Сармат. Кофе на крови, стр. 43

Восточный Афганистан

5 июня 1988 г.

Закатное солнце через ветви маскировки проникает в пещеру, заполненную густым мужицким храпом. Первым просыпается американец, прикованный здоровой рукой к Сарматову. Приподнявшись на локте, пытается пошевелить больной рукой. После немалого усилия рука приподнимается до уровня плеча. Американец дергает Сарматова. Тот вскакивает как ужаленный и хватается за автомат. Американец улыбается во весь рот и кивает подбородком на стену пещеры, на которой в луче красного закатного солнца пляшет тень его руки с растопыренными шевелящимися пальцами.

— Майор, похоже, мои дела не безнадежны! — восклицает он. — Я начал чувствовать пальцы!

— Похоже! — облегченно басит Сарматов и срывает с его плеча повязку. — И рана сухой коркой покрылась... Знали мои предки толк в этом деле!..

— Готов это признать! — улыбается американец и вновь с удовольствием шевелит пальцами. — Русские говорят: до свадьбы заживет, да?

— А ты что, не женат? — спрашивает Сарматов, накладывая на рану тампон и пластырь.

— Женат! Штат Оклахома! — с готовностью отвечает американец. — У меня есть жена, сын Ден и дочь Джулия. А у тебя есть жена?

— Жена? — переспрашивает Сарматов и ловит на себе пронзительный взгляд сидящего неподалеку Савелова. Сарматов отворачивается и хмуро бросает: — Жена при моей профессии непростительная роскошь, полковник.

— Нет, ты не прав! — качает тот головой. — После нас должны оставаться дети.

Савелов поднимается и идет мимо них к выходу.

— Сменю часового, — кидает он на ходу.

Сарматов смотрит ему вслед и, не поворачиваясь, напевает себе под нос:

— Наши детки — ядра, пули метки — вот где наши детки!..

— Я знаю — это старая русская песня, — вслушиваясь в слова, говорит американец.

— Гляди-ка, а ты много о нас знаешь, полковник! — поворачивается к нему Сарматов, оборвав песню на полуслове.

— Еще мало! — серьезно отвечает тот.

Снаружи слышится шум, и в пещеру вваливаются Бурлак с Аланом. На плечах Бурлака здоровенный курдючный баран.

— От большого немножко — не грабеж, а дележка! — сообщает Алан и, приняв серьезный вид, докладывает: — Над ущельем грифы летают. Если кровь учуют — слетятся в гости. Значит, барана здесь резать надо!

— Слабонервным советуем удалиться! — командует Бурлак, доставая нож.

Удаляется лишь Силин, а остальные отворачиваются к стене.

— Надеюсь, вы себя не обнаружили? — спрашивает Сарматов.

Алан с деланным акцентом восклицает:

— Мы малчик, да?.. Женщина в люльке ребенка качает, песня поет — пусть поет! Аксакал «бур» на камень положил, плот строит — пусть строит, да? Балшой сабака хвостом виляет — пусть виляет, да?

— Плот, говоришь, строит? — переспрашивает Сарматов.

— Да, бальшой, из бревен, с ограждением, чтоб баран в воду не прыгал, да? На Кавказе тоже такой плот строят, — продолжает придуриваться Алан.

— Абдулло вы там случайно не встретили?

— Его лагерь в пяти километрах вверх по реке, — отвечает Бурлак, примериваясь ножом к горлу барана. — Но его сейчас там нет. Мы подстроились к его частоте — видать, чует нас Абдулло, рыщет по окрестностям.

Стараясь не смотреть на бьющегося в агонии барана, Сарматов кивает и выходит из пещеры.

Сидящий на камне неподалеку от входа Савелов поворачивает голову на звук шагов.

— Что донесла разведка? — спрашивает он.

— Абдулло в ущелье. Видно, чует нас, сволочь! — не глядя на Савелова, отвечает Сарматов и, подойдя к нему, присаживается рядом. — Американец уже может топать на своих двоих... Пришло время, капитан, разделиться, чтобы людей без нужды не гробить. Мы с полковником — на запад, к Баглану пойдем, а твоя группа пусть топает на гребень хребта. За ним до наших погранзастав — как от Москвы до Внукова...

— Мне не послышалось? Ты действительно собираешься идти на Баглан? — вырывается у Савелова. — А как же Абдулло?..

— Слушай сюда! — Сарматов достает карту и, развернув, начинает водить по ней пальцем. — Вы подниметесь на перевал и вот здесь, — он тычет пальцем в нарисованные горы, — пошумите погромче, дымовую шашку запалите, взорвете что-нибудь... Абдулло не дурак потерять миллион баксов — бросится со всей сворой за вами. Но без альпинистской подготовки они о хребет зубы обломают. А тем временем мы под шумок вырвемся из ущелья.

Все, о чем говорят Сарматов с Савеловым, прекрасно слышит Силин, лежащий за камнем с другой стороны. Он ловит каждое сказанное слово, и на лице его отражаются попеременно то любопытство, то брезгливость.

— А если Абдулло не бросится вслед за нами, а вызовет пакистанские вертушки и они нас на белом снегу прикончат, как в тире?.. — доносится до Силина голос Савелова.

— Бросится! — раздается голос Сарматова. — Я этого шакала давно знаю. У него есть одна большая проблема — делиться не умеет... А пакистанские летуны не идиоты, чтобы входить в зону действия нашей южной ПВО... Для страховки на перевале сразу выходите в эфир и орите открытым текстом: мол, идем с ценным заморским грузом и просим погранцов встретить нас хлебом-солью.

— Когда нам уходить? — спрашивает Савелов.

Силин даже чуточку приподнимается, чтобы разобрать приглушенный голос...

— Утром, когда туман плотнее ляжет. Готовьте страховочные фалы, крючья, отоспитесь про запас. А я пока донесение командованию сочиню, как выберешься из этой передряги, передашь, — говорит Сарматов.

— Как скажешь, командир, — отвечает Савелов, без особого, однако, энтузиазма.

— Возьмете с собой Силина. Сломался Сашка Громыхала, жалко, но придется списывать... Который год без передышки — металл и тот от усталости рассыпается!

— Тогда вместо Силина возьми у меня Шальнова, — предлагает Савелов.

Сарматов отрицательно качает головой:

— Нельзя, у Шальнова двойня родилась. Не хочу его подставлять. Все же, как ни крути, у вас выбраться шансов больше. Справимся мы с полковником и втроем!

Сарматов и Савелов уходят в пещеру. Силин угрюмо смотрит им вслед, под его скулами ходят желваки. Еле сдерживая рвущийся из груди крик, он с ненавистью смотрит на скрюченные пальцы своих рук и вдруг со всей силы ударяет рукой о камень.