегу, а другой лодке велел дожидаться.
– Куда же это вы? – спросил Иоиль, догадываясь, для чего это делает Альтенс.
– Хочу высадить тебя на берег, – отвечал капитанский помощник.
– После сражения, капитан. Вас немного, вы не должны лишать себя хотя бы даже одного человека, способного сражаться… Да, наконец, и мне самому хочется разделить с товарищами опасность.
– Но если тебя убьют, что тогда будет с капитаном?
– Вы замените меня кем-нибудь из ваших храбрых матросов.
– Но влияния твоего никто не заменит… Ведь свидетелем-то был ты…
– Достаточно будет открыть все герцогу… Имя Пеггама сделает все.
– Ну, ладно. Если будет нужно, в крайнем случае, я сам отправлюсь в Розольфсе. Раз уж ты непременно хочешь – поезжай с нами… Вперед!
Больше не сказано было ни одного слова. Шлюпка снова заскользила по воде, все ближе и ближе поднося к фрегату восемьдесят храбрецов, решившихся умереть или победить. Меньше чем через четверть часа они приблизились к борту фрегата, мирно стоявшего на якоре. Высокие скалы по обеим сторонам узкого канала тенью своей прикрывали их, облегчая им приближение.
Вдруг раздался крик вахтенных, перекликнувшихся между собою.
Очевидно, они бодрствовали и наблюдали зорко.
Едва замолк их крик, как оба они, без малейшего стона, упали на палубу с проломленными головами. Пираты ворвались на корабль и рубили абордажными топорами направо и налево.
Альтенс приказал им действовать только холодным оружием и огнестрельного не употреблять до тех пор, пока из межпалубного пространства не выбегут остальные матросы.
Ночная вахта фрегата состояла из шестидесяти человек, которые вповалку спали на палубе, завернувшись в плащи. Спали они совершенно безмятежно, зная, что капитан Вельзевул и его пираты взяты в плен и заперты крепко. Не было, следовательно, никакого основания чего-либо опасаться, – поэтому и ночное дежурство соблюдалось на этот раз только для формы.
В один миг каждый пират убил по одному матросу. Удары топорами наносились так верно, что за все время раздалось всего два или три глухих стона.
Вахтенный офицер, сидевший в ближайшей к палубе каюте, услыхал возню и подумал, что это поссорились матросы. Он вышел на палубу и в ту же минуту упал, чтобы уж больше не вставать. Пятеро матросов вошли в капитанскую каюту и закололи капитана, прежде чем тот успел сообразить, что такое случилось.
Затем последовала ужасная сцена. Восемьдесят пиратов, понимая, что щадить кого-нибудь, значит губить себя, ворвались в межпалубное пространство и принялись крошить спящих раздетых матросов. Часть пиратов проникла в общую офицерскую каюту и перебила сонных офицеров. Одним словом, весь экипаж был перебит до последнего человека, причем ни офицеры, ни матросы не успели даже дать себе отчета в том, что происходит.
Это была не битва, а бойня. Защищаться пробовали только человек двадцать, которым удалось сплотиться тесною группой и пустить в дело кое-какое холодное оружие. Но они в конце концов погибли так же, как и их товарищи.
В десять минут пираты исполнили свое черное дело, и из английских моряков не осталось в живых ни одного на всем фрегате.
На рассвете шесть остальных кораблей английской эскадры, стоявших милях в двух от фиорда, увидали фрегат «Медею», на всех парусах при попутном ветре выходивший из фиорда и направляющийся к югу. Прежде чем они успели спросить фрегат, что это значит, как он уже сам отсалютовал им флагом и выставил разноцветные сигналы, означающие: «Спешное поручение в Англию. Приказ адмирала».
Шесть кораблей отвечали на салют, и «Медея» быстро исчезла в утреннем тумане.
Что же тем временем делалось в Розольфсе и удалось ли Иоилю поспеть вовремя, чтобы спасти капитана Вельзевула?
Что стало с Ольдгамом и Красноглазым? Удалось ли им убежать от англичан? Что касается Надода, то его исчезновение объяснялось очень просто: увидав крушение своих надежд, он, по всей вероятности, спрятался где-нибудь в доме и убрался незаметно из Норрланда. Но почтенному бухгалтеру не было никакой нужды скрываться и ему даже в голову не могла прийти такая мысль. А между тем оба исчезли неизвестно куда.
Когда Ингольфа заперли в башню, он понял, что участь его решена и что спасти его может только чудо, а так как в чудеса он не верил, то и готовился к смерти. Он думал теперь только о своем отце, с которым не видался после своего приключения и который так был бы рад зачислению Ингольфа в регулярный флот. Прегрешения Ингольфа не были для него позором, по понятиям той эпохи, а патент на капитанский чин сглаживал их окончательно. Для него уже начиналась новая жизнь, как вдруг явились эти проклятые англичане и помешали всему… Его обвинили в покушении на грабеж Розольфского замка, что было уже несмываемым позором, так как тайное поручение, данное Ингольфу королем, должно было оставаться в секрете. Оставляя в стороне вопрос о том, был или нет герцог Норрландский независимым владетелем, во всяком случае он составил заговор против короля, и король имел полное право защищаться. Скверно во всей экспедиции было только то, что королевский фаворит Гинго действовал через гнусных посредников, вроде Надода, и из-за этого Ингольф очень много терял, так как адмиралу Коллингвуду нечего было опасаться дипломатического вмешательства со стороны министра, никогда бы не решившегося признаться, что он заодно с «Грабителями».
Другое дело, если бы Ингольфу, произведенному в капитаны, одному было бы поручено все дело. Тогда его личность была бы неприкосновенна для англичан, и они никогда не посмели бы сделать того, что сделали. Но, к несчастью, знаменитый корсар действовал заодно с Надодом, и уже одно это обстоятельство оправдывало образ действий по отношению к нему английского адмирала.