Ночи Калигулы. Падение в бездну, стр. 4
Калигула искоса взглянул на Макрона. И впрямь: что делать с наложниками Тиберия, оставшимися без присмотра? Они по-прежнему жили на зачарованном острове наслаждений — Капри. Может, сесть на трирему и поплыть на порочную виллу?! Отдаться томным, пьянящим наслаждениям, подобно покойному Тиберию?! «Нет! — вовремя опомнился он. — Иначе и меня возненавидят!»
— Утопить негодяев в море! — хмуро заявил он.
Макрон опешил:
— Ты шутишь?
— Как ты смеешь так разговаривать со мной?! — взорвался Калигула. — Не спрашивая позволения, всунул свою мерзкую рожу в носилки! Лезешь с назойливыми вопросами, советами!.. Или ты забыл, что я — император?! Помнишь, что случилось с Сеяном, когда он стал позволять себе лишнее? — угрожающе прищурился он. — Убирайся в конец колонны, следить за преторианцами!
«Глупый сопляк! — оскорблённо размышлял Макрон, остановившись на обочине дороги и пропуская вперёд когорту преторианцев. — Неужели он позабыл, кому обязан императорским венцом?! Я ему напомню…»
V
Городок Байи, лежащий близ Неаполя, издревле славился лечебными источниками. Ещё во времена республики богатые патриции проводили дни в местных купальнях, замачивая ревматичные поясницы и подагрические ноги. Позже император Октавиан Август построил здесь виллу для любимой супруги, Ливии.
Калигула наслаждался покоем в мраморной ванне. Тёплая целебная вода переливалась радужными пузырьками. За распахнутым окном виллы Ливии колыхались ветви кипарисов.
Выбравшись из ванны, Калигула подошёл к окну. Чёрный раб растирал его тело сухой простыней. За окном синел Неаполитанский залив, сливаясь на горизонте с голубизною неба. Белели паруса рыбацких лодок и мраморные колонны соседних вилл. Сквозь солёную морскую дымку Гай различил неясные очертания портового городка Путеолы.
«Тиберий сказал, что я стану императором, только когда проскачу на коне отсюда до Путеол! — усмехаясь уголком тонкого рта, вспомнил он. — Хорошо, я проскачу!»
— Немедленно позови Макрона! — велел Гай рабу.
Макрон явился немедленно. Склонил голову перед императором:
— Что прикажешь, цезарь? — голос префекта звучал учтиво, ничем не выдавая недавней обиды.
— Я хочу построить мост между Байями и Путеолами, — нетерпеливо заявил Калигула.
— Зачем? — удивился Макрон. — Туда можно добраться по суше. Нужно только сделать круг через Неаполь…
— Я тебя не спрашиваю, а приказываю: сделай мост! — прервал его император.
Макрон в задумчивости потёр лоб ладонью. Что это взбрело в голову Гаю Цезарю? За долгие годы службы при Тиберии, сорокалетний солдат насмотрелся всякого. Но одно мог сказать с убеждением: Тиберий имел свои странности, зато его распоряжения всегда были разумны! Ему бы и в голову не пришло строить мост через залив! Да и как его построить?!
Префект претория вышел во двор. Полдюжины преторианцев, спрятавшись в тени высокого кустарника, играли в кости.
— Эй вы, бездельники! — перекрывая возбуждённый говор солдат, крикнул он. — Кто придумает, как построить мост между Байями и Путеолами — озолочу!
— Можно поставить лодки одна около другой и присыпать их толстым слоем земли, — подняв голову, отозвался один преторианец. — Так наши легионы переходили реки в Германии.
— А ведь верно! — одобрительно хмыкнул Макрон. — На, держи!
Он небрежно швырнул преторианцу золотую монету. Одну единственную. Озолотил.
Торговые суда ежедневно проплывали мимо Неаполя дюжинами. Везли в Рим пшеницу из Египта. Путь им преграждали быстроходные биремы. Преторианцы, стоя на палубах, громко кричали мореходам:
— Плывите в Неаполь! Приказ императора Гая!
И в подтверждение размахивали папирусными свитками, на которых Калигула небрежно начертал своё имя.
А в Неаполе хозяев кораблей ждал ещё более нелепый приказ: ссыпать пшеницу в ямы, выйти в море и стать на якоре рядом с другими опустошёнными судами. Тридцати дней оказалось достаточно, чтобы протянуть вереницу кораблей почти на двадцать стадиев, между Байями и Путеолами. Преторианцы утрамбовывали землю, насыпанную на суда, соприкасавшиеся бортами.
Между маленькими городками, расположенными по обе стороны Неаполитанского залива, появился плавучий мост. Зеваки всех сословий собирались толпами и, тыча пальцами, дивились на него, словно на восьмое чудо света. Судовладельцы подсчитывали убытки, вспоминая о гниющей в яме пшенице. А в Риме началась нехватка хлеба…
Зато Гай Цезарь по-детски радовался предстоящей забаве. В назначенный день он вырядился в короткую белую тунику, вышитую золотыми нитями. Накинул на плечи новую блестящую пурпурную мантию. Макрон подвёл к императору белого жеребца по кличке Инцитат. Калигула впрыгнул в седло; всунул в стремена ноги, обутые в калиги.
Двенадцать ликторов бежали перед императором по улице, ведущей к пристани. Конь под Калигулой грациозно переставлял тонкие ноги. Император обращал к восторженной толпе горделивое лицо. Женщины, мужчины, праздничные одеяния и цветы слились в неопределённо-яркое пятно. «Как меня все любят!» — думал он. И ошибался. Всеобщий восторг был вызван не любовью народа, а невыразимым облегчением, охватившим империю после смерти жестокого Тиберия.
Гай подскакал к плавучему мосту. Ликторы предусмотрительно отбежали в сторону, освобождая императору дорогу. На утрамбованную землю Калигула взошёл один. Преторианцы остались на пристани, оцепив проход, чтобы толпа не повалила следом за цезарем.
Лёгкая зыбь колыхала корабли. Порою Калигуле казалось, что ненадёжный плавучий мост уходит из-под копыт Инцитата. И тогда сердце испуганно замирало. Но все же Гай не останавливал коня, не спешивался. Скакал по колеблющейся почве между зеленовато-синими волнами. Солёные брызги освежали его лицо. Квириты, затаив дыхание, с берега наблюдали за императором. На лазурном фоне залива выделялись солнечно-белым пятном конь и всадник. Красиво полоскалась на ветру длинная пурпурная мантия. Яркое, неповторимое видение нового царствования!
Гай Цезарь Калигула проскакал на коне до Путеоланского мола. Назло покойному Тиберию!
Назад он вернулся на следующий день. Уже не на лошади, а в колеснице, в которую была впряжена пара гнедых породистых коней. Калигула правил сам, натягивая вожжи худощавой рукой, покрытой золотистыми волосками. Рыжие волосы прикрывал пышный венок из дубовых листьев. Такой венок обычно служит наградой героям, спасшим отечество. Его торжественно вручает Сенат. Никто не мог припомнить торжественную церемонию, на которой венок получил Гай Цезарь. Похоже, молодой император решил наградить сам себя.
За колесницей торжественно следовал отряд преторианцев. Солдаты предусмотрительно шли вразнобой, чтобы мост, поспешно сложенный из торговых кораблей, не колыхался. Едва императорская колесница достигла берега, как толпа народа захлестнула мост. Радуясь и беснуясь, плебеи бежали по земляной насыпи. И гордились тем, что их грубые сандалии касаются дороги, по которой только что проехал император. В давке толкали друг друга локтями, наступали на ноги, спотыкались и вновь поднимались. Некоторые, потеряв равновесие, падали в воду залива. И хватались ладонями за края корабельных бортов, пытаясь выбраться. А бегущие небрежно, не замечая, наступали им на дрожащие ослабевшие руки. Десятки простолюдинов потонули в тот знаменательный день. Смерть их осталась незамеченной — столь велико было всенародное ликование.
Когда императору Гаю донесли о случившемся, он скорчил изумлённую рожу и захохотал.
— Отдали жизнь за цезаря! — весело воскликнул он. — Надеюсь, боги останутся довольны их жертвой!
Макрон равнодушно усмехнулся. Никто из утонувших не принадлежал к высшим сословиям. А участь простолюдинов не тревожила его.
— Скажи, сколько денег осталось после Тиберия в казне? — рассматривая перстень с орлом, спросил Калигула.