Убитая пирамида, стр. 56

Пазаира одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, на душе было легко, почти весело; с другой – в ней царили мрак и безысходность. Повидав Нефрет, ощугив, что она стала ближе и дружелюбнее, он воспрял духом, но смириться с тем, что она никогда не станет его супругой, значило погрузиться в бездну отчаяния.

Борьба ради нее, ради Сути и ради Бел-Трана не давала ему вновь и вновь возвращаться к одним и тем же мыслям. Слова Беранира вернули все на свои места: египетский судья не принадлежит себе.

В гареме западных Фив был устроен праздник в честь победоносного завершения азиатской кампании, во славу величия Рамсеса, восстановления мира и в ознаменование доблести полководца Ашера. Ткачихи, музыкантши, танцовщицы, воспитательницы, парикмахерши, создательницы цветочных композиций прогуливались по саду и, вкушая сладости, судачили о всякой всячине. Под навесом, защищавшим от солнечных лучей, подавали соки. Женщины разглядывали, кто как одет, восхищались, завидовали, обсуждали друг друга.

Пазаир пришел не вовремя, тем не менее ему удалось пробраться сквозь толпу гостей к хозяйке праздника, затмившей красотой всех своих приближенных. В совершенстве владея искусством макияжа, Хаттуса не скрывала своего презрения по отношению к неумело накрашенным модницам. Все стремились подойти к ней поближе, она же только и делала, что отпускала шпильки в адрес многочисленных льстецов.

– А вы случайно не судья из Мемфиса?

– Если вы позволите потревожить себя в такой момент, я был бы счастлив поговорить наедине.

– Отличная идея! Надоели светские условности. Пойдемте к пруду.

Кто такой этот скромный с виду судья, сумевший добиться расположения самой неприступной в мире царевны? Скорее всего Хаттуса решила поиграть с ним, а потом выбросить, как надоевшую куклу. Чужеземка славилась своими причудами.

Белые и голубые лотосы плавали по поверхности воды, слегка подернутой мелкой рябью. Хаттуса и Пазаир сели на раскладные стулья под сень опахала.

– Сколько будет пересудов, судья Пазаир. Мы ведь нарушили этикет.

– Очень вам за это признателен.

– Ну как, наслаждаетесь великолепием моего гарема?

– Имя Бел-Тран вам о чем-нибудь говорит?

– Нет.

– А Денес?

– Тоже нет. Это что, допрос?

– Мне необходимо ваше свидетельство.

– Насколько я знаю, эти люди в моей свите не состоят.

– Денес, крупнейший судовладелец Мемфиса, получил подписанный вами приказ.

– А мне какое дело? Думаете, меня интересуют подобные мелочи?

– Направлявшееся сюда судно было нагружено ворованным зерном.

– Боюсь, я не совсем понимаю.

– Судно, зерно и приказ о перевозке с вашей печатью арестованы.

– Вы что, в воровстве меня обвиняете?

– Я хотел бы, чтобы вы объяснили происходящее.

– Кто вас послал?

– Никто.

– Вы действуете на свой страх и риск… Я вам не верю.

– Напрасно.

– Мне снова пытаются навредить и на сей раз прибегают к помощи безмозглого судьишки, пляшущего под чужую дудку!

– Оскорбление судьи, отягченное клеветой, карается палочными ударами.

– Нет, вы просто безумец! Вы осознаете, с кем говорите?

– С очень высокопоставленной дамой, которая, однако, подчиняется закону так же, как последняя крестьянка. Итак, вы замешаны в деле о хищении зерна, принадлежащего государству.

– А мне плевать.

– Замешаны – не значит виновны. Поэтому я жду, что вы скажете в свое оправдание.

– До этого я не унижусь.

– Если вы невиновны, чего вам бояться?

– Вы осмелились поставить под сомнение мою честность!

– Меня вынуждают факты.

– Вы слишком далеко зашли, судья Пазаир, слишком далеко.

Вне себя от гнева, она встала и пошла вперед. Приближенные расступились, боясь, как бы царевна не сорвала на них раздражение.

Спустя три дня Пазаира принял старший судья Фив, обстоятельный мужчина в летах, близко знавший верховного жреца карнакского храма. Он внимательно изучил материалы дела.

– Работа выполнена замечательно и по сути, и по форме.

– Поскольку дело выходит за рамки моей юрисдикции, предоставляю вам довести его до конца. Если вы сочтете, что необходимо мое участие, я готов созвать суд.

– Каково ваше личное убеждение?

– Незаконный вывоз зерна доказан. Денес, как мне кажется, ни при чем.

– Верховный страж?

– Наверное, в курсе дела, но до какой степени?

– Царевна Хаттуса?

– Она отказалась давать мне какие бы то ни было объяснения.

– Очень досадно.

– Но ведь ее печать не сотрешь.

– Разумеется, но кто ее поставил?

– Она и поставила. Это личная печать, вделанная в кольцо. Как и все, кто стоит у власти, она с ним никогда не расстается.

– Тут мы ступаем на опасную территорию. Хаттуса не очень популярна в Фивах; слишком надменна, слишком своевластна, слишком всем недовольна. Даже разделяя общее мнение, фараон вынужден ее защищать.

– Красть зерно, предназначенное для народа, – серьезное преступление.

– Согласен, но мне хотелось бы избежать публичного процесса, способного повредить царю.

Впрочем, вы же сами сказали, следствие еще не закончено.

Лицо Пазаира помрачнело.

– Не волнуйтесь, дорогой коллега. Как старший судья Фив я не позволю вашему делу затеряться в архивной пыли. Просто я хотел бы как следует аргументировать обвинение, ибо истцом здесь выступит само государство.

– Спасибо за уточнение. Что же касается публичного процесса…

– Он предпочтительнее, знаю. Но вам что важнее – истина или голова царевны Хаттусы?

– Я к ней особой враждебности не питаю.

– Я попытаюсь уговорить ее сказать правду, официально вызову к себе, если понадобится. Пусть она сама решает свою судьбу. Если она виновна, ей не избежать наказания.

Казалось, судья говорит вполне искренне.

– Вам нужна моя помощь?

– В данный момент нет, тем более что вас срочно вызывают в Мемфис.

– Мой секретарь?

– Старший судья царского портика.

32

Гнев госпожи Нанефер долго не утихал. Как мог ее муж повести себя настолько глупо? Он никогда не разбирался в людях, вот и сейчас решил, что Бел-Тран покорится без борьбы. В результате – катастрофа: впереди судебное разбирательство, арестовано грузовое судно, нависло обвинение в краже, а этот молодой крокодил торжествует.

– Потрясающий итог!

Денес не терял присутствия духа.

– Скушай еще кусочек жареного гуся, это так вкусно.

– Ты ведешь нас к позору и разорению.

– Успокойся, удача переменчива.

– Удача – да, зато твоя глупость постоянна!

– Ну задержали судно на несколько дней, что тут такого? Все товары перегрузили на другое, скоро оно прибудет в Фивы.

– А Бел-Тран? Теперь у нас не война, а взаимовыгодное сотрудничество. Ему нас не вытеснить, урок пошел ему на пользу. Мы даже готовы вывезти часть его товара по вполне умеренным ценам.

– А обвинение в краже?

– Несостоятельно. Документы и свидетели подтвердят мою невиновность. Да я тут и в самом деле ни при чем. Меня подставила Хаттуса.

– А претензии Пазаира?

– Согласен, это неприятно.

– Значит, проигранный процесс, запятнанная репутация и штрафы!

– До этого пока не дошло.

– Ты что же, веришь в чудеса?

– Если хорошенько подготовиться, почему бы и нет?

Силкет прыгала от радости. Только что она получила алоэ – десятиметровый стебель, увенчанный желтыми, оранжевыми и красными цветами. Сок этого растения содержит масло, которым она натрет гениталии во избежание каких бы то ни было воспалительных процессов. Им же она будет лечить кожную болезнь, из-за которой ноги ее мужа пошли болезненными красными пятнами. Кроме того, Силкет наложит ему мазь из яичного белка и цветов акации.