Сын света, стр. 30

— Хочешь поговорить о чем-либо другом?

Рамзес дни и ночи напролет, с трудом сдерживая нетерпение, спрашивал себя: должен ли он говорить отцу о своих разногласиях с Шенаром и объявлять ему, что назначенный им преемник присваивает себе победу, которую не заслужил? Царевич сумел бы найти нужные слова и выразить свое возмущение с таким пылом, что отец понял бы, наконец, что он пригрел змею у себя на груди.

Но, стоя перед фараоном, он счел свое намерение ничтожным и позорным. Чтобы он стал играть роль доносчика, мнить себя более проницательным, чем Сети!

Однако он не опустился до того, чтобы солгать.

— Это правда, я хотел открыть вам…

— Отчего такая нерешительность?

— То, что слетает с наших губ, может замарать нас.

— Чуть больше или чуть меньше.

— То, что я собирался сказать, вы, конечно, уже знаете; если же это не так, моим домыслам место в небытии.

— Ты впадаешь из одной крайности в другую.

— Меня снедает пламя, горячее желание выразить требование, которое я не могу назвать; ни любовь, ни дружба не могут его охладить.

— Какие решительные слова в твоем возрасте!

— Вряд ли тяжесть прожитых лет успокоит меня.

— Рассчитывай лишь на себя самого, и жизнь порой будет щедра к тебе.

— Что это за огонь, отец?

— Задай вопрос как следует, и ты отыщешь ответ.

Сети склонился над папирусом, который он изучал.

Время истекло.

Рамзес поклонился; когда он направился к выходу, грозный голос его отца приковал его к месту.

— Твой приход был кстати, я сам собирался вызвать тебя сегодня. Завтра, после утреннего ритуала, мы отправляемся на бирюзовые копи, на полуостров Синай.

24

В этот восьмой год правления Сети Рамзес отпраздновал свой шестнадцатый день рождения в пути, пролегающем через восточную пустыню к знаменитым бирюзовым шахтам в Серабит эль-Хадиме [6]. Несмотря на присутствие бдительной охраны, путь оставался опасным, никто по своей воле не отправился бы в эти пустынные земли, населенные зловещими духами и разбойниками-бедуинами. Несмотря на то что их ловили и наказывали, они все равно нападали на караваны, которые вынуждены были пересекать Синайский полуостров.

Хотя этот поход не имел никаких военных целей, целая армия солдат обеспечивала безопасность фараона и шахтеров. Присутствие правителя придавало путешествию исключительный характер; двор предупредили об этом только накануне отправления, перед вечерним ритуалом. В отсутствие монарха у штурвала опять должна была встать царица Туйа.

Рамзес, наконец, впервые получил важное назначение — командующий пехотой под началом Бакена, которого повысили в звании, сделав главнокомандующим похода. Встреча двух воинов перед самым выступлением была весьма прохладной. Однако ни один, ни другой не могли развязать перепалку на глазах у царя. На время похода им придется свыкнуться с характером соперника. Бакен сразу отослал Рамзеса подальше, отправив его в арьергард, где, по его словам, неофит не сможет подвергнуть своих подчиненных большому риску.

Более шестисот человек были выделены, чтобы доставить бирюзу, камень небесной Хатхор, которая избрала себе это воплощение в самом сердце засушливой и пустынной земли.

Сама дорога была нетрудной: хорошо проложенная, поддерживаемая в прекрасном состоянии, снабженная укреплениями и колодцами на всем протяжении, она пересекала враждебные края, где высились желтые и красные горы; обманчивые горные расстояния сбивали с пути новичков, некоторые были напуганы до смерти, опасаясь появления злых духов, стремящихся заполучить их душу. Однако присутствие Сети и уверенность Рамзеса, в конце концов, успокоили их.

Рамзес с нетерпением ожидал тяжелых испытаний, которые помогли бы ему показать отцу, на что способен его сын, поэтому его нетрудные обязанности не могли не огорчать его. Под его началом оказалось три десятка пехотинцев. Все были наслышаны о его способностях стрелка из лука и о том, как он усмирил взбесившегося скакуна, все они полагали, что служба под его началом и им поможет продвинуться.

По требованию Рамзеса Амени пришлось отказаться от участия в походе; с одной стороны, его слабое здоровье не допускало физического переутомления, с другой — он только что обнаружил в мусорной яме, находящейся к северу от той самой мастерской, кусок известняка с обрывком весьма странной надписи. Пока еще рано было утверждать, что речь шла о правильном следе, однако юный писарь горел желанием продолжить поиски. Рамзес умолял его быть осторожным; Амени обещал повсюду брать с собой Неспящего и, в случае надобности, прибегнуть к помощи Сетау, который процветал благодаря продаже змеиного яда ученым жрецам в храмах, а также очищая богатые дома от непрошенных ползучих гостей.

Царевич все время был начеку. Ему, который так любил пустыню, который чуть не потерял там свою жизнь, вовсе не нравились эти пески Синая: слишком много молчаливых скал, тревожных теней, хаоса во всем. Не полагаясь на утверждения Бакена, Рамзес опасался нападения бедуинов. Естественно, принимая во внимание численное превосходство египтян, они не стали бы атаковать в лоб; однако они вполне могли взять отставший обоз или, что еще хуже, проникнуть в лагерь во время ночной стоянки. Преисполненный беспокойства царевич усилил меры предосторожности, без конца раздавая различные указания. После небольшого пререкания с Бакеном Рамзес был уверен, что тот станет осуществлять контроль над безопасностью, учтя замечания царевича.

Как-то вечером Рамзес, оставив арьергард, пошел в начало колонны, проходя бивуак за бивуаком, чтобы достать немного вина для своих людей, которых начальство не больно жаловало; ему сказали обратиться к ответственному, который расположился в палатке. Рамзес поднял край навеса, нагнулся и застыл, увидев человека, сидящего как писарь, склонившись над картой, которую рассматривал при свете лампы.

— Моис! Что ты здесь делаешь?

— Приказ фараона. Мне поручили вести управление и составить более точную карту местности.

— А мне — командовать арьергардом.

— Я не знал, что ты здесь… Кажется, Бакен не выносит никаких упоминаний о тебе.

— Мы понемногу начинаем договариваться.

— Давай выйдем отсюда, здесь слишком тесно.

Оба юноши были почти одинакового сложения; их атлетические фигуры и естественная мощь делали их немного старше своего возраста. Оба они казались взрослыми, юношеского почти не осталось.

— Это оказалось приятным сюрпризом, — признался Моис. — Я уже начал скучать в гареме, а тут вдруг приходит это назначение. Если бы не этот глоток свежего воздуха, я бы там совсем зачах.

— Разве Мер-Ур не замечательное место?

— Не для меня; девицы уже стали меня раздражать, мастера трясутся за свои секреты, да и пост управляющего мне не подходит.

— И что ты выиграл от этой перемены?

— Спрашиваешь! Я обожаю это место, эти неприступные горы, этот пейзаж, лишенный всякой жизни; здесь я чувствую себя как нельзя лучше.

— А огонь, который сжигает тебя, поутих?

— Да, он не такой беспощадный. Исцеление кроется за этими раскаленными скалами, в этих загадочных расселинах.

— Я в этом не уверен.

— Разве ты не слышишь голос, который доносится из пустыни?

— Скорее, я чувствую опасность.

Моис вспыхнул.

— Опасность? Ты заговорил, как военный!

— Ты, интендант, совсем забыл про арьергард; моим людям не хватает вина.

Еврей рассмеялся.

— Да, я и правда отвечаю за это; ничто не должно умалять их бдительности.

— Немного живительной влаги поднимет им настроение.

— Вот и наше первое разногласие, — заметил Моис. — Кто должен уступить?

— Ни один, ни другой; значение имеет лишь благополучие всего отряда.

— Ты пытаешься убежать от самого себя, замыкаясь исключительно на своих обязанностях, которые тебе навязывают извне.