Мистерии Осириса: Огненный путь, стр. 29
От броска птицы бросились кто куда. Но тут же вернулись. Вот одна из них клюнула Икера в левое плечо, и оттуда брызнула кровь. Другая птица вцепилась ему в волосы и вырвала клок. Остальные в это время кружились и кричали.
Но вот хищницы стали описывать круги все шире и наконец улетели.
Палка упала к ногам Икера.
Опасаясь новой атаки, он поспешно ушел с этого проклятого места.
Пустыня не имела ни конца, ни края.
Красная выжженная земля, растрескавшаяся от раскаленного солнца. Иссохшие растения, умершие от жажды. Ни одного колодца.
В какой же стороне Египет?
Далеко, очень далеко… Пожалуй, не дойти…
В какую-то минуту Икеру показалось, что у него нет больше представления о том, где находятся стороны света, где горизонт, где небо и где земля… Надежды никакой. Только раскаленный зной и жажда. Да, вот и смерть пришла… Икер умрет совсем один, и над телом его никто не исполнит ритуала, никто не похоронит… Что ж, видимо, трагедия «Быстрого» – того корабля, на котором он был обречен смерти, – повторяется по воле богов. Но на этот раз спасительная волна не унесет его на остров КА, и никто не придет ему на помощь…
Глубоко погруженный в себя и не ощущавший больше ожогов беспощадного солнца, Икер сел в позу писца.
Смерть казалась ему теперь манящей и желанной, как выздоровление после тяжелой длительной болезни. Он с жадностью упивался ее дыханием, которое обволакивало его чудным ароматом, возвращением на родину после долгой ссылки, прохладой тихого вечера. Ему привиделось, будто он сидит у себя дома под навесом, журчат струи фонтана, он отдыхает после трудного дня…
Икер отрекается от борьбы. Тем более что она совершенно бесполезна…
И вдруг из лучей света словно сложилась какая-то фигура. Да, это птица с человеческим лицом…
Приглядевшись, Икер понял, что у птицы его собственное лицо. Это он сам смотрел сейчас на себя со стороны.
– А ну-ка, прекрати себя растравлять! – сказа ему птица. – Если так покончишь с собой, это будет трусостью! Ведь ты должен передать фараону сведения, от которых зависят жизнь и дальнейшая судьба Египта! Не смей уходить в небытие!
Произнеся эти слова, птица взмахнула мощными крыльями и взвилась в поднебесье, к самому солнцу…
Что же это? Значит, он ее видел? Значит, он еще способен видеть и чувствовать?
Раз так, нужно действовать.
– Но в какую сторону идти? Это безумие… Куда ни пойдешь, везде пустота и бесконечное блуждание…
И тогда он увидел ее…
Это была четырехгранная колонна. На каждой из ее граней сияло лицо Исиды, такое спокойное и улыбающееся…
Икер обошел вокруг и увидел, что на южной грани изображение Исиды сияет гораздо ярче.
– Исида, я люблю тебя. Дай мне ориентир, молю тебя!
Стиснув зубы, Царский Сын двинулся вперед – в том направлении, которое указала ему Исида, на юг.
19
Всем жителям Мемфиса был известен триумф Несмонту. Службы Секретаря Дома Царя сделали все, чтобы весть об этой победе достигла самых удаленных уголков страны, чтобы и там смогли прочесть тексты, составленные Медесом. В них объявлялось, что мятежу ханаанеев положен конец, а также прославлялись подвиги досточтимого генерала.
Но все же, когда Несмонту предстал перед фараоном, его лицо было угрюмо.
– Сихем полностью под нашим контролем, Великий Царь. Несколько враждебных племен, высланных за неповиновение, частично уничтожены. Но радоваться я не могу.
– Откуда такой скептицизм, генерал?
– Потому что я не могу назвать свою победу настоящей. Ведь мы сражались не с армией, а с шайкой грязного сброда. Не отдавая себе отчета, они двигались прямо к собственной гибели.
– Кто ими командовал?
– Все равно что никто. Это было разношерстное сборище, не только неспособное продуманно вести наступление, но и разумно отступать. Не говоря о ходе сражения. Впрочем, это было не сражение, а побоище…
– Разве ты это не предвидел, Несмонту?
– Это верно, мой государь. У ханаанеев ложь и предательство являются правилом жизни. И я, конечно, предпринял меры предосторожности. И все-таки я не был готов к такой легкой победе…
– И что ты по этому поводу думаешь?
– Этих слепцов кто-то сознательно отправил на бойню. Нас хотели убедить в том, что ханаанеи собрали освободительную армию и что она может представлять собой реальную опасность.
– Но разве ты сам не предпринимал попытки вытащить ее из потаенных убежищ и завлечь в Сихем?
– Да, Великий Царь. И я должен признаться, что действия мои оказались небезуспешными. Но все-таки… Меня не покидает ощущение, что кто-то меня одурачил.
– Разве ты не подавил восстание?
– На короткий срок, конечно. Но на самом деле я чувствую, что нас заманивают в ловушку.
– По-твоему, ханаанеи могут создать новую освободительную армию?
– Если бы они соединились с сирийцами, то, может быть, им это и удалось бы… Но лично я не слишком верю в возможность такого союза.
– Нужно ли нам держать большую часть войска в Ханаанской земле?
– Вот именно! Это и есть главный вопрос! Здесь может быть два решения. Первое: признав, что это странное и трагикомическое нашествие было призвано доказать, что восстания абсурдны и ни к чему не ведут, мы выводим из Сирийской Палестины лишние силы и в этом случае подвергаем себя опасности истинного нападения на наши границы. Второе: мы продолжаем относиться к ханаанеям с недоверием и сохраняем оккупацию региона. В этом случае нам могут нанести смертельный удар где-нибудь в другом месте…
– У тебя есть новости от Икера?
– Нет, Великий Царь. В отличие от Собека я убежден, что его прежнее послание не потеряло для нас актуальности. Но оно, увы, столь туманно, что я не могу рисковать жизнью своих солдат, даже опытных, отправляя их в такую опасную местность. Если Царский Сын не даст нам более подробных сведений о местонахождении Провозвестника, я не сдвинусь с места.
Собек-Защитник торжествовал.
– Как я и предполагал, Великий Царь, послание Икера имело только одну цель – ввести нас в заблуждение! Он хотел добиться того, чтобы наши войска рассредоточились, а в это время ханаанские полчища ударили бы по беззащитному Сихему. К счастью, генерал Несмонту не поддался на его провокацию.
– А мой анализ отличается от твоего, – возразил Секари. – Икером воспользовались, чтобы забросить сюда ложную информацию. И как только Царский Сын это обнаружил, он укрылся от этих людей, надеясь присоединиться к нам и сообщить правду.
– Тогда одно из двух: Икер или погиб, или предал нас, – отрезал Собек. – Дружеские чувства Секари не позволяют ему быть объективным.
– Я повидал немало опасных ситуаций, и никогда не позволял себе поддаваться каким бы то ни было чувствам! Просто я хорошо знаю Икера. Я уверен в одном: есть предатели здесь, при дворе фараона, они продали Икера врагу. Но все равно он вернется.
– Ну а в этом случае, – пообещал Собек, – я лично засажу его в тюрьму.
– Откуда такая ненависть? – спросил его Секари.
– Речь идет не о ненависти, а о благоразумии. Предатель – это сам Икер. Хоть я и ненавижу большинство придворных, мое расследование ничего не дало. Есть льстецы, есть трусы, но ни один из них не способен на такой риск! А вот Икер хотел заколоть самого фараона!
– По-твоему, он не доказал свою невиновность?
– Как раз наоборот! Он присоединился к нашим врагам и теперь сражается с нами за пределами Египта! И если он вернется в Мемфис, то снова попытается нанести удар по фараону. Но этот змей будет повержен, потому что я размозжу ему голову!
– Будущее докажет тебе, что ты неправ, Собек!
– Нет, это ты ошибаешься, Секари!
Фараон промолчал.
И каждый из противников воспринял это молчание как одобрение собственной позиции.
Ну наконец хоть какая-то реакция!
Секари просто извелся, безуспешно пытаясь нащупать среди стражников из ближайшего окружения Собека хоть какую-то брешь! Неужели они образуют монолитное целое?