Сказание о граде Ново-Китеже, стр. 72

– Собрался в мир? К тебе в Одессу?

– Я ему покажу такую Одессу! – блеснул глазами мичман. – А в мир он собрался. Хитрый попище рассудил так, что не с руки ему таскаться по тайге вслед за Нимфодорой. В тайге кабаков нет. И спустит она с него семь шкур за то, что костерил он старицу. Выкрал карту и помчался на пепелище Ново-Китежа. Отсюда думал начать искать ходы через Прорву и нарвался на меня. И снова вывернулся как 'намыленный! За такой дорогой подарок простил я ему все его фокусы, всю поповскую подлость. И двинули мы втроем на Русь – я, Савва и Юрята. Радовался малец, что снова Сережу увидит. Не дошел, бедный. Дорога через Прорву тяжелая, обессилел мой хлопчик, расхворался. Я его последние два дня на руках нес, на моих руках он и помер. Выбрал я сухое место и похоронил ребячьего атамана. Перед смертью дал он мне Сережин подарок. Вот он, – вытащил мичман из кармана чудо-нож. – Просил Сереже отдать. Надо обязательно сделать, как просил покойный.

– Сделаем.

– Шесть дней шли мы с Саввой по Прорве. У меня лапти были, – стрельцы, помните, отняли мои ботинки. Развалились лапти, пальцы торчат, распухли, почернели, в крови запеклись. А все же вышли…

– Стоп, мичман! Чтобы с Саввой кончить, скажи: где он сейчас? Жив? Не знаешь?

– Как не знать? Имею сведения, что поп Савва в Чите обосновался. Живет припеваючи. Не в церкви служит, нет! Бросил он эту канитель. В забегаловке он орудует, по сто граммов наливает, кильку на закуску дает. Мечтал он поближе к кабаку устроиться, вот и приспособился, свечкодуй чертов. Нам с ним, рабам божьим, конечно, не поверили, когда мы о Ново-Китеже говорили. «Сказки, мол, рассказываете, друзья-товарищи. Давайте лучше начистоту: кто такие да откуда взялись».

– Трудно, мичман, нам поверить. И вправду на сказку похоже.

– Ну, а потом все же разобрались, поверили.

– Потому поверили, что из Читы самолеты на Ново-Китеж выслали. Виктор Дмитриевич это дело организовал. Не сразу, правда, время-то военное было.

– А что там самолеты увидели? Выжженную на много километров тайгу? И с земли им никто сигнала не подал.

– Так и было, мичман. Теперь там, поди, новая, молодая тайга поднялась. А не быть тому месту пусту, как Нимфодора хотела. Скоро вышлют туда комплексную экспедицию, а годика через два-три там платиновые прииски Зашумят. И сбылось мое предположение, Федор Тарасович! Земля ново-китежская, то самое подозрительное место, та болотная страна, о которой я говорил. «Белое пятно»! Скоро сотрут его с карты.

Птуха щелчком в козырек сбил мичманку на затылок.

– Полный порядок! Значит, недаром мы вломились в древнюю историю и разведали землю ново-китежскую! Л как вы тогда добрались, товарищ генерал? Взлетел все же Виктор Дмитриевич с пятачка!

– Артист, акробат воздушный! И долетел благополучно. Оба, конечно, сразу на фронт. Много за это время, Федор Тарасович, воды утекло. Брал Кенигсберг. Дошел до Эльбы. Два раза в окружение попадал. А когда началась война с Японией, перебросили меня – на Дальневосточный, к маршалу Мерецкову. Посчастливилось участвовать мне в разгроме харбинского змеиного гнезда и Харбинский колдуновский конный полк. на распыл пустить. А ты, Федор Тарасович, по медалям вижу; тоже воевал?

– Какое там! До настоящей войны так и не дорвался. На флоте минным складом заведовал. А про Виктора Дмитриевича вам известно что-нибудь?

– А как же! Полковник теперь Виктор Дмитриевич. В Польше он сейчас. И Сережа с ним.

– А Женька жив? С высшим образованием собачка!

– Жив обман-пинчер. Он тоже в Польше с Сережей.

– Много раз пытался я и с вами, и с Виктором Дмитриевичем связаться. И через адресный стол, и через Красный Крест искал. Не нашел. Война! Вся жизнь вверх тормашками!

– А мы тебя, думаешь, не искали?

– Как же мы теперь с товарищем Косаговским будем?

Генерал ответил сумрачным взглядом.

– Ты про Анфису?

– Да. Он, наверное, надежду еще имеет.

– Напишу я ему. Напишу все, что ты мне рассказал. И нож Юряткин Сереже отправим.

Генерал и Птуха помолчали, глядя мрачно в землю. Потом мичман спросил горько:

– Что напишете? Что надежды никакой нет? Э70 же кошмар!

– Ая считаю, что надежда есть. Может быть, тень надежды, но все же есть!

– Об чем речь? – вскочил Птуха. – О какой надежде вы говорите? Мне просто смешно. На гибель увела народ безумная старуха. В болоте утонули или с голода в тайге умерли.

3

– Сядь, не прыгай, – сердито сказал генерал.

Птуха сел на ровик, но отмахнулся безнадежно.

– И руками не маши раньше времени. На, читай! – Генерал вытащил из внутреннего кармана кителя аккуратно сложенную газету и протянул ее мичману: – Читай, читай!

Птуха развернул газету. Бросился в глаза заголовок, подчеркнутый красным карандашом.

«ЛЮДИ XVII ВЕКА В СИБИРИ (От собственного корреспондента)

Много еще диковин в Сибири…

В текущем году, летом, к катеру сплавной конторы, крейсировавшему по Витиму, вышел из тайги старик, одетый в какую-то домотканую хламину, и, пользуясь остановкой катера, подал работнику конторы Ильинскому прощение. Оно было написано на бересте церковнославянскими буквами и начиналось с несуществующего титула: «Великих речных вод обладателю…» В прошении рассказывалось, что в глубине тайги живут отрезанные от всего остального мира православные люди, не известные властям, страдающие от голода и холода, и им надо помочь. Сам старик тоже говорил на старославянском языке, не мог толком рассказать, где именно живут эти люди, и скоро опять ушел в тайгу. Прошение привезли в областной город, сдали в музей краеведам, а о старике молва пошла, что это сумасшедший…

На этом дело кончилось.

Но вот недавно, нынешней осенью, охотники-промысловики натолкнулись в тайге на неведомых людей, обнаружили 9 поселков и 6 хуторов, о которых до сих пор никто не знал. Добраться до этих поселков чрезвычайно трудно, ибо колесных дорог здесь нет совсем, а есть только глухие таежные тропы, заросшие травами, заваленные буреломом. Население говорит на славянском языке, не имеет ни имен, ни фамилий (вернее, скрывает их), и каждый называет другого «братом». Занимаются они земледелием, охотой и пчеловодством. Уклад жизни старозаветный, граничащий, примерно, с бытом семнадцатого века, между тем здесь имеются советские товары: мануфактура и прочее. Товарообмен производили какие-то спекулянты-скупщики, которые одни знали путь к неведомому району и тайно грабили этот район. Им выгодно было скрывать эти 15 селений. Никакой прямой связи с остальным миром таежные поселки не имели, никакие власти их не тревожили. Только теперь туда отправилась специальная экспедиция, которая зарегистрирует эту таежную «Америку».

Спрошенный нами по этому поводу известный сибирский краевед А. Р. Шнейдер заявил:

«При наших сибирских просторах и оторванности таежных районов от городов и административных центров, да еще при наличии бездорожья и почти непроходимых дебрей, мы еще немало в будущем откроем таких «Америк». Сибирские просторы и дебри представляют для всяких беглецов очень удобную «вотчину», где есть полная возможность скрыться. Поэтому, сколь ни сенсационно открытие девяти поселков и шести хуторов, ничего особенного, неожиданного в этом нет. Наоборот, надо ждать новых подобных открытий, не менее любопытных» [41].

Птуха сложил газету и молча передал ее генералу.

– Что скажешь теперь, Федор Тарасович?

– Похоже! И не похоже! Очень далеко наши друзья на норд вышли. На Витим.

– Высоко на север? – Генерал потрогал завязанное в узелок ухо. – А кто знает где, как и сколько времени они брели? Я думаю, что в газете говорится о новокитежанах. Видишь, опять они дыру в мир ищут. Ходока-старика на реку послали. Газета сообщает, что отправлена уже специальная экспедиция к таежным неведомым людям. А вдруг найдут? – взволнованно вздохнул генерал. – Найдут Анфису, Дарёнку твою найдут, Истому найдут! А?