Храм Миллионов Лет, стр. 34

Легкая тень усталость омрачила сияющее лицо Нефертари. Рамзес сел на кровать и прижал ее к себе.

— Кажется, Серраманна не разделяет твое мнение. Между ним и Роме появилась странная враждебность.

Царь был удивлен.

— Какова ее причина?

— Серраманна подозрителен, всегда насторожен.

— Нет никакого смысла подозревать Роме!

— Надеюсь, что так.

— Ты тоже сомневаешься в его верности?

— Мы еще плохо знаем его.

— Я предложил ему должность, о которой он мечтал!

— Он забудет об этом.

— Сегодня ты настроена весьма пессимистично.

— Я хочу, чтобы Роме опроверг мои опасения.

— Ты знаешь что-то о его поступках?

— Ничего, кроме подозрений Серраманны.

— Твое мнение ценно, очень ценно.

Она склонила голову ему на плечо.

— Никто не остается равнодушным по отношению к тебе, Рамзес, тебе или будут помогать, или тебя будут ненавидеть. Твое могущество столь велико, что это служит укором.

Царь растянулся на спине, Нефертари свернулась, как кошка, рядом.

— Разве могущество моего отца не было больше моего?

— Вы и похожи и не похожи. Сети подчинял себе, не говоря ни слова, его сила была скрытой, ты — поток и огонь, ты открываешь пути, не заботясь о затраченных усилиях.

— У меня есть замысел, невероятный замысел, Нефертари.

— Всего лишь один?

— Этот действительно невероятен. Я ношу его в себе с тех пор, как принял власть, мне он кажется требованием, от которого я не смогу избавиться. Если я достигну цели, лицо Египта переменится.

Нефертари нежно провела ладонью по лбу царя.

— Этот замысел уже обрел очертания или все еще остается мечтой?

— Я способен превратить мечту в реальность, но я жду знака.

— Отчего эта неуверенность?

— Потому что небеса должны одобрить мое решение. Ничто не нарушит договора, заключенного с богами.

— Ты желаешь сохранить это в тайне?

— Передать его словами означало бы уже воплотить его, но ты главная царская жена и должна все знать о моей душе.

Рамзес доверял свою мечту, а Нефертари слушала. Невероятно… Да, замысел фараона действительно был невероятен.

— Ты прав, что ждешь знамения свыше, — решила она, — и я ни на секунду не оставлю тебя.

— Если оно не случится…

— Оно случится. А мы сумеем его разгадать.

Рамзес выпрямился и внимательно посмотрел на Нефертари, чье прозвание «прекраснейшая среди прекраснейших» не сходило с уст. Разве любовные стихи сложены не о ней, чьи руки и ноги цвета терракоты сияют благородством бирюзы, а гибкое тело обладает глубиной небесных вод?

Царь нежно приложил ухо к животу супруги.

— Ты чувствуешь, как растет наш ребенок?

— Он родится, я обещаю.

Бретель платья Нефертари скользнула с плеча, обнажая грудь. Рамзес прикусил тонкую ткань и обнажил восхитительные перси супруги. В ее глазах сверкали воды небесного Нила, глубина желания и рождалась магия двух тел, объединенных любовью без границ.

32

Первый раз после своей коронации Рамзес вошел в кабинет отца в Мемфисе. Никаких украшений: белые стены, окна с решетками, большой стол, кресло с прямой спинкой для царя и плетеные стулья для посетителей, шкаф с папирусами.

У Рамзеса комок подступил к горлу.

Дух Сети все еще жил в этих строгих стенах, где он работал столько дней и ночей на благо и процветание Египта. Здесь не было смерти, а лишь постоянное присутствие воли того, кого не заменить.

Обычай требовал, чтобы сын построил свой собственный дом и создал свою обстановку, по своему вкусу. Таково и было намерение молодого фараона до того, как он вошел сюда.

Через одно из окон Рамзес долго смотрел во внутренний двор, где стояла царская колесница, затем он коснулся стола, открыл шкаф, где лежали чистые папирусы, и сел в кресло с прямой спинкой.

Дух Сети его не отторг.

Сын наследовал своему отцу, отец принимал своего сына как хозяина Обеих Земель. Рамзес сохранит этот кабинет нетронутым, будет работать там во время пребывания в Мемфисе и сохранит в убранстве эту строгость, которая поможет ему принимать решения.

На большом столе лежали две гибкие ветки акации, связанные у концов льняной веревкой. Волшебные палочки, которыми пользовался Сети, чтобы найти воду в пустыне. Как точно было рассчитано это мгновение в обучении Рамзеса, еще не ведавшего о своей судьбе! Он понял тогда, что фараон сражается с тайной мироздания, постигая законы существования материи.

Править Египтом означало не только управлять государством, но и вести диалог с невидимым.

Стариковскими плохо слушающимися пальцами Гомер размял листья шалфея и набил ими трубку из большой раковины, которая теперь задымилась, как и положено. Между двумя затяжками он позволял себе глоток крепкого вина, сдобренного анисом и кориандром. Сидя под деревом лимона в кресле с мягкой подушкой, греческий поэт наслаждался тихим вечером, когда его служанка объявила о приходе царя.

Увидев Рамзеса перед собой, Гомер был удивлен его величественной осанкой.

Поэт с трудом поднялся.

— Сидите, прошу вас.

— Вы изменились, Великий Царь!

— Великий Царь… Вы не станете подобострастным, дорогой Гомер?

— Вы были коронованы. Когда монарх выглядит так, как вы, его должны уважать. При виде вас сразу становится понятным, что вы больше не экзальтированный подросток, которого я наставлял… Смогут ли мои слова достигнуть слуха фараона?

— Я счастлив видеть вас в добром здравии. Вы довольны своей жизнью?

— Я укротил служанку, садовник молчалив, повар талантлив, а писец, которому я диктую свои поэмы, кажется, ценит их. Чего еще желать?

Гектор, черно-белый кот, прыгнул к поэту на колени и замурлыкал.

Как обычно, Гомер умастил свои руки и плечи оливковым маслом. По его мнению, не было продукта более чистого и благоуханного.

— Вы намного продвинулись?

— Мне удались слова Зевса, адресованные богам: Цепь золотую теперь же спустивот высокого неба, Свесьтесь по ней; но совлечь не возможете с неба на землю Зевса, строителя вышнего, сколько бы вы ни трудились! Если же я, рассудивши за благо, повлечь возжелаю, — С самой землею и с самым морем ее повлеку я И моею десницею окрест вершины Олимпа Цепь обовью; и вселенная вся на высоких повиснет…

— Другими словами, все, как у меня, — мое царствование еще не утвердилось и мое царство колеблется от порывов ветра.

— Но, живя почти в одиночестве, как я мог узнать об этом?

— Разве вдохновение поэта и болтовня слуг не служат вам источником информации?

Гомер поскреб белую бороду.

— Это весьма возможно… Неподвижность — это не препятствие. Ваше возвращение в Мемфис было желательно.

— Я должен был решить одну деликатную проблему.

— Назначение верховного жреца Амона, который не предаст вас, когда вы начнете действовать, я знаю… Удачно проведенное дело и, похоже, разумное. Выбор старика без амбиций свидетельствует о редкой политической прозорливости со стороны молодого правителя.

— Я ценю этого человека.

— Почему нет? Главное, что он подчиняется вам.

— Если Юг и Север разделятся, Египет будет разрушен.

— Забавная, но притягательная страна. К своему стыду, мало-помалу я привыкаю к вашим обычаям до такой степени, что начинаю менять вкус своего любимого вина.

— Заботитесь ли вы о своем здоровье?

— Этот Египет населен врачами! У моего изголовья побывали зубной, глазной и простой врачи! Они предписали мне столько снадобий, что я отказался их принимать. Только глазные капли, которые улучшают немного мое зрение… Если бы они были у меня в Греции, возможно, мои глаза остались бы здоровыми. Я туда не вернусь… Слишком много переворотов, конфликтов, вождей и царьков, поглощенных соперничеством. Чтобы писать, нужны комфорт и спокойствие. Приложите все усилия, чтобы создать великий народ, Великий Царь.