Ночи Калигулы. Падение в бездну, стр. 50

«Хочу рыжую, — тоскливо подумал Гай. — Закрою глаза, спрячу лицо в рыжих волосах незнакомой женщины и хоть ненадолго забуду о том, что Друзилла мертва!»

* * *

При выходе из дворца Калигула и Агриппа столкнулись с Кассием Хереей.

— Цезарь! — остановившись перед императором, преторианский трибун громко топнул ногой. — Назови пароль на сегодняшний день!

Гай презрительно оглядел Херею. Трибун некстати напомнил ему о долге перед империей. Не бегать по лупанарам, а управлять страной обязан император! Заседать в Сенате, составлять указы, читать донесения от наместников провинций… «Неужели ради такой скучной жизни я ускорил смерть Тиберия?» — капризно скривился Калигула.

— Пароль?! — высокомерно произнёс он вслух, разглядывая короткопалые руки Хереи. — Старая баба! — злобно рассмеялся Гай.

Обветренное лицо Кассия Хереи удивлённо вытянулось. Император, подхватив под руку Агриппу, убежал вприпрыжку. Его хриплый смех все ещё звенел в ушах трибуна.

— «Старая баба?!» — едва слышно пробурчал он. — Преторианцы засмеют меня, когда я сообщу им этот пароль!

Обескураженно потряхивая кудрявой, наполовину седой головой, Херея двинулся по галерее. Обходя посты, он сообщал солдатам пароль. И спиною чувствовал скрытые насмешливые улыбки, которыми обменивались преторианцы.

«Уж не издевается ли надо мной Гай Цезарь?! — заподозрил наконец Херея. — Центурионы других когорт просят у него пароль и получают обыкновенные слова: „орёл“, „Юпитер“ или „пламя“ — в зависимости от того, на что упадёт в тот момент взгляд императора. Когда приходит моя очередь, паролем назначается „Венера“ или „женщина“! Или ещё хуже — „старая баба“!

Обойдя все посты, Херея едва сдерживал возмущение. Он не знал, на кого сердиться: на императора, давшего ему глупый пароль? Или на преторианцев, смеявшихся, выслушивая его?

Высушенное ветрами лицо немолодого солдата покраснело от негодования. Выйдя в сад, Херея умылся водою из пруда. Распугав дорогих оранжевых рыбок, он набрал воду в медный шлем и вылил себе на голову. Прозрачные струйки скользнули под красную тунику, заставив трибуна поёжиться от осеннего холода.

«Император издевается! — немного успокоившись, решил Херея. — Но мой долг — служить ему!»

* * *

Калигула не знал, что делать: оплакивать Друзиллу или радоваться её вознесению на небеса.

Он велел возвести храм в её честь. Долго перебирал имена женских божеств, выбирая подходящее для сестры. Но ни одно имя, по мнению Калигулы, не отражало истинную сущность Друзиллы.

Гай бродил ночами по тёмным залам и садовым переходам, вполголоса повторяя имена: Диана, Венера… Ни одна из этих богинь не могла сравняться с Друзиллой!

Наконец он придумал имя Пантея — Всебогиня. Имя говорило само за себя. Гай мечтал о том, что Пантея-Друзилла вытеснит остальных богинь. Многолюдная империя будет поклоняться только ей. Сам Калигула вскоре займёт место рядом с любимой сестрой под именем Юпитера Латинского.

Охваченный лихорадкой нетерпения, Гай ежедневно посещал будущий храм. Наблюдал за строительством. Любовался на статуи, которые ремесленники старательно вырезали из мрамора. Продумывал порядок, по которому жрецы будут совершать положенные жертвоприношения.

Быков, баранов и козлов Калигула исключил из списка жертвенных животных для новой богини. Деревенский скот недостоин такой великой чести. В жертву Пантее-Друзилле будут приноситься павлины, фазаны, цесарки и фламинго. Двадцать жрецов и жриц из лучших семейств Рима заплатят немалый денежный взнос за высокую честь прислуживать в храме.

Дни заполнились хлопотами о Друзилле-богине. Ночами Гаю остро недоставало Друзиллы-женщины. Безысходная тоска заставляла Калигулу вскакивать с постели и биться лбом о пол. Боль приводила его в себя. Он с ужасом понимал, что сходит с ума.

Спасаясь от безумия, Калигула покидал Палатинский дворец. Бродил по лупанарам, ища минутного забвения с дешёвыми потаскухами. Переодевшись, нападал с преторианцами на одиноких прохожих и грабил их. Проводил ночи в тавернах, играя в кости с подвыпившими легионерами. Радостно кричал: «Венера!», когда стёртые кубики, подброшенные в воздух, ложились выигрышным числом. Хрипло ругался: «Собака!», когда кости показывали единицы.

В такие ночи Гай почти не вспоминал о Друзилле. Но когда засыпали случайные собутыльники, когда шлюхи прятали полученные деньги и убегали, Гай снова тосковал.

LI

Ночь была тихой и необыкновенно спокойной. До полнолуния оставалось три дня. Луна напоминала бледно-жёлтый овал.

Не отводя глаз от луны, Калигула вышел в сад. Опавшие листья мягко скрипели под ногами. Прохлада ночного воздуха напоминала о близости зимы.

«Где моя Друзилла? — думал Гай. — В какую звезду превратилась она?»

Согласно легендам, боги превращали в созвездия смертных, взятых на небо. Калигула выискивал в россыпи звёзд любимую сестру. Вполголоса шептал названия узнанных созвездий. Ни одно из них не напоминало Друзиллу.

— Принесите ложе, — вполголоса велел он.

Преторианцы, тенью ходившие за императором, повиновались. Вытащили в сад ложе, покрытое парчовым одеялом.

— Ставьте здесь! — Калигула указал солдатам на мраморные плиты у фонтана.

Гай с нетерпением наблюдал за преторианцами ставящими ложе на желанное место.

— Теперь уходите, — отрывисто приказал он.

Преторианцы, стараясь не шуметь и не бряцать мечами, отошли подальше. Спрятались в темноте, за стволами деревьев. И оттуда пристально наблюдали за императором, чей покой обязались охранять.

Оставшись один, Гай расслабился. Напряжение, охватывавшее его в присутствии других людей, отступило. Как трудно жить на виду у всех! Тысячи чужих глаз непрерывно следят за императором: что он ест, что пьёт, кому улыбается, в чью постель ложится ночью. Тысячи глоток делятся сплетнями на Форуме. Порою Калигуле казалось, что он выставлен напоказ — обнажённый, как раб на невольничьем рынке.

Он растянулся на ложе, раскинув в стороны руки и ноги. Ночное небо сияло над ним бесконечным множеством звёзд.

— Где ты, Друзилла? — тоскливо проговорил Гай, всматриваясь ввысь.

Слабый шум ветвей напомнил ему о смехе Друзиллы. Луна походила на лицо красивой женщины, освещённое свечой в тёмной опочивальне. Лицо Друзиллы!

У изголовья постели возвышалась мраморная колонна, обвитая вечнозелёным плющом. Калигула приподнялся и сорвал два листка. Снова откинувшись на подушку, он держал листочки в вытянутых руках. Они выделялись темно-зелёными пятнами на фоне бледной луны. Гай прищурился. Сквозь дрожащие ресницы листки плюща выглядели, как зеленые глаза на женском лице.

— Друзилла! — сквозь слезы шепнул Калигула.

Листочки выпали из дрогнувших рук. Луна ослепла, снова стала безликой и холодной.Но Гаю было безразлично. Он успел разглядеть в ночном светиле любимую Друзиллу.

— Приди ко мне, любовь моя! — шептал Гай, протягивая руки к луне.

Серебристый свет заливал ложе, скользил по телу Калигулы, прикрытому лишь короткой туникой. Он не замечал ни холода, ни шёпота преторианцев, ни мятущихся огней в тёмных окнах дворца. Он ловил призрачный лунный свет на своём теле. Гаю казалось, что Друзилла обнимает его.

Страстные призывы императора донеслись до преторианцев, спрятавшихся между деревьями.

— Император сошёл с ума! — зачарованно наблюдая за Калигулой, пробормотал центурион Юлий Луп. — Зовёт луну на ложе. Открывает ей объятия…

— Молчи! — Кассий Херея предусмотрительно приложил к губам указательный палец. — Даже если Гай Цезарь безумен — что с того? Безумие посылают боги!

Луп послушно замолчал. Он не мог отвести взгляда от императора, посылающего в ночное небо поцелуи и слова любви. Худые руки Калигулы отливали лунным светом. Жилы на мускулах перепутались голубоватой сетью. На лице отразилась сладкая мука, словно он переживал заключительные мгновения телесной любви. Отталкивающее и, одновременно, завораживающее зрелище!