Русский Рэмбо для бизнес-леди, стр. 109

Мирослав проснулся в то утро в холодном поту. Он заглянул за перегородку, за которой метался у теплого бока русской печи стонущий во сне Алексеев, потом попил смородинового отвару и сел на краю постели.

Дотронулась до его мокрой спины проснувшаяся супруга:

– Уж не хворость ли к тебе подобралась, Мирослав?

– Сон мой проклятый опять вязался ко мне.

– Чай страшный сон – рубаху хоть отжимай?

– Страшный… И опять самый конец не досмотрел, проснулся.

Перекрестив жену и закрыв глаза, Мирослав стал пересказывать ей свой сон:

– Будто бы в стародавние времена татаро-монгольских набегов построил я свою Златоглавую. А татаровья все лезут и лезут, в каждый набег разор ей великий творят. А в один-то из набегов… Из своих Каин выискался и провел врагов к Златоглавой тропами лесными, тайными.

К ночи враги совсем близко подобрались к Златоглавой, пустили тучей стрелы огненные, и огонь-полыхалище объял красавицу мою. И обратился я к господу за помощью… Горели уже золотые купола, а помощи от господа все не было и не было мне. Видно, в те времена грешник я был великий…

Вплотную уже подступили поганые, – стараясь не смотреть на попадью, продолжал Мирослав. – Уже перед папертью крутятся на лохматых лошадях, вот-вот ворвутся в храм божий, и силы уже покидают меня. А тут вдруг земля задрожала, и небо будто разверзлось. Откуда ни возьмись двое ратников на конях белых и один ратник – на коне черном… Латы и кольчуги на ратниках огонь отражают, на шеломах золотых бунчуки из конского волоса по ветру вьются.

У одного – шрам страшный по разбойному его лику, другой вроде болезный, но духом силен. А тот, что на вороном коне, – борода в проседи, а в глазах мука неизбывная, прямо волчья какая-то мука…

Кричу им: "От кого вы мне посланы?.." А они в ответ: "Воители мы славянские, с полей кровавых сербских на Русь путь держим и тебя, Мирослав преподобный, в беде не оставим". Кричу: "Владыко ли небесный вас послал или князь тьмы окаянный?"

Двое-то отвечают: владыко, мол, небесный, а третий, что на черном коне, молчит.

По его почину бросились они все трое на поганых.

Мечами харалужными сечь их стали, гнать от храма божьего. В разгар сечи оглянулся я и вижу: огонь-полыхалище внутрь храма дорогу уже проторил, вот-вот к ликам святым подберется. Бросился в храм иконы спасать, а за мной тот, что телом слаб, но силен духом…

– Господи, Мирослав, ты ж того описал, который по осени у нас гостил, и того, со шрамом по лику, с которым он в наш дом с собакой страшной приезжал! – воскликнула в изумлении матушка.

– Они, как есть, – кивнул Мирослав. – А тот, что за мной в горящий храм поспешил, стал быть, болезный наш послушник Олександр. Сон этот в первый раз еще летом ко мне явился. Но за делами мирскими забыл я его вскорости. А по осени, когда их троих на перроне одесском увидел, подумал, что пора мне, матушка, от наваждения дьявольского в московскую Кащенку проситься.

– Так лики-то спас ты с болезным нашим?

– Не помню я… Каждый раз дохожу до этого места и просыпаюсь .

– Ох, не к добру твой сон, Мирослав! – воскликнула Марья Тимофеевна, инстинктивно живот руками оградив – Поберег бы ты себя, родненький…

– Да что мне сделается? – отмахнулся Мирослав и прислушался к стонам Алексеева за перегородкой – А Олександра-войника в больницу ноне свезу в Калугу, а то не ровен час до весны не доживет, – добавил он.

– Дело божеское, свези, Мирослав, а я вам в дорожку пирогов напеку, – перекрестилась матушка и принялась заводить тесто в дежке.

К бывшему зданию райкома КПСС, а ныне резиденции администрации подъехал на своем "мерее" юный заместитель главы администрации. Снаружи по промерзшей улице гуляла поземка, а в машине уютно, тепло, из колонок льется музыка "Роллинг-стоунз".

Юный зам закрыл глаза и сладко потянулся на сиденье.

В окно машины постучал высокий мужчина в облезлом китайском пуховике.

– На улице прием народонаселения не веду! – раздраженно распахнул дверь юный зам.

– Я нэ народонасэлэния, Лэонид Гхригорович – бесцеремонно опустившись на сиденье рядом с ним, жестко отрезал мужчина с западноукраинским выговором. – Опять синоптики набрэхалы с погодой? – спросил он.

Юный зам вздрогнул и, оглянувшись по сторонам, будто в машине кто-то мог его услышать, пробормотал.

– У природы не бывает плохой погоды – бывает плохая одежда…

– Правильно. – кивнул мужчина, кинув на юного зама насмешливый взгляд жестких карих глаз. – Чуешь пароль, нэ обевъязково зыркать по сторонам.

– Пройдемте в мой кабинет, простите, не знаю, как вас звать? – покраснев, заторопился юный зам.

Мужчина покачал головой.

– Гнат меня клычуть, Лэонид Гхригорович, – сказал он. – А разговор у нас будэ короткий. Приказ з Центру передам, и у разни стороны, як тараканы – Какой приказ? – почувствовав под ребрами неприятный холодок, спросил юный зам.

– От Центру "Феникс", який устроил тоби у собственность мясокомбинат та цемэнтный завод, чув про цэ? – насмешливо спросил Гнат.

– Чув, – кивнул юный зам. – Я так, для проверки.

Разговор и в самом деле занял не более пяти минут.

Перед тем как покинуть уютный салон "Мерседеса", Гнат протянул юному заму пластиковый пакет.

– Тут десять кускив "зелени" и югославски машинки. Робыть треба сегодни ночью, и тильки имы, потим залишыть их на мисци, вразумив приказ, Лэонид Гхригорович?

– Вразумив, – хмуро кивнул тот и с мольбой посмофел на украинца:

– А может, вы сами, а?.. Сверху столько же кину, а?

– Ни, ни! – покачал головой Гнат. – Цэ справа – москальска. Моя праця у Львови.

Взглянув на съежившегося юного зама, он скривил в злой усмешке губы и бросил:

– Очко грае – наймы блатнююв. Тэбэ предупрэждалы: "Феникс", вин нэ говеннэ "Славянскэ братство". Сегодня ночью, вразумив, Лэонид Гхригорович, або в Центре нэ поймуть тэбэ.

– Да, да, я усек! – поспешно закивал юный зам.

В своем кабинете он сразу бросился к телефону и набрал по кодовой связи Тамбов.

– Гундосый, это я. Ленчик.. Дело есть этой ночью… Да, да, о чем ты, френд?! "Зеленью", без базара, конечно. Да, и прихвати с собой какого-нибудь "быка" понадежней, – торопливым шепотом сказал он в трубку.