Жиган и бывший мент, стр. 29

Кузин посмотрел на него недоверчиво.

– Этого просто не может быть, – сказал Виктор Пантелеймонович убежденно.

– Но это действительно так! – воскликнул Макеев, чувствуя себя полным идиотом, который не понимает, зачем он вообще начал этот разговор. – У меня пропал друг. У него в кармане я обнаружил это письмо или справку, называйте как вам угодно. Я думал, вам известно о нем хоть что-то, но вы уже сказали, что его не знаете. Впрочем, можете взглянуть на фотографию, может быть, он известен под другим именем? Посмотрите внимательно.

Кузин взял в руки паспорт Константина на имя Александра Гвоздева, открыл фотографию и долго в нее всматривался. Потом покачал головой.

– Нет, этого господина я не видел, это абсолютно точно, – сказал он. – Но справку обо мне, именно эту справку, мог дать только сам Генрих Львович или какой-нибудь человек, очень близкий к нему. Но я все же не понимаю, зачем вы ко мне пришли?

– Могу вас заверить, что я ровно ничего не знаю о Генрихе Львовиче Воловике, – сказал Макеев. – Разве что только то, что писали о нем газеты. Я разыскиваю совсем другого человека. Не скрою, что я надеялся на большее, но тем не менее вы мне очень помогли. За это я вам благодарен. А теперь разрешите откланяться.

– Вы же еще не выпили кофе, – показал на его чашку Кузин.

– Простите, но я вообще не пью кофе, – твердо сказал Макеев.

Кузин даже рот раскрыл.

Не дожидаясь, пока Кузин придет в себя и начнет задавать ему вопросы, Макеев поспешил к входной двери.

– Если вдруг вспомните хоть что-то о Панфилове Константине, – сказал Макеев выглянувшему в коридор из кухни Кузину, – звоните обязательно, вот номер моего сотового телефона.

На пороге двери он еще на пару секунд задержался и сказал:

– Так, говорите, Генрих Львович? Любопытный расклад получается – и непонятный пока, – вздохнул Макеев. – Но и на том спасибо.

И вышел из квартиры.

Он спешил, потому что вспомнил: одной из наиболее популярных тем, обнаруженных им в тех самых газетах, было исчезновение Генриха Львовича Воловика.

Два независимых друг от друга факта говорили об одном и том же. Этого было достаточно для того, чтобы принять в качестве рабочей версии идею о том, что исчезновение Константина как-то связано с именем пропавшего банкира Генриха Львовича Воловика.

Глава 14

За несколько дней общения с Денисом Владислав Воловик понял гораздо больше, чем за все время, которое он считал своей осознанной жизнью. Может быть, произошло это только потому, что теперь за его спиной не было папы, способного решить любую проблему и договориться с любым человеком. Он всегда считал, что люди пресмыкаются перед его отцом и стараются ему угодить только потому, что у него чертова уйма денег.

Не перед Генрихом Львовичем лебезят все его помощники и бизнесменчики средней руки, перед его деньгами. Славик с детства считал это в порядке вещей и на себя автоматически распространял отношение людей к своему отцу. Раз он прямой и единственный наследник этих денег, то и перед ним все должны заискивать и гнуть спины. И всегда очень злился, когда этого не происходило.

Его всегда удивляло, когда человек, только что заискивающе смотревший в глаза Генриху Львовичу, искавший его благосклонного взгляда, вдруг окатывал холодным презрением его, Владислава, спешащего к отцу за очередной порцией денег на карманные расходы. Ему казалось, что его просто не узнают, не догадываются, что он носит фамилию Воловик, что он сын того самого человека, от которого во многом зависит их судьба.

И Владислав часто устраивал скандалы, пытаясь требовать для себя того же, что люди давали его отцу: уважения, за которым чаще всего проглядывало самое натуральное подобострастие.

Но к нему чаще всего относились с презрением, истоки которого он понять не мог. Что он сделал всем этим людям, которые работают на его отца, зарабатывают деньги для него и для его семьи, в том числе и для Славика? Абсолютно ничего. Многих из них он даже не знал по имени и видел всего пару раз. Почему не уважают его – наследника состояния своего отца?

Денис спутал все его представления о том, как достигается уважение. Кем был этот странный мужчина, несмотря на свои немолодые уже годы, все еще похожий на юношу? Обычный бандит, каких немало в Москве, рядовой сутенер, не имеющий ни большого капитала, ни большого влияния в криминальных кругах.

Скорее всего он вообще не имел никакого влияния в этих самых кругах, держа в подчинении лишь нескольких мелких «шестерок» из своей группы. Наверняка он даже не пытался претендовать на расширение своей зоны, в которой работали его «курочки», довольствуясь тем, что у него есть. Если сравнивать удельный вес, денежный разумеется, которым обладал этот Денис, и который получит Славик, когда доберется наконец до отцовского наследства, то это все равно что железо и пух, просто не может быть никакого сопоставления между ними.

Так почему же так странно распределились между ними роли, почему так непонятно выстроились отношения? Почему этот дешевый Денис позволяет себе орать на Владислава Воловика, который вскоре станет обладателем одного из самых крупных российских капиталов? Разве он не понимает своей ничтожности по сравнению со Славиком? Должен понимать. Но почему-то это понимание не добавляет этому ничтожеству уважения к Славику.

Если бы дело было только в том, как Денис относится к нему, Славик смог бы еще это пережить без особых переживаний – назвал бы про себя Дениса идиотом и на этом успокоился бы. Но гораздо больше его беспокоило свое отношение к Денису.

Как ни странно, но он уважал этого человека, которого уважать было совершенно не за что. Это было обидно, и еще обидней становилось от того, что Славик начал догадываться, почему так происходит. Все дело в характере, в способности человека «ставить» себя в отношениях с другими людьми. К своему стыду и разочарованию, Славик вынужден был признаться самому себе, что у него эта способность полностью атрофирована.

Он не привык бороться за свое лидерство, он привык его просто требовать, как положенное ему от рождения. Судьба так распорядилась, что он родился в семье банкира, родился именно он, а не кто-нибудь другой. Судьба сразу, ни с кем не советуясь, поставила его выше всех остальных, и тот, кто не хочет этого признавать, идет против нее, против самого устройства жизни. Так думал Славик все свое детство и всю юность.

И лишь теперь, оставшись без отца и столкнувшись с жизнью самостоятельно, он начал понимать, что иметь право получить деньги – это еще не значит их получить. И точно так же, иметь право на уважение других людей – еще не значит действительно пользоваться их уважением. Отца уважали не за его деньги, а за то, что он сумел эти деньги сделать, сколотить свое состояние и умел его удержать в руках, не растратить и не дать никому вырвать его, а желающих наверняка было очень много.

Генриха Львовича уважали за то, что он был тем, кем он был, а не за его социальный статус, которого он никогда бы не добился, имей другой характер.

Владислав чувствовал, что попал в какую-то зависимость от Дениса, и не может освободиться от нее по своей воле. Вроде бы ничто не мешает ему просто послать к конкретной матери этого бандита и отказаться от его услуг.

Он несколько раз решался окончательно порвать с Денисом и даже пытался ему сказать об этом. Но стоило ему открыть рот, как слова застревали у него во рту и наружу вырывался лишь невнятный лепет.

Временами он заводился настолько, что буквально просто терпеть больше не мог положения, в которое попал. Он готов был убить Дениса, поскольку отдавал себе отчет, что никак иначе избавиться от него уже не сможет. Тот впился в него мертвой бульдожьей хваткой и не собирался разжимать свои цепкие челюсти.

Честно сказать, и тридцати процентов от своего наследства Владиславу было очень жалко. Зачем отдавать их в чужие руки, если Владислав и сам найдет достойное применение этим деньгам. По крайней мере, он был полностью уверен в том, что знает, как с умом распорядиться огромным отцовским состоянием.