Сказание о граде Ново-Китеже, стр. 43
– Ты о людях говори. Как наши люди жить будут? – перебил его Истома.
– Ха! Мне просто смешно! «Как люди жить будут»! Конечно, хорошо будут жить. Ты, например, будешь рисовать портреты передовиков производства и копии шишкинского бора с медвежатами для нарпитовских точек, а деда твоего на автобазу определим. Будет он бензин воровать, в тайниках прятать, а потом в кабаках на полугар менять.
Он вскочил, услышав шаги. Поднялись Истома и Виктор и уставились тревожными глазами в лицо вошедшего во двор капитана.
– Что решили, товарищ капитан? – подскочил к нему Птуха.
– Решили ждать, – ответил хмуро Ратных.
– Это окончательно?.. Или как? – растерялся мичман и взмолился: – Не тяните из нас клей, товарищ капитан!
– У вас, моряков, есть, мичман, такая команда – поворот все вдруг?
– Есть такая команда. Ну и что?
– А в Ново-Китеже время для такой команды еще не пришло. Народ тогда непобедим, когда единодушен. Когда все вдруг навалимся! Будем ждать, это окончательно.
Птуха тяжко вздохнул, пожал плечами и развел руки.
– Истома, идите к Кудреванке и позовите сюда Сережу. Побыстрее! – сказал капитан. Истома побежал через улицу. Капитан продолжал: – Мы уходим в Кузнецкий посад. Теперь нам остерегаться надо.
Истома вернулся на двор и сказал:
– Нет Сергуньки дома. Они с Митьшей за малиной в тайгу ушли.
– Не вовремя! – недовольно нахмурился капитан.
– С этим чертенком никакого сладу нет! – раздраженно заговорил Косаговский. – Уходит, когда ему вздумается, не спросись, приходит, когда захочет.Охи будет же ему!
– Гляньте, Митыпа Кудреванко сюда пылит! – беспокойно сказал Истома, вглядываясь в конец улицы. – Вон как бежит. Не случилось ли чего?
Митьша, еле различимый в клубах поднятой им пыли, начал кричать издалека:
– Мужики, скорей!.. Перехватывайте!..
2
Ребята вышли на поляну, нагретую солнцем, и сразу обдало их густым малиновым духом. Непролазный малинник был сплошь усыпан ягодами. Начали обирать их, три в рот, одну в кузов, но где-то близко закричали девки, а потом завизжали ужасными голосами. Девки высыпали на полянку с теми же визгом и криками.
– Задери их волк, мокрохвостых! – ругнулся Юрята. – Всю нашу малину оберут… Чего орете, девки? Лешего встренули?
– Хуже! На самого хозяина натакались! – закричали вразнобой девки. – Ох и страшенный, ребятки!
– На медведя? Где?
– Рядышком. Вынес его нечистый! Матерущий!Надыбках идет да как рявкнет!
Рядышком, в гривастых, буйных зарослях дикого хмеля, удушливо, сипло рявкнуло. Девки взвизгнули так, что закололо в ушах, и, побросав кузовки с малиной, кинулись врассыпную. Ребята убежать не успели. Из хмельника выдрался поп Савва. Он рычал и по-медвежьи мотал головой, огребая с лица и шеи облепивших его ос. Глаза его заплыли, лицо вздулось. Видно, он наступил где-то на осиное гнездо.
– Отвяжись, адово племя! – рычал он. – Истинно сказано в пророцех: имя же им легион! Ребятьё, обмашите меня ветками. Осва заела! Младени, спасайте вашего отца духовного!
– Ишо и от освы его спасай! – сказал зло Юрята и крикнул, дразня: – Поп Савва, худая слава!
– Палач дал попу калач! – закричал, издеваясь, Митьша.
– Попа и палача лупцуй сплеча! – заверещал Завид.
Ребята заскакали, запрыгали вокруг попа, высовывали языки, хрюкали, лаяли, кукарекали, блеяли.
– Младени, спасены души, не задерживайте меня! Не мурыжьте! – взмолился поп. – Спешу я.
– В кабак, чай, спешишь? – засмеялся Юрята.
– Грамотку важну несу! – Поп значительно поднял палец. – Под самый золотой верх! Эвон куда!
– Награду, чай, большую получишь? – съязвил Юрята.
– Наградили уж! Как всегда, вином угостили. Они добрые. А вино ихнее – ух! Как богородицына слеза, чистое!
Только теперь ребята заметили, что поп пьян. Юрята снова засмеялся:
– А кто тебе в тайге письмо дал, кто вином поил: леший или шишига лесная?
– Какое письмо? Какое вино? – спохватился вдруг испуганно Савва. – Чего выдумываешь? Уши, стервец, оборву! И разговору у нас такого не было.
Поп пошел, пьяно покачиваясь. А Сережа говорил торопливо Митыпе:
– Беги что есть духу на попов дзор. Скажи нашим, чтобы быстро шли в Рыбачий посад. Надо попа перехватить и письмо у него отобрать. А мы пока его тут задержим. Беги, Митьша!
Митьша надвинул на глаза треух и помчался. Сережа подозвал к себе ребят и, поглядывая на уходившего попа, сказал проникновенно:
– Братья-казаки, на вас вся надежда. Выручайте!
– Не тяни, говори! – нетерпеливо переступил Юрята. – Ну?
– Не пускайте сколько можно попа в город. Кружите его по тайге!
– Аида, ребята! – широко взмахнул Юрята рукой и первый побежал вслед за попом.
– Отец Савва, не ладно идешь! – схватился он за широкий поповский рукав. – Тута медведь прячется.
– А не врешь, ухорез? – остановился поп.
– За враку бог наказывает, – благочестиво ответил Юрята. – На этом самом месте его на нас вынесло. Матерущий! На дыбки встал да ка-ак рявкнет!
Поп пугливо оглядывался и крестился.
– С нами иди. Мы тебе верную дорогу покажем. Ребята, ведите батю!
Долго ребята таскали Савву по чащам, полянам, горушкам. День испортился, закапало, потом приударил звонкий дождь. Холодные его струи отрезвили попа; он начал подозревать неладное, начал упираться, но ребята, ухватившись за рукава и подол подрясника, толкая в спину, тащили попа в новую чащу.
– Брысь, бесенята! – крикнул он неожиданно густо. – Отцам скажу! Портки спущу! Запорю!
– Ладно, пустите его, – сказал Сережа. – Спасибо-преспасибо, ребята!
Сережа один провожал попа до Рыбачьего посада, пока не увидел Птуху, сидевшего на завалинке кружала. Подойдя, шепнул торопливо:
– Письмо несет в Детинец. Передали ему в тайге. А кто передал – не говорит, скрывает. Тут, дядя Федя, определенно какая-то кровавая тайна!
– Об чем речь? Конечно! – серьезно согласился Птуха. – Ты беги домой, доложи капитану обстановку. Быстро! Чтоб дым из трубы!
Сережа убежал, а мичман пошел навстречу попу.
– Кого вижу! Приветик! – весело раскинул он руки. – За такую встречу нужно по лампадочке раздавить, Пошли в таверну «Трех бродяг», вонзим по ковшу и увидим небо в алмазах!
Поп сплюнул:
– Ребяты-бесеняты по тайге затаскали. Рот пересох. Грядем! – махнул он бесшабашно и заорал: – Со страхом божьим и верою приступите!
Мичман обнял попа за плечи и потащил к шумному кабаку.
3
– Идут! – крикнул с крыльца Сережа.
На дворе послышался сердитый голос Птухи и весело-пьяное бормотание попа. Мичман, войдя в избу, снял фуражку, стряхнул с нее дождинки, сказал угрюмо:
– Как баталер, в дугу накачался. И темнит, собака! Один пишет, два в уме держит. Ребятам проболтался, похвастал, а теперь спохватился, пустяки говорит, о главном помалкивает. «Савва – важная птица! Сейчас под золотой верх пойду. Там меня рублем одарят!» Спрашиваю: зачем пойдешь? Не говорит. «Тайна сия велика есть»! – передразнил Федор попа и бешено блеснул белками. – Набью я ему сейчас вывеску, и все великие тайны из него высыпятся!
– Спокойно, мичман! – остановил его капитан. – О письме, значит, ни слова?
– Молчит о письме. Надо обшарить божью дудку. – Птуха гадливо поморщился. – Я бы пошел на эту пакость, да на людях нельзя было.
– Я деда обшарю! – с горячей готовностью сказал Истома. – Отыщу ту грамотку!
Из сеней послышался голос попа. Он пел молитву:
– От юности моея мнози борят мя страсти! – Но молился он на плясовой мотив. Споткнувшись на пороге, поп ввалился в избу и заорал, замолитвовал еще веселее: – Кому повем печаль мою, кого призову ко рыданию!..
– Тоже мне Леонид Утесов! – с брезгливой злостью сказал Птуха. – Ложись спать, босяк, не то за гриву оттаскаю!
Поп плюхнулся на лавку, взревев в последний раз:
– Не рыдай меня, мати, зряще во гробе!.. И затих, сразу заснул. Капитан, Виктор, мичман и Сережа вышли на крыльцо. Сели на ступенях. Долго, беспокойно молчали. Наконец заскрипели в сенях половицы. На крыльцо вышел Истома. Все поднялись, глядя на юношу.