Сказание о граде Ново-Китеже, стр. 64

– Завязало тебя, попище, калмыцким узлом? – усмехнулся мичман. – Теперь не выпутаешься!

– Звонил поп Савва во всю мочь, а теперь с колокольни прочь! – с холодным презрением сказал Истома. – Теперь вертится, как вор на толчке!

– Погоди, Савва, мы сами не знаем, уйдем ли в мир, – сказал капитан. – И рады бы в рай, да грехи не пускают.

Анфиса, стоявшая с Виктором в стороне, подошла к капитану:

– Мирской, я пришла вам помочь. Никто, ни одна душа не увидит, как вы уйдете из собора. Тайником подземным уйдете. Из собора подныр под землей идет. Таем и уйдете. Батюшка покойный перед боем, перед тем как на коня ему сесть, рассказал мне о подныре. «Чую, – сказал он мне, – что настал недобрый час, смута и разоренье будут, и смертоубийства, и большой пожар в Детинце неминуем. Ты в этот недобрый час и беги этим тайником. В тайгу выйдешь и к лесомыкам уходи, на их выселки».

Капитан, Косаговский и Птуха переглянулись понимающе.

– Нашли мы этот тайник, Анфиса, – сказал капитан. – В подполье собора он начинается…

– А пройти подныром не просто, – перебила его Анфиса. – Развилок там много. Не на ту свернешь – и будешь до последнего своего вздоха под землей бродить.

– Мать богородица, страсти какие! – попятился поп Савва.

– И это знаем. А как же пройти? – спросил Ратных.

– Вот, бери! – протянула ему Анфиса тонкую полированную каменную плитку. – На ней верный путь по тайнику указан.

Капитан поднес плитку к семисвечнику. Он рассчитывал увидеть план подземного хода, а увидел высеченные знаки. Были на плитке крест, круг, подкова, были прямоугольник, стрела, треугольник, косой крест, полумесяц и другие. Они были высечены тремя вертикальными колонками, один значок под другим.

– Знаки эти маячить вам будут в подныре, – объяснила девушка. – Но и обманные знаки там есть. На каждой развилке знаков много, а идти надо на тот знак, который на каменной этой дощечке указан. А коли обратно пойдешь, на обратную сторону дощечки гляди.

– Створные знаки, чтоб я пропал! – воскликнул обрадованно Птуха. – Теперь распутаем подземный фарватер!

– Возьми и это, мирской. – Что-то тихо, мелодично звякнуло, когда Анфиса выпростала руку из-под опашня. На руке ее, ниже локтя, было надето железное кольцо, а на нем висели три больших старинных, винтом, ключа. Девушка сняла кольцо с руки и протянула его капитану. – «Две двери под землю ведут, в подныр, а через третью дверь на свет божий выйдешь», – сказал мне батюшка, когда в последний раз со мной прощался.

– Спасибо, Анфиса, – смущенно сказал капитан, – но только мы те два замка… Сломали мы их! Извините, побезобразничали. А нет ли еще таких ключей у кого-нибудь и дощечки такой же, не знаете, Анфиса?

– Знаю. У старицы есть, а более ни у кого. Батя мне так сказал.

– Нет теперь у старицы ни ключей, ни пластинки со створными знаками, у Колдунова они, у вашего таинственного гостя из верхней горницы. За сладкое винцо и за колоду карт отдала их Нимфодора. – Капитан шагнул к Анфисе и протянул ей руку. – Вы спасли нас, спасибо вам. А вы вернетесь, конечно, в Детинец?

– Мне возврата в Детинец нет. – покачала головой девушка. – Страшно мне в Детинце, будь он трижды пр&клят, гнездо змеиное! Я с вами отсюда уйду и в посады побреду. С народом жить буду.

Косаговский молча обнял Анфису.

– С нами пойдете? Очень хорошо! – ласково посмотрел на девушку капитан. – Идемте, товарищи! До двенадцати ноль-ноль мы далеко уйдем, у таежных охотников на их хуторах будем.

– Митьша, вставай! – затормошил проснувшийся Сережа все еще спящего друга. – Подземным ходом пойдем! Как Том Сойер. Красота! – сиял глазами Сережа.

– Ас тобой, Савва, не знаю, что делать, – посмотрел Ратных на попа. – В мир пойдешь не один ты, все посадские в мир уйдут. Найдем мы дыру!

– Кормилец, когда это еще будет! Сейчас возьми! – упал поп на колени. – Муторно жить в нашем граде богоспасаемом. У нас всех скрозь и подряд бьют и дерут немилосердно. Посадник мужика кнутом отодрал; тот, пришед домой, жену за волосья оттаскал; женка со злости сынишку шлепнула; тот собаку пнул; та на кошку бросилась, а кошка в сердцах мышь на клочья порвала. Вот как живем, родимый! Разве ж это жизнь? В мир без памяти хочу!

– Разрешите доложить, товарищ капитан? – вытянулся по-строевому Птуха. – Нельзя попа в нашу команду брать. Я преподобного свечкодуя насквозь вижу и еще на аршин под ним! Он из семи печей хлеб ест, и нашим и вашим пляшет!

– Слезно тебя молю – не подпускай к себе близко деда. Не подпускай! Предаст, Иуда! – взволнованно сказал Истома.

– Внучек, чаделько, что говоришь? – пополз поп на коленях к внуку, потом пополз к мичману. – Федя, и ты на меня? Погибели моей хотите? Мне одна дорога – в мир, в город Одессу! Шибко хорошо ты о нем рассказывал, Федя.

– Иди ты!.. – гаркнул было мичман, но, оглянувшись на Анфису и мальчиков, сбавил тон. – Да я тебя, божью дудку, с Потемкинской лестницы спущу! Все ее сто девяносто две ступени спиной пересчитаешь!

– Савва! – окликнул попа Ратных.

– Аюшки, Степанушка, дорогой!

– Говори: предашь нас при случае?

– Николи! Крест целую! – искательно заиграл глазами поп. – В миру кабак открою. Дорогими гостями будете, – поклонился он мирским.

– Пустите Дуньку в Европу! – засмеялся Косаговский.

– Ладно, берем, язви тебя! – согласился, улыбнувшись, капитан. – Пивом в ларьке будешь торговать, честной народ на пене обжуливать.

– Смотрите на него! Опять вывернулся, как намыленный! – удивился сердито Птуха.

2

Обе двери, из собора в подполье и из подполья в подныр, имели внутренние железные засовы. Мичман задвинул их и сказал весело:

– Добро! Теперь наш тыл обеспечен. Погони можем не бояться.

– Не будет погони до завтра, до полудня, – откликнулся Косаговский. – Начинается наше подземное плавание!

– Семь футов под килем! – подхватил Птуха. В белом каменном коридоре снова зашевелились тени на стенах. Они крались, передвигались, кидались под ноги, пугая Митьшу. В конце коридора мичман остановился и крикнул:

– Стойте! Кто свечи здесь положил?

В нише, вырубленной в каменной стене, лежали толстые свечи. Фитиль одной из них был обожжен. Ратных понюхал. Пахло гарью.

– Батюшка сказывал мне, что свечи по всему подныру лежат, – объяснила Анфиса. – Не сказал только, когда и кто их положил.

– Недавно положили, – ответил капитан. – Те положили, кто по подныру частенько ходили.

Савва молча сгреб свечи и сунул их в карман подрясника.

– Вот поповская натура! – засмеялся Птуха. – Не может хладнокровно на свечу глядеть – сразу в карман тянет!

Выйдя из коридора в большую пещеру, остановились. Истома поднял подсвечник, осветив три знака над тремя подземными ходами.

– Крест! – взглянув на плитку, крикнул капитан. За большой пещерой снова начался коридор. Он извивался ящерицей, то круто поднимался, то скатывался вниз. И снова были разветвления, и снова капитан кричал передовому Истоме, под какой знак сворачивать.

И снова шли один за другим по подземным коридорам и пещерам. Впереди шел Истома с семисвечником, а последним поп Савва, тоже с зажженной свечой. Сухие и чистые коридоры после очередной развилки сменились мокрыми. Со стен и потолка, покрытых слизью, закапало, под ногами захлюпала грязь, появились лужи.

– Мы сейчас под Светлояром идем, – остановился Косаговский и посмотрел на потолок. – Это его вода сочится. А придет время – прорвется сюда озеро и затопит эти катакомбы. Не боишься, Сережка? – улыбнулся он брату.

А Сережа замирал от страха и восторга. Совсем как у Тома Сойера получается! Только летучих мышей нет, которые так напугали Бекки Тэчер. Что летучих мышеи нет – это, пожалуй, хорошо. Противные! А вот чтобы под озером идти, такого даже у Тома Сойера не было.

И обидно же будет, если Колька с Забайкальской не поверит этим подземным приключениям. А ведь не поверит, скажет: заливаешь, Сережка!